С. М КРИВОШЕИН,
генерал-лейтенант в отставке,
бывший командир
3-го механизированного корпуса

В БОЯХ ПОД ЯКОВЛЕВО
(Страницы из дневника)

7 июля 1943 года. Третий день противник, несмотря на огромные потери, рвется вдоль шоссе к Курску. Успехи его невелики, но и положение частей нашего 3-го механизированного корпуса не из легких. Начальник разведки майор Андриако доложил, что вражеские танки стремятся с северо-востока обойти Яковлево. На этом направлении я выдвинул 49-ю танковую бригаду полковника А. Ф. Бурды и батальон мотострелков от Бабаджаняна. Сам выехал на левый фланг.

Наблюдательный пункт танковой бригады. Полковник Бурда, стоя в окопе, через бинокль осматривает местность, следит за передвижением своих подразделений.

— Что происходит, Александр Федорович?

— Ничего особенного, товарищ генерал. На участке соседа головные танки противника пытаются форсировать реку Ворсклу. Выслал туда первый батальон капитана Федоренко, чтобы не допустить фашистов. Два других батальона предлагаю расположить на высотах 151,2; 249,3 и 251,0 возле поселка Красные Поляны. Сбросим врага в реку.

— Хорошо. Но будет лучше, если на высотах оставить один танковый батальон, а другой направить к деревне Большие Маячки.
— Будет выполнено.

Комбриг, отдав приказ, передает мне листовку:

— Только что разведчики принесли. Воззвание Гитлера. Если интересно, прочтите.
— Давайте. Пригодится.

Но тут же забыл о ней. Надо помогать танкистам полковника Бурды. К селу Покровке направил противотанковый дивизион, приказал всей корпусной артиллерии подготовить огонь по окраине Покровки и рубежам восточнее этого села... (123)

— Леопард слушает.
(Разговор иносказательный):
— Как, мыши хвост не отъели?
— Пока больше мы едим. Достал из кармана (резерва) Бурду. Держимся на рубеже воды. Не отойдем.
— Хорошо. Держитесь хоть зубами. Направил к тебе Леонова от Алеши (генерала Гетмана, 4-й мехкорпус (ред.) Пейте чай вместе.
— За помощь благодарю. — И добавляю открытым текстом: — Подкиньте артиллерии на левый фланг, чай будет крепче!
— Вызывайте огонь по конкретным целям.
— Ясно!
— Жду докладов через каждый час. Вопросы есть? До свидания...

В бинокль хорошо видно, как танки Бурды обтекают высоту 249,3, спускаются к Большим Маячкам. Машины первого батальона уже скрылись в дымящихся развалинах Покровки. Танки противника проникли в лощины и перелески восточнее Яковлево, по этому району сделала огневой налет корпусная артиллерия. Вражеская атака застопорилась. Но вот в воздухе появилась большая группа самолетов противника, они начали бомбить, и я снова увидел немецкие танки, показавшиеся на перекатах. Впереди — «тигры». Наши танкисты и артиллеристы встретили машины врага плотным огнем прямой наводкой и с закрытых позиций. Черные фонтаны вздыбленной взрывами земли и дыма покрыли высоты, свист бронебойных болванок и осколочных снарядов наполнил воздух; перед атакующими возник вал огня и стали. Запылало несколько головных танков противника, горели и «тигры», которых фашисты объявили неуязвимыми.

Но напряжение боя не снижается. Немецкое командование вводит в бой новые группы танков. Они упорно атакуют позиции нашей 49-й танковой бригады, рвутся к Яковлево, Большим Маячкам, стремясь выйти на оперативный простор и двигаться к Обояни.

Части 3-го механизированного корпуса стойко обороняют этот рубеж. Наша задача: не подпустить врага, нанести ему под Яковлево сокрушительный удар. На наблюдательный пункт комбрига Бурды поступают краткие донесения о ходе боя. Вижу, он чем-то взволнован.

— Товарищ генерал, — говорит Бурда, — что-то (124) замолчал Федоренко. Не отвечает на вызовы. Хочу проскочить к нему.
— Пошлите офицера связи.
— Посылал, но не возвращаются. Поеду сам. Разрешите?

Я смотрел на комбрига и думал: «Эх, Саша, Саша! Неугомонная шахтерская душа!» Молча кивнул головой, и полковник Бурда побежал к своему танку...

Командир роты комсомолец Георгий Бутов разместил свои танки под прикрытием сгоревших домов и развалин села Покровки. Здесь же расположились артиллеристы, бронебойщики и стрелки. «Тигры» спускаются с безымянной высотки, что восточнее озера. До них не более километра. «Не стрелять, — решает Бутов, — не обнаруживать себя преждевременно». Но наводчик соседнего танка все же не выдержал, открыл огонь. С немецкого самолета заметили вспышки выстрелов, и серия бомб обрушилась на окраину села. Когда немного рассеялись пыль и дым, Бутов увидел впереди «тигра», на борту которого был изображен зверь в прыжке. Бутов навел пушку под срез башни, и после третьего снаряда танк запылал. Подожгли еще один танк и, укрываясь за развалинами, внезапно ударили по атакующим.

Неподалеку от танка Бутова в глубоком окопе расположился бронебойщик Иван Зинченко. В его направлении двигалась «пантера». Она подошла к рассеченному снарядами дубу.
500 метров. Токарь из Белой Церкви, Иван Зинченко привык рассчитывать точно. Когда «пантера» стала разворачиваться, бронебойщик ударил по каткам, перерубленная гусеница разостлалась по земле, танк закрутился на месте. Еще два выстрела — и «пантера» задымилась. Но из-за нее показалась другая и двинулась прямо на гвардейца. Зинченко быстро убрал ружье в окоп и лег на него. По брустверу (125) пролязгали гусеницы, комья земли присыпали бронебойщика. Когда он вскочил, немецкий танк был уже далеко. Зинченко начал стрелять, но рядом грохнул взрыв. На мгновение ослепило, выбило из рук ружье. В боку нестерпимая боль. Перед глазами новый вражеский танк... Комсомолец Зинченко, схватив связки гранат, пополз навстречу...

На следующий день в газете «На разгром врага» были напечатаны стихи поэта Антона Шмигельского:

Взметнулся столб огня, невидимо багровый,
Как будто бы не взрыв разрушил вражью бронь,
А сердце храбреца, наполненное кровью,
Сжигающей врага сильнее, чем огонь.

...В корнях вывороченного дуба замаскировался снайпер Курбанчангилиев. Вся бригада знала его как мастера меткого выстрела. В бою у села Покровки Курбанчангилиев довел число зарубок на прикладе своей винтовки до 166...

До самой темноты шел жестокий бой на левом фланге корпуса, но танки и пехота гитлеровцев не дошли до Яковлево и Больших Маячков. Враг был остановлен на буграх и в перелесках. Большую роль в этом успехе сыграли подоспевшая бригада подполковника Леонова и артиллеристы...

Летняя ночь коротка, а забот и работы много. Надо восстановить разрушенные окопы, пополнить боеприпасы, свести в роты поредевшие батальоны. Офицеры штаба корпуса в частях. Я снова направился в бригаду полковника Бурды. Перед этим подписал наградной лист на комбрига. В нем говорилось: «...Настойчиво ищет новые способы уничтожения врага с наименьшими для себя потерями; в решениях и действиях инициативен. Лично безгранично храбр (за два года войны уничтожил 17 танков, 23 пушки и миномета, до 300 гитлеровских солдат и офицеров). Под его разумным и грамотным руководством части наносят врагу большие потери,, особенно отличилась 49-я танковая бригада в боях под Яковлево. Вполне достоин и заслужил высокое звание Героя Советского Союза».

Под стать своему комбригу — командиры подразделений и бойцы. Многие из них сражались вместе с полковником с самого начала войны.

Вот командир роты гвардии лейтенант Стороженко, которому довелось воевать на земле родного края. Его подразделение (126) в тот день подбило и сожгло 29 танков, из них 7 «тигров».

Об этом боевом успехе писала наша газета: «Гвардии лейтенант Стороженко поставил роте задачу: встретить немцев огнем из засад, остановить их и стоять насмерть на рубеже. После адской бомбежки 100 немецких танков атаковали участок, на котором стояла рота. Наши танкисты, соблюдая строгую дисциплину огня, подпустили немцев на ближние дистанции. Первым дал выстрел Стороженко. За ним обрушили свои снаряды на фашистов и остальные наши экипажи. Несколько раз пытались немцы прорваться, но всякий раз танки Стороженко преграждали им путь. Командир роты лично уничтожил в этом бою 9 вражеских танков».

...Вижу: из танка комбрига узкой полоской выбивается свет. Заглядываю. Механик-водитель Иван Собровенко только что закончил письмо. Показывает мне.

«Дорогой друг и верный товарищ, Васенька!

Шлю привет с курского раздолья. Наверное, ты один из молодых мужиков остался в родной Звенигородке. Не подумай, что пишу это в укор. Все знают, что ты потерял ногу, когда выхватил из-под паровоза маленькую Лидочку.

Уже несколько дней мы находимся в жарких боях. Сегодня на своем танке и я сводил с гитлеровцами счет. Командир у меня вроде Чапаева, только без усов, в бою всегда первый. (127)

Сегодня в одном месте получалась неустойка. Одна рота стала отходить. Александр Федорович Бурда (мой командир) был вынужден выскочить из танка — радиосвязь, что ли, нарушилась. Он лично завернул несколько машин, а меня послал нагнать остальных для того же. Когда восстановили порядок — снова в бой. Замаскировались в развалинах. Александр Федорович из засады подбил вражеский танк, а когда сменили позицию, мы подожгли еще три машины. Две болванки попали в наш топливный бак. Бурда продолжал стрелять из горящего танка, пока пламя не охватило его комбинезон. Выскочил, стал кататься по земле. Мы с башнером сорвали с него тлеющую одежду. «Ничего, друзья, — сказал командир, — с шахтерами и не такое бывало». Но тут немецкие автоматчики пошли в контратаку.

— За мной, товарищи! — крикнул Бурда. Поднялись все.

Так закончился день 7 июля 1943 года. Но отдыхать не придется: надо готовить к бою новый танк».

Ни я, ни механик-водитель Собровенко тогда не думали, что встретимся в Москве на традиционном сборе ветеранов 3-го гвардейского Прикарпатского, Берлинского Краснознаменного ордена Суворова механизированного корпуса. Это произошло 2 мая 1965 года в просторном и светлом зале ресторана «Будапешт».

После крепких солдатских объятий Иван Ефимович рассказал, что после войны работал директором средней школы в Оренбургской области.

— Обзавелся семьей?
— А как же! Еще какой! Жена, два сына — полный танковый экипаж. Старший заявляет, что обязательно будет танкистом...

Перед сражением на Курской дуге в нашу 1-ю гвардейскую танковую бригаду пришло пополнение. Прибыл и взвод танков восемнадцатилетнего лейтенанта Шаландина. На машинах блестели никелированные пластинки с надписью: «Воинам-комсомольцам от комсомольцев завода. Беспощадно истребляйте немецких фашистов!»

Вольдемар Шаландин — невысокого роста, ладно сбитый, с румянцем на открытом приятном лице. Он выделялся среди молодых лейтенантов строевой выправкой и примерной исполнительностью. Танковый взвод Шаландина был лучшим по боевой подготовке в комсомольской роте старшего лейтенанта Бочковского.

...Поле боя перед обороной гвардейцев все больше и больше (128) покрывалось горящими фашистскими танками, многие из них прорвались вплотную к нашим позициям. Взвод лейтенанта Шаландина закопался на левом фланге бригады. Несколько впереди танков — стрелки старшего лейтенанта Бочарова, а чуть в стороне — орудия младшего лейтенанта Артюшина.

— Вижу фашистские танки у дерева, что в 1500 метрах,— докладывает заряжающий сержант Зеленин.
— Из лощины показалось десять танков, — громко кричал механик-водитель старший сержант Кустов. — Подходит еще много.
— Вижу, Костя, ударь по этим танкам, — просит Шаландин артиллериста.

Несколько фашистских машин загорелось.

Внимательно следя за вражескими танками, Шаландин определяет расстояние: 1000 метров, 800...

— Танки противника подпустить на 400 метров до ориентира № 3. Огонь по моему сигналу — красная ракета, — передан приказ по радио.

Головной «тигр», которого наметил себе Шаландин, стреляя из пушки и пулемета, приближался к ориентиру. В перекрестье прицела попали гусеницы и борт. На мгновение он исчез в дыму, затем появился вновь. Выстрел! Еще выстрел! По броне «тигра» побежало пламя.

Подбив на этой позиции двух «тигров», Шаландин скрыто перевел машину на запасную. Все больше горящих фашистских танков, но и наши тоже выходят из строя. В перекрестье мелькнула, объятая пламенем, машина лейтенанта Духова. Экипаж покидал танк через десантный люк.

— Товарищ лейтенант, горит танк Литвинова!..

Умело маневрируя, Шаландин, оставшись один на позиции взвода, подбил еще два танка, но и его «нашла» болванка «тигра», пробившая бак с горючим. На горящем танке ринулся в последнюю атаку комсомольский экипаж Шаландина и до тех пор утюжил пехоту в серо-зеленых мундирах, пока не взорвался боекомплект.

К концу дня на место боя пришли командир комсомольской роты старший лейтенант Бочковский, заместитель по политической части капитан Титков. Останки героев похоронили здесь же, на безымянной высоте.

Вот скупые строчки из полевой книжки лейтенанта Г. И. Бессарабова:

«День 6 июля прошел в таком страшном бою, что сам (129) не верю, почему до сих пор живой. Соколов уничтожил «тигра» и Т-4, Шаландин — 2 «тигра» и 2 средних. Молодец!

Можаров — 2 «тигра».

Я — два средних.

7 июля командовал группой в 4 танка. Хорошо окопались, сделали запасные. Долго ждать не пришлось. Из лощины сначала показались длинные пушки, потом «тигры». В изображении тигра на броне мне увиделся сам Гитлер с раскрытой зубастой пастью. От злости чуть не задохнулся. Ударил бронебойными. Танк задымился... Ударил по второму и сменил позицию.

Малороссиянов подбил 3 «тигра». Опять меня перегнал. Поехал на заправку. Вернулся. Метрах в ста из-за развалин показался «тигр». Ударил несколькими снарядами. Он загорелся, но успел поджечь танк Малороссиянова. Подвернул к его машине, забрал экипаж и отвез на командный пункт. Вернулся. Поток снарядов и бомб не уменьшался до вечера».

Наши гвардейцы огнем и броней отстояли Яковлево, закрыли врагу дорогу на Обоянь и Курск.