1 гв. КТА. Интервью Рощина В.М.

       Послевоенная история 1 гвардейской Краснознаменной танковой армии

1991 - 1999 г.г.: Московский военный округ

  Александр Чудаков

ГВАРДИЯ НЕ СДАЕТСЯ, НО... УМИРАЕТ

Интервью В.М. Рощина корреспонденту газеты "РФ сегодня" 2002 г. № 7, 33-35 стр.

1 гв. краснознаменная танковая армия

 Легендарная Первая гвардейская танковая армия через десятилетия после Победы отброшена от Дрездена к Смоленску и уничтожена без единого выстрела.

 В Смоленске с городским освещением неважно, и поэтому приходится особенно осторожно пробираться по щербатым тротуарам, аккуратно обходя лужи и колдобины. А спутник мой, крепкий, кряжистый человек в простой плащевой куртке, помахивая авоськой, как говорят в народе, «прет как танк», уверенно и спокойно. Вот скрипнула дверь ночного магазинчика. В ярком прямоугольнике света шутливо, но вместе с тем уважительно, как дневальный на тумбочке, вытягивается хозяин. «Здравия желаю, товарищ генерал! Вам как обычно, полбатона и черный?..»

В этом смоленском микрорайоне его знают многие. Мой спутник — бывший и последний, двадцатый по счету, командующий Первой гвардейской танковой армией генерал-лейтенант Виктор Михайлович Рощин. Той самой легендарной, катуковской! Но теперь, увы, уже тоже бывшей.

Армия ушла в небытие без единого выстрела. В Великую Отечественную этого не удалось сделать ни одному из «танковых гениев» Третьего рейха — ни Готу, ни Клейсту, ни Гудериану...

«Товарищ Жуков, — прямо спросил Сталин накануне Московской битвы, — как вы думаете, мы сможем удержать Москву?» «Москву, безусловно, удержим, — последовал ответ, — но для этого я прошу из резервов Ставки 2—3 общевойсковые армии и хотя бы двести танков». — «Просимые вами армии уже разворачиваются в прифронтовой полосе. А вот танков для вас у меня пока нет». Эти слова Сталина вошли в историю Великой Отечественной.

Каждая новая «тридцатьчетверка» действительно была в.те страшные дни драгоценностью. И именно здесь, под Москвой, получила боевое крещение созданная тогда еще полковником, будущим легендарным маршалом танковых войск Михаилом Ефимовичем Катуковым Первая гвардейская танковая бригада.

Война — беспристрастный, порой жестокий пробный камень для воина. Неумолима и беспристрастна ее черно-белая палитра. Уходят в небытие дрогнувшие и отступившие, обретают новую мощь и славу выстоявшие и победившие. К последним относятся и гвардейцы Катукова. Освобождая родную землю, бригада с боями рвалась на запад, став сначала дивизией, потом корпусом и, наконец, Первой гвардейской танковой армией. Плечом к плечу с ней шли героические танкисты Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистрова, но золотую единицу на боевом Знамени вписала все-таки она, катуковская.

Это она, появляясь на направлении главного удара, свято выполняла завет Кутузова: «Гордитесь именем русских, ибо имя сие есть и будет Знамением Победы». Это ее «тридцатьчетверки» и «ИСы» громили гитлеровцев под Курском, форсировали Днепр, освобождали Украину, и под их гусеницы летели знамена знаменитых фашистских дивизий — «Викинг», «Мертвая голова», «Рейх», «Либенштандарт Адольф Гитлер». Это над ними, пролетавшими по дымившимся мостам через Днестр и Неман, словно простерлась с небес длань Александра Невского: «Идите и скажите, что Русь жива...»

— Святая истина: «Последний бой — он трудный самый», — говорит Виктор Михайлович, — этот бой как раз и случился на Зееловских высотах, в пригороде Берлина. В том страшном ночном бою армия потеряла шестьдесят пять процентов личного состава и техники и все-таки проломила  считавшуюся по всем военным канонам непреодолимой оборону немцев. А ведь это был не горестно-обреченный сорок первый... Это был победный апрель сорок пятого, и я представляю, как каждому хотелось дожить, выдержать эти последние несколько дней.

После Победы армия осталась в Восточной Германии, в Дрездене, заставляя считаться с самим фактом своего присутствия очень многие буйные головы на Западе. Все казалось незыблемым, основанным на века. Кто тогда мог подумать, что дойдет всего-то несколько десятилетий и во всем, касающемся ущемления интересов нашей страны, знаменитое жуковское «никак невозможно!» сменится холуйски-подобострастным «чего изволите-с?..»

Новые горбачевские друзья прежде всего «изволили», чтобы шестисоттысячная группировка советских войск возможно быстрее убралась из Восточной Германии. А что взамен? Туманные обещания о неких «адекватных шагах Запада». Но «западный воз», как говорится, и ныне там.

Бесконечные эшелоны танковых дивизий под аккомпанемент немецкого оркестра с известным дирижером навеселе уныло потянулись из далекой Саксонии на восток, в Россию. Местом постоянной дислокации Первой гвардейской танковой армии был определен Смоленск, вековой ключ-город, западный форпост России. Как тут не вспомнить: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!» Здесь бы, казалось, и врасти в землю, расправить бронированные крылья, встать неодолимым щитом на пути к столице! Ведь даже тогда, в девяносто четвертом, Первая гвардейская танковая армия представляла собой не силу — силищу: пять полнокровных дивизий, шестьдесят тысяч солдат и офицеров, тысячи новейших танков и пушек. Первый гром грянул в тот же год: армия перестала быть «танковой», став просто «Первой гвардейской». Кажется, вроде бы ничего существенного-то и не произошло, но люди сведущие сразу же увидели в этом Знак Беды. И не без основания: вскоре вместо пяти боевых дивизий остались три, да и те в полуразгромленном виде.

Начались военные реформы. Под звон бокалов фуршетного шампанского, под тихий скрип перьев на штабных картах и секретных соглашениях сдавались в пыльные музейные запасники боевые знамена, обильно политые кровью наших с вами отцов и дедов. И направлением невидимого, тайного главного удара против Российской армии стада ее самая славная, самая боеспособная составляющая — гвардия. Увы, слишком поздно мы вспомнили пророческие строки Тютчева: «Мечом Россию не сломить, но можно одолеть изменой».

Здесь, под Смоленском, да не просто под Смоленском, а в Ельне, городе, где родилась советская гвардия, по ней же был и нанесен один из первых «реформаторских ударов»: пала 144-я гвардейская Краснознаменная Ельнинская дивизия. Сейчас вместо нее существует некий аморфный мутант под названием «база хранения военной техники». Знаете, мне в этом видится что-то ритуально-мистическое: советскую гвардию стали уничтожать в том самом месте, где в 1941-м она родилась. А между прочим, в состав именно 144-й гвардейской входил полк, в котором воевал Александр Матросов, единственный в мире полк, носивший имя не кронпринца или императора, а рядового солдата...

Словно смерч пронесся над Смоленщиной. Еще совсем недавно дислоцированная здесь мощнейшая войсковая группировка перестала существовать. Расформированы Ракетная армия, 16-я воздушная. Исчезла со штабных карт и Первая гвардейская танковая. Генерал говорит об этом, до боли стискивая кулаки...

— Если поднять из могил ребят, заживо сгоревших в танках под Курском, на Сандомирском плацдарме, на Днепре, у Зееловских высот, то они, уверен, просто, по-солдатски набили бы морды тем, кто это сделал! Это как же нужно ненавидеть свою страну, свою историю, свою армию, чтобы пойти на такое...

Виктор Михайлович с солдатской прямолинейностью готов назвать я конкретных виновников гибели своей армии. Главным инициатором он считает бывшего командующего войсками Московского военного округа генерала Леонтия Кузнецова. Именно он на том, по мнению бывшего командарма, роковом заседании Военного Совета поставил на армии жирный крест. Чем руководствовался тогдашний командующий, до сих пор непонятно. Ведь осталась же, например, совершенно нетронутой дислоцированная в глубоком тылу, в Нижнем Новгороде, 22-я общевойсковая армия. Что это — глупость, невежество или?

— Факт есть факт, — с горечью констатирует генерал Рощин, — сегодня на Западном направлении Россия отброшена в семнадцатый век. Смоленск снова стал приграничным городом. Не надо забывать, что сейчас идет мощнейшая, зачастую подковерная политическая борьба за Белоруссию. Сегодня мы фактически единое государство, но кто даст гарантию, что завтра на смену лично мне очень импонирующему Александру Лукашенко не придет какой-нибудь удельный князек со вдруг пробудившимся «национальным самосознанием» и не пригласит по примеру некоторых наших бывших друзей да приятелей войска НАТО? В итоге натовские танки беспрепятственно выкатятся на рубеж в тридцати километрах от Смоленска. Чем защищаться будем, господа хорошие? Штабами, складами, базами хранения военной техники? До самой Москвы, да что там до Москвы, до самого Санкт-Петербурга у нас нет сегодня ни одного (!) стопроцентного боеспособного и отмобилизованного соединения! А ведь всего месяц назад те же американцы более чем прозрачно пригрозили нам своей ядерной дубиной.

В высоких штабах, где с рощинской горечью, а где и, чего греха таить, равнодушно, мне неизменно разъясняли, что гибель лучших частей и соединений Российской армии — следствие высшей политики. Их судьбы были предопределены во многом «доброй волей» «лучшего немца», который с панической спешкой, словно базарный вор, поназаключал со своими новыми западными друзьями соответствующие соглашения и договоры. Теперь натовские инспекторы с рачительностью хорошей хозяйки считают по головам российских солдат в каждом полку и батальоне и указывают, что и где нам дозволяется иметь. Мощные, исполненные боевого духа и славных традиций гвардейские части России в их планы, понятно, не вписываются. В европейской части России по вышеуказанным договорам мы можем иметь в основном безнадежную рухлядь, да и то, мягко говоря, весьма и весьма дозировано. Отодвинуть за Урал, чтобы хотя бы сохранись лучшие войска, оказываете тоже нельзя: ретивые перестройщики успели понаподписывать подобные соглашения с по-восточному мудрым и бдительным Китаем.

После Первой мировой войны страны Антанты милостиво разрешили иметь побежденной Германии из тяжелого вооружения лишь два (!) броневика, да и то для сугубо полицейских целей. Но ведь мы никаких капитуляций в компьенском лесу не подписывали!

«Хорошо, что удалось отстоять хоть 10-ю танковую дивизию...» — с обреченной горечью сказали мне офицеры-танкисты. Это ее, Десятую, ту самую, что в страшном июле сорок первого успешно контрнаступала под Бродами против танковых частей фон Клейста! Нам разрешили. Вдумайтесь, нам разрешили!

В какой стране мы живем? В банановой республике? И неужели ничему не учит пример разодранной на куски Югославии, нашего некогда по-настоящему искреннего союзника, союзника душой, сердцем, кровью?

Сегодня, как в древности на Руси, сотни, тысячи офицеров бьют в набат. Летят письма, рапорты, ходатайства в высочайшие инстанции.

— Так и напишите, — сказал Виктор Михайлович, — напомните всем, и друзьям и недругам, что Первая гвардейская танковая армия принимала участие в двенадцати стратегических сражениях и ни разу не потерпела поражения. Нам ли быть разгромленными канцелярскими бумагами?

...На гербе древнего Смоленска — сидящая на пушке сказочная птица Феникс, по преданию, восставшая из пепла.

«Гвардия умирает, но не сдается!» Этот гордый девиз известен, наверное, многим. Сегодня, как ни горько, гвардия не сдается, но... умирает. И так хочется верить, что однажды она, подобно Фениксу, восстанет из пепла.

Слово-то какое — «гвардия!»

 Александр Чудаков.