Воспоминания Еловацкого Петра Павловича командира артиллерийской батареи 19  гв. механизированной бригады

Я расскажу о Висло-Одерской операции, где погиб наш командир 19 бригады Липатенков. Уже к тому времени немцы начали производство фаустпатрон. Это такое оружие, которое пробивало любую броню, это взрыв направленного действия. И фаустпатрон мог выстрелить с груди, с плеча, от пояса, был прицел, можно было наводить его. Любое препятствие, любую броню, любую стену он разбивал.

И вот такой был момент. Мы выступали очень быстро. И под Лодзью наш танковый полк (оставалось 5 машин) проскочили через этот город внезапно. А в этой Лодзи в гарнизоне было много немецких войск и наши танки внезапно проскочили. Мы уже по тылам двигались, и они даже не ожидали нашего прихода. И потом, когда наши танки прошли, немцы привели себя в порядок, начали стрелять, слышно и артиллерийские выстрелы, видимо по танкам.

А я командовал артиллерийской батареей противотанковой, мы ехали за этими танками, и я несколько отстал. Когда я достиг железнодорожного переезда, немцы начали стрелять. Я остановился. Уже было к вечеру. Я остановился, думаю – оценю обстановку, я еще не знаю где чего там.

И вдруг подъезжает командирский танк Липатенкова, и спрашивает меня, как там. Я говорю, «Вы знаете, прошли наши танки. Я остановился, потому что начался отстрел, и я не стал рисковать, на верную гибель идти».

Там был командующий артиллерией бригады майор Зотов. Они были не в танках, а на танках.

А видно что по прямой дороге с третьего этажа строчит пулемет. Они говорят: давай поедем левее железной дороги налево. Я им говорю «Вы не рискуйте».

И они сели в танк. А они не танкисты, танкисты имеют навык, тренировку, когда подбивают танк, даже если они ранены, могут вылезти из танка и остаться живыми. А эти, командир бригады, может, когда то и были в танке, а не управлял.

Сели в танк, там тесно, Зотов, еще ординарец и еще человек 5 наверху на танке. И вдруг они пошли, въехали в город. и налево. И вдруг тишина. и слышу я голос «огонь», по-немецки. и вижу вспыхнул танк, горит танк.

Ординарец был здоровый Куценко, он сразу вытащил Зотова, командующего артиллерией — он погиб сразу. Липатенков был тяжело ранен, они его вытащили из танка, и буквально он на их глазах умер.

Вот там я впервые встретился с фаустпатронами.
В Берлине, когда мы форсировали Шпрее и вместе с 1 гвардейской бригадой захватили Темпельховский аэродром и шли по намеченным маршрутам, по улицам. Вы представляете, улицы там неширокие, развернуться танкам негде, и каждый дом справа и слева немцами был превращен в огневую точку.

И справа и слева у домов были штабеля фаустпатронов. Я будучи молодым, посмотрел, попробовал, пострелял, мне понравилось. Я несмотря на то, что командовал батареей, я сформировал группу пехотинцев, я им показал как стрелять, как действовать.

Я со своей батареей иду по улице, а дальше пройти нельзя – справа и слева обстреливают. Надо сначала обработать эти дома, обезвредить их, уничтожить там немецких солдат и огневые точки , а потом продвигаться вперед.

Я увлекся этими фаустпатронами, мне так понравились. И начал со своими ребятами по предположительным местам, где есть окно, в подвале амбразура, начали обрабатывать фаустпатронами. Обработаем, потом в этот дом заходим, штурмуем, проверяем, есть ли там немцы. Если есть – уничтожаем, несколько взяли пленных. И вот когда освободили этот участок – мы продвигались вперед.

И вот в одном месте мы форсировали канал, а канал уже был без воды. Берега были бетонированные, ровные. Там с двух сторон были швеллера, которые передвигались на роликах. Из швеллеров можно было сделать мост, а так было невозможно пройти. Глубина канал – метров 5—6, отвесные стены, без специального оборудования не перебраться.
Я сообразил, сдвинули швеллеры по ширине колеи и мы проскочили. На своем додже и на студебеккере. Проехали, форсировали этот канал. Нас стали обстреливать, мы развернули пушки, стали стрелять по местам, где были немцы.

И вдруг слышим с левой стороны «ура!», «ура!», «ура!» и выбегает большая группа женщин. Оказывается, там была крупная ткацкая фабрика, и наши женщины были туда угнаны и там работали. Они к нам подбежали, я им говорю – «девочки, здесь опасно, немцы стреляют». Такая встреча неожиданная была, очень трогательная.


Потом я говорю «девочки, скажите, пожалуйста, где здесь немцы, где укрепления». — «А вот там направо, там типа крепости, бойницы, там засели немцы». Я пострелял по этим местам, потом мы ворвались в эту крепость и стали ее прочесывать.

И вдруг мы обнаружили 30 человек наших русских—предателей, которые с августа 1941 года служили в гитлеровской армии. Причем, одни успели надеть нашу форму, наши сапоги, другие еще не успели. Но служебные книжки немецкие у них у всех были, там записано, с какого времени зачислен в немецкую армию.

Мы их обезоружили. Я их построил, стал стыдить, русскими словами, открытым текстом, подлецы и так далее. У меня ребята были молодые и старые, а эти предатели были все как на подбор — полные, упитанные. Я построил свою батарею, говорю «посмотрите вот ваши отцы (у меня бойцы были в возрасте, годились им в отцы) они проливали кровь, чтобы защитить родину, освободить от немцев». Я им предлагаю «сейчас я имею право вас расстрелять, но зачем. Вы здоровые, вы должны строить разрушенные села, города. Что с вами сделать?». Разговоров было много, я их стыдил, срамил. Я выделил двух солдат и их отвели в штаб.

В это время ко мне прибегает знакомый танкист и говорит, « слушай, помоги нам преодолеть препятствие». Там проходила железная дорога, а под железной дорогой - шоссейная. Под железной дорогой немцы поставили поперек три вагона с металлоломом, чтобы не прошли наши танки. «Помоги, - наша задача по ту сторону железной дороги по улице наступать».

И вот я с замом по строевой, покойным Иван Семеновичем Зарубовым, мы начали из фаустпатронов пробивать брешь в этих вагонах. До вагонов было метров 150—200. Как выстрелишь – четверть вагона разлетается. И минут за 5—10 разбили весь этот завал. И ребята танкисты поехали на ту сторону дороги.

Я в азарте, а фаустпатрон — опасное оружие. Это труба, с одной стороны снаряд, а с другой из нее вылетает пламя. Я прижал фаустпатрон к себе и буквально вырвало кусок из шинели, я мог погибнуть.

Дальше мы наступали и уже подходили к Тиргартену, 29 или 30 апреля. Оставалось метров 500—600 до окончания войны. А моя батарея все время была впереди. До этого я был в батальоне с 45-мм орудиями, у меня к тому времени был большой боевой опыт, смекалка. И здесь командир дивизиона на опасные места направлял меня, я не возражал. А другие ребята ненадежно воевали.

Я со своей группой прочесывал здание. Приехал командующий артиллерий бригады и говорит «как ты», «сколько у тебя потерь». Я говорю «я потерял уже человек 13 ранеными». Он говорит «ну, тебе пора отдохнуть».

Он сказал «мы тебя представляем на звание Героя Советского Союза, ты зачислен на Парад Победы, будешь в Москве и можешь остаться и поехать в Академию». А меня представляли на Героя еще до Висло-Одерской операции, но не прошло представление. Всего наградили 5 человек, в основном танкистов, а я – артиллерист.

Я обрадовался. Он сказал «отдохни, пусть тебя заменит Вылетов (?) или Завадский, другие командиры батарей». Я говорю «хорошо» - я непрерывно в боях, а остальные командиры батальона за мной шли, вели более легкий образ жизни.

Я послал своих разведчиков Борисова и Александрова в те батареи, что бы нас сменили. Разведчики вернулись, говорят «мы не могла их разбудить». Я думаю, что бы их не подводить – пойду сам. И пошел сам и буквально через полчаса меня тяжело ранило из фаустпатрона. 13 ранений в голову, легкие, руки, ноги. И поэтому Парад Победы проспал, хорошо хоть я остался жив. Вот такая судьба.

Я пролежал в госпитале 6 месяцев и вернулся опять в свою часть. О войне уже стали забывать, я даже не вспомнил о своих наградах. Мне ребята говорят «тебя представляли на Героя», а командир дивизиона, он был не очень внимательный, он говорит «вроде оформляли». Я и замолчал.

У меня был в батарее командир четвертого орудия Садыков. Когда нужно было представлять к наградам – я его представлял. Он был толковый, собранный. Не выпивал, степенный, скромный. Я его, как и других, представлял к наградам. И все время получается, что вместо ордена ему – медаль. Мне обидно, у меня 4 командира орудия, остальным — всем нормально, а ему медаль. И в этот раз думаю, представлю его к Герою, наверняка – и, представляете, ему присвоили. Мне сказали «ты сам это сделал».

И вот получилось, таким образом, вот он в списках Герое Советского Союза здесь, в музее школы.

П.П. Еловацкий
Запись сделана на встрече ветеранов 1 гвардейской танковой армии
в московской школе № 86 29 октября 2010 года.