СОДЕРЖАНИЕ

«ДАЕШЬ БЕРЛИН!»

Раннее утро. А в лагере бурлит жизнь. Парторг роты лейтенант В. С. Муляр, вдыхая чистый прохладный воздух, широко шагает туда, где между высокими соснами, поблескивая свежей краской в веселых лучах апрельского солнца, стоят боевые машины. Возле них трудятся члены экипажей.

Парторг подошел, поздоровался. Не прерывая работы, танкисты ответили ему улыбками.

Муляр внимательно осмотрел свою машину и остался доволен тем, как ее готовят. Все, что нужно, проверено, изношенные детали заменены. Сейчас идет проверка ходовой части.

Прежде чем приступить к работе, парторг обошел все машины роты, посмотрел, как трудятся танкисты, послушал, о чем говорят. Смеются, шутят. У всех отличное настроение. «Радуются ребята. Понимают, что впереди последний решительный бой — наступление на Берлин», — подумал лейтенант. Да разве только они! Все в бригаде, как только прибыли в этот лес неподалеку от небольшого города Борхов и расположились лагерем, с нетерпением ждут приказа. Когда командир бригады распорядился заниматься боевой подготовкой и готовить к бою матчасть, некоторые отнеслись к этому без энтузиазма. Но это в большинстве своем молодые солдаты. Фронтовики же понимают, как важно лишний раз на ящике с песком проиграть предстоящую задачу и проверить в танке все до последнего винтика.

Помогая своему экипажу обслуживать машину, наблюдая за тем, как идут дела возле других танков, лейтенант Муляр думал о событиях последних дней. Вспомнил о комсомольском собрании бригады, которое было [134] проведено в эти горячие дни подготовки к штурму Берлина. Готовил его помощник начальника политотдела по комсомольской работе Михаил Бутурлов, человек с огоньком. Много интересных дел по его инициативе успели провести комсомольцы бригады, готовясь к боям за Берлин.

Весь день парторг работал возле своей машины, а каждую свободную минуту использовал для того, чтобы поговорить с танкистами о предстоящих боях. В один из перерывов рассказал им о собрании партийного актива бригады. Повестка дня — «Задачи партийных организаций в предстоящих боях за Берлин». Горячо, страстно говорили представители партийных организаций батальонов о том, какое им предстоит великое дело — участвовать в окончательном сокрушении врага в Берлине. Все гордились этой исторической миссией.

Хорошо сказал в своем выступлении Герой Советского Союза лейтенант Григорий Аркадьевич Виноградов:
— Заверяю партийный актив, что с честью выполню оказанное мне доверие. К боям за Берлин полностью готов и я, и взвод, которым командую.

Настроение танкистов выразил и командир роты старший лейтенант Бахмаров:
— Наступил долгожданный день. Клянусь беспощадно крушить врага!

Большую работу вели все коммунисты бригады. Они стремились так настроить людей, чтобы слова боевого приказа, который все с нетерпением ждали, как искры воспламенили бы сердца танкистов. Все было подчинено этой цели: и приезд генерал-полковника М. Е. Катукова, вручившего бригаде за участие в Померанской операции орден Суворова, и митинги, прошедшие в батальонах после награждения, и партийные собрания, на которых лучших воинов принимали в партию...

Памятным событием для гвардейцев стал приезд Михаила Ефимовича Катукова.

Для встречи командарма полковник Гусаковский выстроил бригаду на просеке соснового леса.

Когда появилась группа генералов и офицеров во главе с М. Е. Катуковым, командир бригады подал команду «Смирно». Стало так тихо, что передние шеренги услышали перезвон орденов и медалей на груди у приближающихся командиров. [135]

Полковник Гусаковский подошел с рапортом к Катукову.

На командарма, на его две Золотые Звезды и покрывающие грудь многочисленные ордена и медали с восторгом смотрели все стоящие в строю: и ветераны, и молодые солдаты из пополнения, совсем недавно прибывшие из далекого Нижнего Тагила.

Катуков, приняв рапорт и поздоровавшись с гвардейцами, зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 44-й гвардейской танковой бригады орденом Суворова и, прикрепив новую награду на алый гвардейский стяг, сказал:
— Поздравляю вас с правительственной наградой. Желаю вам в предстоящих боях быть мужественными и беспощадными к врагу.

Трижды прогремело «ура». Командарм улыбнулся и продолжал:
— И еще с одним знаменательным событием хочу поздравить вас, товарищи. Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии полковник Гусаковский награжден второй медалью «Золотая Звезда». Отныне ваш командир — дважды Герой Советского Союза!

Генерал Катуков вручил ордена и медали награжденным танкистам.

Хороший это был день. Но едва уехал командарм и те, кто его сопровождал, праздничное настроение сменилось деловой озабоченностью. Танкисты снова пошли в парк, к машинам.

Вечером, когда стемнело и возле машин работать было уже нельзя, комбриг и начальник политотдела собрали офицеров в «клубе» — так называли большую брезентовую палатку, установленную на поляне.

— Мы созвали вас затем, — сказал командир бригады, — чтобы обсудить задачи по подготовке к предстоящим боям.

Совещание проходило очень активно. Офицеры докладывали о том, что уже сделано по подготовке к штурму Берлина, вносили предложения.

Вот поднялся заместитель командира 2-го батальона по политической части капитан Илья Егорович Дранченко.
— Надо, — сказал он, — чтобы каждый батальон имел знамя, которое он должен водрузить на одном из важнейших административных зданий вражеской столицы. [136]
— Я не против, — сказал командир бригады и, обернувшись к Помазневу, спросил:
— А что думаете вы?
— Дранченко прав: пусть батальоны имеют свои знамена, — ответил Помазнев.

Перед самым наступлением на танках 44-й бригады рядом со ставшими традиционными дарственными надписями монгольских трудящихся появились новые: «На Берлин!», «Путь домой — через Берлин», «Даешь Берлин!»

За полмесяца, что провели в лесном лагере, почти в каждый экипаж пришли новички. Предстоящие бои были для них серьезным испытанием. И это учитывали коммунисты.
Очень многое было сделано, в частности в 3-м батальоне. Командир капитан Павел Васильевич Деркач, замполит капитан Николай Федосеевич Бакин, парторг лейтенант Иван Петрович Петров уже самую встречу молодого пополнения постарались организовать так, чтобы она каждому новичку запала в сердце.

Особенно поразило молодых танкистов торжественное построение. Они смотрели на тех, с кем вместе завтра придется идти в бой. Шутка ли — у каждого на груди по три-четыре ордена, медали!

На торжественном построении присутствовал полковник Гусаковский. Молодые воины жадно ловили каждое его слово. Комбриг говорил о замечательных традициях батальона, о том, что долг каждого вступающего в гвардейскую семью — бережно хранить их и умножать.

Сердечно встретил пополнение комсорг батальона младший лейтенант Черняк. Особенно понравился ему экипаж младшего лейтенанта Шевцова. И механик-водитель старший сержант Семиколенов, и командир орудия сержант Сарапят, и заряжающий сержант Сарычев до того, как прибыли в бригаду, успели понюхать пороху. Интересно было с ними поговорить. Рассказали, как получали на заводе в Нижнем Тагиле свою тридцатьчетверку, как на митинге рабочие наказывали беспощадно громить врага.

— Вы, ребята, можете гордиться. В батальон вы попали замечательный, — сказал комсорг и начал рассказывать о последних боях.

В первую очередь, конечно, о бывшем командире [137] Герое Советского Союза майоре Карабанове. Потом о капитане Деркаче. Фронтовик, отважный, грамотный офицер. С таким в любой бой не страшно идти...

В оставшиеся до начала наступления дни активно велась пропаганда боевых традиций батальона среди пополнения. Комсомольцы-активисты выступали с беседами о боевом пути бригады. В подразделениях изучались памятки танкистам, в которых обобщался боевой опыт, давались конкретные советы о действиях в предстоящих боях.
Наконец был получен приказ на марш.

Решили провести комсомольское собрание. С докладом выступил начальник политотдела бригады подполковник В. Т. Помазнев. Он рассказал о предстоящих боях, о трудной и ответственной задаче, поставленной командованием перед батальоном, и призвал участников собрания бить врага, не щадя ни крови, ни жизни своей. После этого начальник политотдела вручил новые комсомольские значки.

Первому комсомольский значок был вручен младшему лейтенанту Черняку.
— Я уверен, — сказал комсорг, — что все мы будем с честью носить эти значки, приумножим славу нашего батальона в предстоящих боях.

Такую клятву дали все комсомольцы.

14 апреля в 19 часов бригада вместе с приданным ей 1454-м самоходно-артиллерийским полком выступила из лесного лагеря и, совершив марш, к 2 часам 15-го сосредоточилась в выжидательном районе.

Танкистам было зачитано обращение Военного совета 1-го Белорусского фронта.

Торжественно и грозно звучали слова:
«Славой наших побед, потом и своей кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова сурового приговора нашего народа гитлеровским захватчикам.
За нашу Советскую Родину — вперед на Берлин!»

Это пламенное обращение читали и горячо обсуждали во всех экипажах.

Снова команда «Моторы!». В 19 часов бригада выступила из выжидательного района и после шестичасового марша переправилась через Одер. Ей были приданы 1454-й самоходно-артиллерийский полк, 53-й отдельный гвардейский минометный дивизион, 1018-й зенитно-артиллерийский [138] полк и две саперные роты 17-й инженерной бригады.

44-я гвардейская танковая бригада имела задачу вместе с приданными ей частями утром 16 марта, с началом атаки 8-й гвардейской армии, двигаться в направлении на Зеелов, вслед за боевыми порядками первых эшелонов наступающих; как только пехота достигнет рубежа Гузов, Зеелов, Фридерсдорф, войти в прорыв на участке Зеелов, Фридерсдорф и наступать в передовом отряде 11-го гвардейского танкового корпуса.

3-й батальон прибыл в исходный для наступления район в час ночи. И хотя надо было еще замаскировать машины и дать людям возможность хоть немного поспать перед боем, капитан Бакин, лейтенант Петров и младший лейтенант Черняк нашли немного времени для партийных и комсомольских дел. Вначале накоротке собрались партийные активисты, потом пришли на несколько минут комсорги рот. Каждому было конкретно сказано, что надо делать завтра в бою.

Затем все легли спать. Лишь часовые стояли возле машин, молчаливые и настороженные...

Сержант Сарапят проснулся от грохота. Первая мысль была: «Гроза». Потянул на себя брезент, устраиваясь поудобнее. Вот-вот забарабанят по толстому брезенту дождевые капли.

Но что это? Не слышно, чтобы дождь шел, а грохот все сильнее, все оглушительнее.

Откинув брезент, Сарапят вскочил — и остановился, завороженный: в небе то появлялись, то исчезали огненные сполохи. Говорили «катюши».

Подошел командир орудия с соседней машины старший сержант Аркадий Перевозчиков, тоже, как и Сарапят, из пополнения.
— Смотришь? — спросил он. — Ну как, здорово «катюши» играют?

Через минуту весь батальон уже был на ногах. Занималось утро 16 апреля 1945 года.

Когда совсем рассвело, комсорг собрал новичков, многие из которых первый раз должны были идти в бой. Настроение у всех бодрое. Вот механик-водитель Сорхунов передает аккуратно сложенный листок.

— «В день, когда мы идем штурмовать Берлин, [139] — громко читает комсорг, — я хочу стать членом ВЛКСМ. Если погибну, прошу считать меня комсомольцем».
Оказывается, это заветное желание и многих других танкистов. Они тоже подготовили заявления. Их больше двух десятков. Черняк бережно расправляет исписанные разным почерком листочки и прячет в полевую сумку.

После артиллерийской подготовки, продолжавшейся полтора часа, боевые порядки противника основательно обработала авиация. И все же, когда части 8-й гвардейской армии пошли в атаку, им удалось прорваться только через первую полосу обороны противника. Встретив упорное сопротивление на рубеже 2 километра восточнее Зеелова, 1,5 километра восточнее Людвигслуста, они остановились и в течение дня вели упорные бои, отбивая на подступах ко второму оборонительному рубежу контратаки танков и пехоты противника.

44-я гвардейская танковая бригада вошла в прорыв, имея в головном отряде 3-й батальон.

Первой двинулась разведка головного отряда. Командовал ею лейтенант Г. Виноградов.

Машина капитана Деркача все время держала с ним связь. Радист старшина П. Евлентьев внимательно вслушивался в эфир, повторяя все, что удавалась разобрать, комбату.
Наконец Евлентьев уловил голос Виноградова, докладывавшего обстановку:

— Идем вперед. Пока противника не видно.
И вдруг почти сразу же вслед за этим:
— Вижу гадов... Уничтожить! По танкам — огонь!

Подробности этого боя в батальоне узнали уже после взятия Зеелова. Возглавляемая Виноградовым разведка наскочила на танковую засаду — несколько «тигров».

Силы были неравные. Но взвод Виноградова принял бой. В первые минуты командирская машина метров с двухсот подбила один «тигр», потом другой. Но и ее взяли на прицел. Получив пробоину, танк Виноградова загорелся, а сам офицер был тяжело ранен. Танкисты на руках отнесли его в медсанбат. Командование разведчиками принял Герой Советского Союза лейтенант И. X. Кравченко.

Достигнув безымянного ручья в 2,5 километра восточнее Зеелова, 44-я бригада остановилась и в течение нескольких часов вела тяжелый огневой бой. [140]

Оборона под Зееловом была у противника прочной — рвы, минные поля, надолбы. Рота старшего лейтенанта К. Никонова получила приказ взять укрепленную высоту перед городом.

Перед атакой в роту пришел заместитель командира батальона по политической части капитан Н. Ф. Бакин. Он собрал коммунистов и комсомольцев.

Беседа длилась недолго. Затем капитан Бакин, зная, что до сигнала атаки остается лишь несколько минут, молча пошел к машине, которая должна была идти первой, и занял место механика-водителя.

Не так-то просто оказалось сбить противника с высоты. О том, какой напряженной была схватка и с каким замечательным мастерством дралась рота, говорит ее боевой счет в этом бою: 8 танков, 3 зенитные батареи и около 100 вражеских солдат и офицеров.

При взятии высоты отличились многие, в том числе и экипаж младшего лейтенанта Шевцова.

Когда бой закончился, сержант Сарапят откинул люк и выглянул из танка глотнуть свежего воздуха. От остановившейся неподалеку машины подбежал старший сержант Перевозчиков.
— Ну как дела, Сарапят?
— Жарко было. Всего пять осколочных осталось...

Подвезли боеприпасы. Через несколько минут все уже работали, загружая снаряды. И в этот момент гитлеровцы открыли плотный огонь.

Тяжело ухнул взрыв, и свечкой вспыхнула наша машина. К ней сразу же бросились находившиеся неподалеку десантники и начали забрасывать пламя песком.

Экипаж из машины вытащили сразу. Трое почти не пострадали. Только старший сержант Перевозчиков был тяжело ранен в голову и через несколько минут скончался на руках у товарищей.

Тяжело переживали в батальоне эту потерю.

Вскоре враг полез со всех сторон на высоту, пытаясь вернуть ее. Сержант Сарапят почувствовал запах дыма, но продолжал стрелять. Подумал об опасности лишь в тот момент, когда в наушниках раздался голос механика-водителя старшего сержанта Семиколенова:
— Горим!

Командир танка приказал покинуть машину.

Семиколенов остался на своем месте, за рычагами [141] управления, стараясь вывести танк из-под обстрела. Это ему не удалось. Тогда экипаж стал забрасывать горящую машину землей и песком, не обращая внимания на пули и осколки от разрывающихся неподалеку снарядов. Танкисты всеми силами старались спасти машину и в конце концов потушили пламя.

Бои за Зеелов принимали все более затяжной характер. Город был совсем рядом, до него оставалось, если верить немецкому дорожному указателю, всего 2,5 километра. Но все попытки взять его оказывались безуспешными.

В основном вражеские укрепления штурмовали подразделения 27-й гвардейской мотострелковой бригады и 57-й гвардейской стрелковой дивизии. Активно действовал и моторизованный батальон автоматчиков бригады. Кое-где ему удавалось добиться успеха.

Рота под командованием старшего лейтенанта Хабибулы Рузиева 17 апреля смелой атакой выбила противника с занимаемого рубежа.

Очень инициативно и напористо действовало отделение, которым командовал коммунист старшина Иван Иванович Артемов. Старшина заметил в каменном доме фаустников, поджидавших наши танки. Он подполз по-пластунски к окну и ударил из фаустпатрона. Не успел рассеяться дым от взрыва, как герой-автоматчик был уже в комнате, где находились гитлеровцы, и стал расстреливать их из автомата.

Большую активность проявляли разведчики. Одному из них — сержанту Вениамину Григорьевичу Смирнову было приказано разведать вражескую огневую точку, которая сильно мешала продвижению нашей пехоты. Было непонятно, кто ведет огонь. Полевое орудие? Самоходка? Или, может быть, закопанный танк?

Сержант скрытно подобрался к месту, откуда раздавались выстрелы, и увидел, что это действительно закопанный танк противника. Когда разведчик стал уточнять местоположение бронированной машины, гитлеровцы заметили его и открыли огонь. Смирнов не растерялся. Смело приняв бой, он убил трех гитлеровцев. Вернувшись в свое подразделение, сержант указал точное расположение вражеского танка, который вскоре был уничтожен.

Активный поиск вели в районе Зеелова разведчики роты управления бригады. И часто добивались успеха. [142] Например, сержант Григорий Дмитриевич Чернов обнаружил замаскированную батарею противника, которая затем была уничтожена.

Большое мужество проявил ефрейтор Николай Иванович Шашков. Будучи в головном дозоре, он при разведке обочины дороги заметил группу гитлеровцев. Зашел к ним с тыла, используя складки местности, и открыл огонь. В результате двух вражеских солдат уничтожил, а девять взял в плен. Главное, что помогло Шашкову в этом нелегком единоборстве, — его удивительное спокойствие и присутствие духа. Он действовал неторопливо, но решительно и смело.

Разведчик роты управления сержант Василий Иванович Кузьмин, находясь в дозоре, встретил колонну немецких автомашин и открыл огонь. Среди гитлеровцев началась паника. Они разбежались, оставив на дороге две машины и четырех убитых.

Много дел было у саперов роты управления бригады. Рискуя жизнью, они разминировали мосты и дороги, по которым шли в атаку танки. Именно этим занимался на подступах к Зеелову коммунист старший сержант Андрей Ефимович Тепляков. Особенно трудно пришлось ему при разминировании моста. Противник вел огонь. Да к тому же мины были установлены с ловушкой. Но сапер справился. Помогло хладнокровие и отличное знание своего дела.

Надежно прикрывали с воздуха танкистов и автоматчиков, штурмующих Зееловские высоты, зенитчики. О том, какие это были мастера своего дела, можно судить по дошедшим до нас сведениям о командире зенитных установок старшем сержанте Сергее Александровиче Оленичеве. Когда на 3-й батальон пикировали бомбардировщики, он сбил два самолета «Фокке-Вульф-190».

Но все это были частные успехи. Зеелов держался, и было видно, что одной пехотой ничего не удастся сделать, потому что слишком сильным было огневое сопротивление. А танки наши не имели возможности пойти на штурм города. Единственно, что они могли сделать для оказания помощи пехоте, это, стреляя из орудий с места, постараться подавить огневые точки, мешавшие продвижению наших стрелков и автоматчиков.

В этой обстановке полковник Гусаковский принял решение повернуть бригаду влево и наступать по маршруту [143] Людвигслуст, Фридерсдорф. Только так, штурмуя Зеелов не с востока, а с юга, он мог оказать помощь частям 27-й гвардейской мотострелковой бригады и 57-й гвардейской стрелковой дивизии.

16 апреля к 18 часам после короткой, но яростной схватки танкисты овладели сильно укрепленным населенным пунктом Людвигслуст.

Основную задачу выполнял 3-й батальон. Его атака была дружной. В машине, первой ворвавшейся на улицу деревни, находился заместитель командира по политической части капитан Бакин.

Очень помог танкистам в момент штурма Людвигслуста командир саперного взвода роты управления бригады младший лейтенант Николай Петрович Борисов. Еще когда готовились к атаке, он заметил три дзота, которые своим огнем могли сорвать наступление. Борисов решил блокировать их. Взяв с собой отделение саперов, он переполз через железнодорожную линию и забросал дзоты гранатами.

После взятия Людвигслуста продвижение приостановилось. Путь танкам преградил взорванный железнодорожный мост.

На всех участках гитлеровцы усилили сопротивление. Особенно на высоте 53,2 и в районе населенного пункта Фридерсдорф.

Бригада закрепилась. И сразу же в разных направлениях ушли вперед разведчики, началась расчистка завала от взорванного моста и путей подхода к нему.

Сильно мешал своим огнем закопанный немецкий танк. Место его расположения никак не удавалось точно засечь. Это было поручено сделать разведчику из батальона автоматчиков бригады рядовому Валентину Павловичу Пономареву.

Пономарев по-пластунски полз по склону высоты. Вдруг до него донеслись голоса вражеских солдат. Прислушался и понял: корректируют огонь того танка, который он разыскивает.

Пономарев подполз ближе и увидел в траншее двух солдат — разведчика-наблюдателя и телефониста. Действуя решительно и быстро, он заставил их сдаться в плен.
Однако в тот момент, когда они подняли руки, экипаж вражеского танка, почувствовав, что в траншее что-то неладно, ударил по ней из пулемета. Пономарев был ранен, [144] но даже виду не подал. Он был рад, что танк этой очередью выдал себя.

Через некоторое время автоматчик Пономарев, сдав обоих военнопленных, докладывал командиру о выполнении задания.

Пока шла разведка, командир бригады и штаб уточняли взаимодействие с командирами 27-й гвардейской мотострелковой бригады и 57-й гвардейской стрелковой дивизии.
И вот после получасовой артиллерийской подготовки бригада совместно с пехотой пошла в атаку на Фридерсдорф.

В решающий момент штурма отличился 3-й батальон. Перед атакой заместитель командира по политчасти капитан Н. Ф. Бакин и парторг лейтенант И. П. Петров собрали накоротке коммунистов. Говорили просто: надо быть в первых рядах во время штурма. О том, как дрались коммунисты, ярко видно на примере командира танка лейтенанта Шадибека Насурлаева. Схватившись один на один с «тигром», он уничтожил фашистского бронированного хищника. Отлично действовали механики-водители старшие сержанты Павел Михайлович Антонихин и Владимир Николаевич Кузьмин.

Фридерсдорф был взят, но противник быстро опомнился, подтянул резервы, в том числе танки, и начал предпринимать яростные попытки отбить населенный пункт. Жарко пришлось 44-й бригаде. Лишь за три часа, с 12 до 15-ти, были отражены четыре вражеские атаки, причем каждый раз гитлеровцы бросали в бой по 20— 25 машин.
Тогда противник, решив, что под Фридерсдорфом наносится главный удар, снял часть войск из-под Зеелова и подтянул их сюда. Этим сразу же воспользовалось командование 8-й гвардейской армии. В результате решительной атаки Зеелов был взят.

Теперь 44-я бригада имела полную возможность повернуть на свой прежний маршрут. И через Зеелов двинулась в направлении Мюнхеберга.
Фашисты сопротивлялись с фанатизмом обреченных. Бригада продвигалась медленно.

Упорные бои завязались возле деревни Герльсдорф. Первой вступила в соприкосновение с противником головная походная застава, выделенная от 3-го батальона, [145] действовавшего в качестве передового отряда. В ней находился парторг лейтенант И. П. Петров, после ранения замполита под Фридерсдорфом принявший на себя его обязанности.

В головной походной заставе в основном были танки взвода, которым командовал лейтенант Александр Александрович Коломенский. Офицер погиб на улицах этой деревушки, совсем немного не дойдя до Берлина.

Вслед за передовым отрядом шел батальон майора Пинского. Он вовремя оказался на месте, когда передовой отряд и пехота завязали бой. Противник, растерявшийся в первую минуту, вскоре оправился и даже пытался на одном из участков организовать контратаку. Но наши танкисты были начеку. Один только командир орудия старший сержант Иван Антонович Ишутин огнем из своего танка разбил 3 противотанковые пушки, поджег 2 автомашины и расстрелял из пулемета до 40 солдат и офицеров противника.
Однако вслед за этой контратакой началась вторая, потом третья. Танкисты 2-го батальона, отбивая их, проявили большую стойкость.

Как и в батальоне Деркача, вместе с ними на линии огня был парторг — лейтенант Никифор Михайлович Пидченко. Он тоже заменил раненого замполита. Во время одной, особенно яростной, контратаки офицеру пришлось взяться за автомат, а потом лечь за пулемет Дегтярева. Ведя меткий огонь, он уничтожил 12 солдат и офицеров противника.
Ну и, конечно, взятие Герльсдорфа, успешное отражение контратак было бы невозможно без дерзкой отваги десантников из батальона автоматчиков.

В один из критических моментов атаки на Герльсдорф по отделению сержанта Владимира Николаевича Квасова, которое очищало улицу от фаустников, ударил пулемет. Командир отделения приказал своим подчиненным продолжать выполнение задачи, а сам подобрался к вражеским траншеям и забросал гранатами огневую точку. В этот момент сержант заметил, как на одного из наших офицеров напали несколько гитлеровцев. Рискуя жизнью, Квасов вступил с ними в рукопашную схватку и спас офицеру жизнь.

И еще одна деревушка на тяжелом пути к Берлину запомнилась танкистам и автоматчикам по ожесточенному [146] характеру завязавшихся за нее боев — Янсфельде. Ее брали 3-й батальон и десантники из батальона автоматчиков. Первыми героями этого боя были парторги обоих подразделений — лейтенант И. П. Петров и старшина Ф. Д. Седов.
В Янсфельде наши танки ворвались с ходу. Прошли сразу до самого центра. И когда танкистам казалось, что все уже кончено, гитлеровцы открыли ураганный огонь. Серьезную опасность для танков представляли фаустники.

В дело вступили автоматчики. Проверяя каждый дом, они выбивали с чердаков и верхних этажей притаившихся солдат с фаустпатронами. Одной из групп командовал парторг старшина Седов. Он очистил три дома, в которых было уничтожено большое количество фаустников и автоматчиков противника.

Шаг за шагом, тесня противника, 44-я гвардейская танковая бригада головным отрядом (батальон Пинского) 19 апреля достигла восточной окраины Мюнхеберга, перерезав дорогу, связывающую этот город с Берлином.

Пинский приказал внимательно наблюдать за дорогой: может быть, удастся взять «языка». Через некоторое время показался мотоциклист, на бешеной скорости мчавшийся в Берлин. Его захватили. Это оказался связной.

Содержание пакета, который он вез, не оставляло сомнений в том, что Мюнхеберг обороняют подразделения недавно подошедшей моторизованной дивизии «Рейх». Медлить нельзя, надо атаковать, пока гитлеровцы не знают, что наши танки уже так близко. Командир бригады одобрил инициативу Пинского, и тот, собрав командиров рот, поставил перед ними задачу.

Но атака не увенчалась успехом. Слишком сильным оказался гарнизон. Правда, танки ворвались в расположение противника и, утюжа его траншеи, уничтожили около сорока гитлеровцев, бронетранспортер и два противотанковых орудия. Но все-таки пришлось отойти, оставив на поле боя две горящие машины. Раненых членов экипажей удалось спасти.

Полковник Гусаковский, узнав о неудаче, приказал бригаде отойти в рощу западнее Янсфельде, привести в порядок технику и выслать разведку с задачей найти пути обхода.
Все оставшиеся танки свели в один батальон под командованием майора Пинского. [147]

Разведчики установили, что южнее Мюнхеберга сил у противника намного меньше. Значит, именно здесь надо атаковать. И бригада двинулась в обход, в направлении Эггерсдорф, Кинбаум.

В ночь на 20 апреля был взят населенный пункт Кинбаум, а на следующий день, после того как навели переправу через безымянную речушку, танки и десантники бригады заняли Рюдерсдорф. Полковник Гусаковский приказал продолжать наступление на северную окраину Калькберге с целью захвата переправы восточнее Тасдорфа. Но бригада встретила сильное огневое сопротивление и, потеряв три танка, закрепилась в северной части Рюдерсдорфа, ведя огневой бой танками и самоходками.

Эта вынужденная остановка была недолгой. Приданные бригаде самоходки произвели артиллерийский налет, и в 17 часов 21 апреля танкисты снова начали наступление. Уже через час они захватили переправу восточнее Тасдорфа, а вслед за этим очистили от противника и весь населенный пункт.

В этом бою был тяжело ранен заместитель командира батальона по строевой части, командовавший передовым отрядом. Его заменил замполит капитан И. Г.. Дранченко. Он не только умело руководил действиями танкистов, но и сам уничтожил танк, 3 зенитных орудия и до 40 солдат и офицеров противника.
Ночь на 22-е прошла в тяжелых боях. Танкистам пришлось действовать в лесу и на улицах населенных пунктов Фогельсдорф, Дальвиц и других.
Утром передовой отряд подошел к деревне Калькберге.

Разведка установила, что мост, по которому должны пройти танки, заминирован. Его нужно было захватить целым и невредимым. Сделать это командир бригады поручил роте старшего лейтенанта Бахмарова.

Выход был один: дерзкая, ошеломляющая, стремительная атака, такая, чтобы противник опомниться не успел. И она удалась, несмотря на плотный артиллерийский огонь. Было уничтожено: зенитная батарея, 3 полевых орудия, танк и до 30 солдат и офицеров противника; взято в плен 50 гитлеровцев; захвачена колонна автомашин с военным имуществом.

Этой операцией Бахмаров руководил уже будучи раненным. Он продолжал воевать, отказавшись идти в госпиталь. [148]

В 7 часов 22 апреля 44-я гвардейская танковая бригада с боем ворвалась на восточную окраину Уленхорста — пригорода Берлина.

Первой шла машина командира танкового взвода лейтенанта Аверьянова. Все эти дни он был в передовом отряде. Там, где прошел взвод Аверьянова, остались догорать вражеская самоходка и 2 бронетранспортера. Были раздавлены гусеницами и уничтожены огнем несколько зенитных орудий и около 150 фашистских солдат и офицеров; захвачено 3 орудия, 8 автомашин с грузами и взято в плен более 100 гитлеровцев.

И вот передовой отряд — на улицах пригорода Берлина. На броне, как всегда, десантники. Среди них комсорг батальона автоматчиков младший лейтенант Сергей Захарович Савицкий.

Командирская машина выскочила на площадь. Аверьянов в поле зрения прицела увидел высокий, массивные здания и сразу вспомнил о Знамени, которое ему перед боем вручил парторг батальона старшина Федор Дмитриевич Седов, сказав:

— Водрузишь на крыше первого административного здания Берлина.

Но может быть, в этом огромном доме есть фашисты? Надо проверить. Аверьянов сделал несколько пробных выстрелов из орудия и пулемета. Потом приказал открыть огонь всему взводу. На огонь никто не ответил. Открыв люк, лейтенант выскочил на броню. В одной руке он держал Знамя, в другой — пистолет.

Через несколько минут над крышей, крепко-накрепко привязанное к трубе, полыхало под лучами веселого апрельского солнца алое полотнище.

Вскоре танкисты овладели узлом железных дорог в южной части Уленхорста, но натолкнулись здесь на сильное сопротивление танковых, артиллерийских и пехотных подразделений противника, которые, используя канал, пытались задержать продвижение бригады. Комбриг приказал остановиться, закрепиться и организовать разведку.
Для усиления боевых порядков бригады командир корпуса прислал в распоряжение полковника Гусаковского 399-й самоходно-артиллерийский полк.

Пользуясь короткой передышкой, командиры и политработники подвели итоги первых боев за Берлин, рассказали об отличившихся. [149]

В Уленхорсте особенно четким было взаимодействие автоматчиков с танкистами. В одном месте танки были остановлены огнем вражеской батареи. Комсорг батальона младший лейтенант Савицкий крикнул:
— За мной, ребята!..

И спрыгнул на землю. За ним — несколько человек, самых смелых и отчаянных. Через минуту вся группа исчезла в развалинах домов.

Танкисты ждали, напряженно вслушиваясь. Батарею не обойдешь. Если на танках, то непременно надо атаковать в лоб. А этого делать нельзя. Условия, чтобы расстрелять тридцатьчетверки на прямой как стрела улице, почти идеальные. Вся надежда на тех, что ушли вместе с Савицким.

Наконец донеслись автоматные очереди, взрывы гранат. И сразу же вперед ринулись танки. Когда они ворвались на батарею, то увидели, что две пушки разбиты, расчеты уничтожены, а командир батареи взят в плен.

Большую опасность для танков представляли фаустники. Они открывали огонь внезапно и били точно. Танкистам трудно было бороться с ними. Выручали автоматчики бригады. В борьбе с фаустниками большое мужество проявили сержанты Иван Федорович Зайцев, Григорий Дмитриевич Чернов, Василий Иванович Кузьмин, ефрейтор Анатолий Романович Матвеев и многие другие.

В числе первых ворвался в Берлин экипаж младшего лейтенанта Шевцова. Танк мчался на большой скорости. То справа, то слева рвались снаряды. Механик-водитель старший сержант Семиколенов, опасаясь фаустников, старался держаться подальше от уцелевших домов.

Впереди шла машина командира взвода лейтенанта Коробова. В самый напряженный момент у него вышла из строя рация. И Коробов, чтобы отдать какое-то распоряжение, решился на рискованный шаг. Остановив машину, он выскочил на асфальт. И почти в то же мгновение ударил крупнокалиберный пулемет. Офицер упал.

В экипаже Шевцова все видели это. Семиколенов сразу же рванул машину за угол, откуда вел огонь вражеский бронетранспортер, а Сарапят быстро навел орудие и со второго снаряда зажег бронетранспортер. Так экипаж отомстил за смерть лейтенанта Коробова.

Утром 23 апреля начальник штаба бригады подполковник Воробьев доложил полковнику Гусаковскому, что [150] броды через преградивший путь танкам канал разведаны. Кроме того, есть мост. Можно продолжать наступление.

Самоходки и танки произвели огневой налет по западному берегу канала и по станции Вульхейде.

В 13 часов комбриг отдал приказ «Вперед». Бригада частью по мосту, частью вброд с боем форсировала канал, заняла станцию Вульхейде и вышла на улицы Карлсхорста. Здесь она закрепилась. Впереди была Шпрее — самая широкая в черте Берлина водная преграда.

24 апреля бригада получила задачу форсировать реку. Для усиления ей был придан батальон 27-й гвардейской мотострелковой бригады.

Преодолеть с боем широкую водную преграду в условиях огромного города очень сложное дело. Тем более что на противоположном берегу лес, где, образно говоря, за каждым деревом по вражескому автоматчику. Гитлеровцы могут в случае необходимости занять специально подготовленные траншеи, выкатить орудия на прямую наводку.

Чтобы лишить врага такой возможности, решено было батальон автоматчиков на подручных средствах переправить через Шпрее с целью захватить плацдарм, а главное — прочесать лес восточнее Трептова. А потом уже на пароме переправлять танки.

Но поредевшему в последних боях батальону автоматчиков оказалось не под силу прочесать лес. И как только первый паром с установленным на нем танком отчалил от берега, враг занял траншеи, выкатил орудия на прямую наводку и открыл огонь.
Гитлеровцы стреляли с близкой дистанции и быстро сумели поджечь танк. Был пробит и паром. Он пошел ко дну вместе с танком.

Стало ясно: в этом месте форсировать Шпрее не удастся. Командир бригады получил приказ выйти в район Кепеник и там на паромах механизированного корпуса переправиться через реку.

К 19 часам бригада сосредоточилась в районе переправы. За три часа все танки были доставлены на противоположный берег. Стали ждать подхода приданных бригаде 1430-го легкого артиллерийского полка и 53-го отдельного гвардейского минометного дивизиона.

В 6 часов 25 апреля бригада начала наступление. Она с боем форсировала канал Ландве в районе Трептов-штрассе [151] и продвигалась вдоль него, освобождая один квартал за другим.

Противник сопротивлялся отчаянно. Особенно упорные бои развернулись на Вейкзель-штрассе, где был специально оборудован узел сопротивления. На прямой наводке стояло несколько орудий. Наступающих то и дело контратаковали, маневрируя между домами, танки противника.

Наши танки искали обходные пути. Но и здесь приходилось огнем и броней таранить огромные каменные дома, превращенные гитлеровцами в опорные пункты, где каждое окно грозило выстрелом из фаустпатрона.

Несмотря на все трудности, танкисты к 23 часам 26 апреля освободили пятнадцать кварталов и вышли к перекрестку Майбахуфер-штрассе — Котбуссер-штрассе.

Здесь комбриг приказал закрепиться. Ночь выдалась беспокойная. То и дело вспыхивали яростные схватки с фаустниками и пехотой противника, пытавшимися просочиться в боевые порядки танков.

С раннего утра бригада опять двинулась вперед. Особенно трудно было, когда, очистив от противника Плануфер-штрассе и Обенграут-штрассе, танки вышли в район парков. Здесь противнику удалось сделать несколько лесных завалов и заминировать их. Чтобы преодолеть препятствия, пришлось крепко поработать и экипажам боевых машин, и саперам роты управления бригады.

К 17 часам 27 апреля танки подошли к узлу железных дорог западнее Меркен-штрассе. Комбриг знал, что здесь у гитлеровцев много артиллерии, пехоты, в каждом здании фаустники. Но сила сопротивления превзошла все ожидания. Противник вел сильный огонь по танкам из всех видов оружия. Командир бригады отдал приказ закрепиться.
На следующее утро бригаде было приказано атаковать этот превращенный в мощный опорный пункт узел железных дорог. Но противник сидел крепко, укрываясь за толстыми стенами, встречая танки продуманной системой огня.

Когда доложили об этом командиру корпуса, он приказал полковнику Гусаковскому вернуться на Блюхер плац, переправиться по мосту на северный берег канала и очистить прилегающие кварталы. [152]

При выполнении этой задачи полковник И. И. Гусаковский был ранен. Бригаду повел его заместитель подполковник Е. Я. Стысин.

28 апреля ранило полковника В. Т. Помазнева. Политотдел возглавил его заместитель майор Н. Е. Золин. Но через два часа он был убит. Это была большая потеря для бригады. Золина, настоящего коммуниста, для которого главной заботой жизни было счастье и безопасность Родины, очень любили солдаты, сержанты и офицеры. Он воевал с врагом самозабвенно, не жалея себя. Два ордена Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги» были на его гимнастерке в день гибели.
После того как был убит майор Золин, политотдел возглавил майор А. Ф. Аронсон и в завершающих боях по штурму вражеской столицы умело руководил действиями политработников.

29 апреля 44-я гвардейская танковая бригада еще на несколько кварталов продвинулась к центру Берлина. Во второй половине дня натолкнулись на баррикады, где сидели фаустники. Но танкисты уже накопили некоторый опыт действий в подобной обстановке. Фаустников выкуривали десантники, а боевые машины растаскивали баррикады. Целую ночь бригада вела тяжелый бой.

Утром Стысину передали приказ командира корпуса: бригаде оставить занимаемый участок, выйти в парк Генриха и быть готовой форсировать канал на участке Кейт-штрассе; в дальнейшем совместно с 27-й гвардейской мотострелковой бригадой овладеть западной частью парка Тиргартен.

Бригада и приданные ей части быстро сосредоточились в указанном районе. Стысин со штабом организовали дозаправку топливом, пополнили боеприпасы, уточнили до деталей вопросы взаимодействия с 27-й гвардейской мотострелковой бригадой.

Переправу через канал прикрывали крупные силы гитлеровцев. До 15 часов 1 мая бригада вела с ними тяжелый бой. Наконец противник, понесший большие потери, не выдержал натиска и отошел на северный берег канала, взорвав за собой мост.

Стысин приказал саперам восстановить его. И они в труднейших условиях под прикрытием огня танков и самоходных установок выполнили приказ. Бригада ворвалась [153] на занятый противником берег и стала теснить его к центру. К 22 часам было очищено еще пять кварталов. Танки 44-й бригады вышли к ипподрому.
К этому времени положение гитлеровских войск в Берлине стало безнадежным, особенно после того, как в районе Тиргартена соединились войска двух танковых армий. Танки бригады, сведенные во 2-й батальон, которым, после того как на Блюхер-плац был ранен М. С. Пинский, командовал его заместитель по политчасти И. Е. Дранченко, продолжая наступление, ворвались на центральную площадь города.

Некоторые машины дрались уже в непосредственной близости от рейхстага. В частности, экипаж, где командиром орудия был старшина А. И. Захаркин, ворвался в парк рейхстага и здесь уничтожил бронетранспортер и около двадцати вражеских пехотинцев.

В этот последний день штурма Берлина дерзко и смело действовали автоматчики. Ими умело руководили капитан Э. А. Шпильфогель, назначенный вместо выбывшего из строя В. С. Юдина, и замполит капитан Г. И. Воробьев, раненный еще 28 апреля, но оставшийся в строю до самой капитуляции Берлина.

В один из самых напряженных моментов боя танкисты получили приказ продвинуться вперед. Но на их пути — большой каменный дом, а в нем фаустники и в проломе нижнего этажа — противотанковая пушка. В лоб атаковать нельзя.

Командир огневого взвода коммунист старшина Ю. Ф. Богданов понял, что никто, кроме его артиллеристов, не сможет здесь помочь, и, не ожидая приказа, подал команду: «Расчет, на колеса!» Артиллеристы, выкатив орудия на прямую наводку, открыли огонь. Дом рухнул от нескольких прямых попаданий, а под его обломками были погребены и фаустники, и автоматчики, и пушка.

В грохоте взрывов, ожесточенной трескотне пулеметных очередей, отблесках бесчисленных пожарищ агонизирующего Берлина истекали последние часы 1 мая 1945 года. В штабе бригады шла напряженная подготовка к завтрашнему дню. Прибыло подкрепление — танковая рота, а в 24 часа — моторизованный батальон автоматчиков 40-й гвардейской танковой бригады.

Но утром воевать уже не пришлось. Всех поразила удивительная тишина, окутавшая поверженную [154] вражескую столицу. Молчали орудия, замерли танки. Ни выстрела вокруг. Для людей, которые больше недели вели напряженные бои на улицах огромного города, это было оглушительнее любой канонады.

И когда поняли танкисты, что закончился их многотрудный боевой путь, то со слезами на глазах бросились друг к другу и стали обниматься и целоваться, радуясь, как дети.
Командование бригады подводило итоги боев в Берлине. О них подробно говорилось в отчете, написанном после окончания боев.

44-я гвардейская танковая бригада была среди наиболее отличившихся частей. Почти все члены экипажей были награждены орденами и медалями Советского Союза.
В эти дни на торжественном построении был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1945 года. За образцовое выполнение заданий командования бригада в седьмой раз была удостоена высокой правительственной награды. На ее боевом Знамени появился орден Кутузова II степени.

Наконец наступило 9 мая 1945 года — Праздник Победы, день всенародного торжества. На митингах, состоявшихся во всех подразделениях, ветераны боев с гордостью говорили о замечательном пути, который прошла 44-я гвардейская танковая бригада. От Москвы до Берлина в кровопролитных боях ковали гвардейцы славу. Теперь, когда смолкли орудия, они обещали зорко стоять на посту по охране мира и безопасности, отличной учебой и образцовой службой умножать традиции танковой гвардии.

За годы войны у танкистов стало традицией все наиболее значительные события в жизни бригады, а также праздники отмечать рапортом, который направлялся в далекий Улан-Батор, в адрес правительства братской республики. И вот наступил день, которого все ждали долгие годы войны. Советская Армия и весь народ одержали историческую победу. В годину суровых испытаний рядом был дружественный монгольский народ, который по-братски делился всем, что имел, стараясь внести свой вклад в великую битву против гитлеровских захватчиков.
Об этом говорилось в телеграмме, которую командир бригады полковник И. И. Гусаковский и начальник политотдела бригады полковник В. Т. Помазнев направили в [155] адрес главы правительства МНР. С гордостью докладывали они, что на протяжении всей войны часть «Революционная Монголия» была одной из самых прославленных в Красной Армии. Яркое свидетельство этому — семь орденов на алом полотнище боевого Знамени.

Как всегда, телеграмма из части, за годы войны ставшей близкой и родной каждому арату, была опубликована в газете «Унэн».

Маршал Чойбалсан прислал танкистам ответ. От себя лично и от имени монгольского народа он выражал сердечную благодарность всему личному составу бригады за теплые поздравления и приветствия, присланные в связи с победоносным завершением Великой Отечественной войны Советского Союза против гитлеровской Германии. Глава правительства МНР сердечно поздравил танкистов с великой победой.

«Монгольский народ, — писал товарищ Чойбалсан,— разделяет радость этой победы со своим искренним другом — советским народом и заявляет, что так же, как и в дни великих испытаний, он будет прилагать все силы к тому, чтобы оказать посильную помощь советскому народу в восстановлении разрушенного войной народного хозяйства в бывших оккупированных районах».

В эти же дни «Унэн» опубликовала статью «Привет бойцам и командирам танковой части «Революционная Монголия». В ней выражалось глубокое удовлетворение и гордость: в звуках великого торжества по случаю победы над гитлеровской Германией слышится славное имя монгольского народа.

«Эти танки, носящие имена «Маршал Чойбалсан», «Хатан-Батор Максаржаб», «Арахангай» и другие, — говорилось в статье, — вошли в Берлин с развевающимся Красным знаменем, сверкая боевыми орденами, от их могучих ударов сотрясались улицы, дрожало сердце гитлеровской Германии — трепетал в смертельном ужасе Берлин».

А танкисты 44-й гвардейской танковой бригады в это время уже занимались боевой и политической подготовкой, на полигонах и танкодромах обобщали и осваивали опыт Великой Отечественной войны. Шли первые недели мирной учебы.

Начинался новый, послевоенный период истории прославленной бригады. [156]