 |
Бабаджанян
А. X. Танковые рейды 1941-1945. Дороги победы. |
Приложение
ПО ПОВОДУ ВОСПОМИНАНИЙ МАРШАЛА
СОВЕТСКОГО СОЮЗА ТОВАРИЩА
ЧУЙКОВА ВАСИЛИЯ ИВАНОВИЧА
«КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»
За последние годы Военным издательством Министерства обороны Союза ССР выпущено
в свет заметное количество мемуарных произведений. Их авторы, в большинстве
своем видные военачальники и непосредственные участники Великой Отечественной
войны, делятся с читателями своими воспоминаниями о событиях этого важнейшего
периода в жизни советского народа. В целом это несомненно, положительное
явление, тем более что военные мемуаристы Запада, в их числе и генералы
гитлеровской Германии, произведения которых получили довольно широкое
распространение не только за рубежом, но и в нашей стране, всячески стараются
исказить события Второй мировой войны, фальсифицировать историю.
Значение советской мемуарной литературы трудно переоценить. Каждое произведение
этого жанра призвано к тому, чтобы помочь читателю глубже, детальнее познать то
или иное событие, исторический факт, о которых автор пишет как непосредственный
их участник или очевидец. И как бы само собою подразумевается достоверность
излагаемого материала, ведь автор не «сочиняет», а рассказывает о том, что видел
и пережил сам, при этом он не просто говорит о том, что произошло и как это
было, но и выражает свое отношение к излагаемым событиям, высказывает свою точку
зрения в их оценке. [388]
Поэтому вполне понятен интерес читателя к произведениям советской
военно-мемуарной литературы и тем более к тем, авторы которых занимали высокие
должности в годы Второй мировой войны. Это отнюдь не из-за преклонения перед
авторитетами высокопоставленных личностей, а прежде всего из-за убеждения в том,
что, находясь на высоком посту в период, описываемый автором, он мог быть
непосредственным участником важнейших исторических событий и фактов и,
следовательно, может не только правдиво о них рассказать, но и дать им
квалифицированную оценку, сделать правильные обобщения и выводы.
Как известно, мемуары являются одним из важнейших источников для познания
истории, поэтому мне представляется, что ценность, значимость любого мемуарного
произведения определяется, во-первых, исторически правдивым изложением событий,
о которых автор рассказывает читателю, и, во-вторых, глубиной обобщений и
выводов, сделанных им на основе анализа этих событий, их правильной оценкой.
К сожалению, в воспоминаниях некоторых наших авторов о событиях Великой
Отечественной войны допускаются искажения исторических фактов и событий,
чрезвычайно вольное их толкование, не всегда делаются обоснованные выводы, что,
несомненно, нельзя считать нормальным, так как подобные воспоминания не только
не способствуют более глубокому и полному пониманию прошедших событий, а,
наоборот, дезориентируют читателей, создают у них неправильное мнение об этих
событиях и людях, принимавших в них участие.
В текущем году в журнале «Октябрь» (№№ 3, 4 и 5) опубликованы воспоминания
Маршала Советского Союза тов. ЧУЙКОВА Василия Ивановича под названием «Конец
Третьего рейха», посвященные заключительному этапу Великой Отечественной войны.
В воспоминаниях довольно подробно рассказывается о боевых действиях 8-й
гвардейской армии, замечательных подвигах ее воинов, о подготовке и проведении
ряда боевых операций, а также о событиях, связанных с [389] переговорами о
безоговорочной капитуляции немецко-фашистских войск.
Маршал Советского Союза тов. ЧУЙКОВ В.И. в годы Великой Отечественной войны
командовал крупным, прославленным в боях объединением — 62-й армией,
впоследствии переименованной в 8-ю гвардейскую, — героически сражавшимся в
Сталинграде и принимавшим непосредственное участие в штурме Берлина. Поэтому
вполне понятен большой интерес читателей к его воспоминаниям и оценке
описываемых событий.
«Каждая строка этих мемуаров, — пишет тов. ЧУЙКОВ В.И., — результат моих
наблюдений, переживаний и размышлений, порой, может быть, субъективных, но
всегда искренних» («Октябрь», № 5, стр. 161).
Это очень хорошее и справедливое резюме автора по содержанию своего
произведения. Зная его как человека прямого и решительного, не вызывает ни
малейшего сомнения, что все сказанное в воспоминаниях сказано искренне, от души.
Вместе с тем он не мог избежать субъективности в высказываниях о пережитых
событиях. Ведь это его личные воспоминания, и они описываются так, как
запечатлелись в памяти и сознании автора.
Однако сказать о том или ином событии искренне вовсе не значит сказать
правильно, а всякая субъективность имеет к тому же определенную направленность.
При всей искренности тов. ЧУЙКОВА В.И. его воспоминания «Конец Третьего рейха»
изобилуют значительными искажениями исторических фактов и событий, а многие
выводы и обобщения сделаны действительно субъективно, в полном смысле этого
слова, без достаточных оснований и доказательств.
Рассказывая, например, о ходе боевых действий в Берлинской операции, автор
пишет:
«1-я танковая армия и 11-й танковый корпус, введенные в бой командующим фронтом
в первый день сражения за Зееловские высоты, двигались позади боевых порядков
8-й гвардейской армии, запрудив дороги и стесняя маневры. Танкисты не только не
вырвались вперед, но и [390] на второй, и на третий день операции оставались
позади общевойсковых армий» («Октябрь» № 4, стр. 149).
Такая трактовка действий войск 1-й, кстати говоря, гвардейской танковой армии с
вводом в бой в Берлинской операции совершенно не отвечает действительности.
Мне было поручено командовать 11-м гвардейским танковым корпусом, входившим в
состав 1-й гвардейской танковой армии, и довелось участвовать в Берлинской
операции, в частности, в бою за Зееловские высоты. Танкисты не «оставались
позади общевойсковых армий», как пишет автор, а смелыми и решительными
действиями совместно с воинами 8-й гвардейской армии прорывали оборону
противника и успешно справились с этой задачей.
Как известно, в ходе Берлинской операции особенно упорное сопротивление
противник оказал на второй полосе обороны, проходившей перед Кюстринским
плацдармом на рубеже ВРИЦЕН — ЗЕЕЛОВ, с передним краем по Зееловским высотам.
Ему удалось здесь задержать продвижение наших войск, в том числе и 8-й
гвардейской армии.
Для наращивания силы удара командующий войсками фронта ввел, в сражение 1-ю и
2-ю гвардейские танковые армии.
Вот как описываются их действия и, в частности, 1-й гвардейской танковой армии в
Истории Великой Отечественной войны, изданной Институтом марксизма-ленинизма при
ЦК КПСС:
«Командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал-полковник танковых войск
М.Е. КАТУКОВ предпринял маневр по охвату зееловского узла обороны: 11-й
отдельный танковый корпус, развивая наступление севернее ЗЕЕЛОВА, а 11-й
гвардейский танковый и 8-й гвардейский механизированный корпуса южнее. В
результате этого оборона противника была дезорганизована. Танкисты стали успешно
продвигаться на запад. 8-я гвардейская армия под командованием
генерал-полковника В.И.ЧУЙКОВА 17 апреля овладела ЗЕЕЛОВЫМ. Так была прорвана
здесь вторая полоса обороны гитлеровцев» (том 5-й, стр. 265). (Подчеркнуто мною.
— А.Б.). [391]
Где же истина в оценке действий наших войск в вышеупомянутый период Берлинской
операции: в воспоминаниях Маршала Советского Союза тов. ЧУЙКОВА В.И. или же во
мнении редакционной комиссии Истории Великой Отечественной войны Советского
Союза под председательством секретаря ЦК КПСС тов. ПОСПЕЛОВА П.И., в состав
которой входят такие крупные военачальники, как Маршалы Советского Союза тт.
СОКОЛОВСКИЙ В.П., ГРЕЧКО А.А., БАГРАМЯН ИХ, ЗАХАРОВ М.В., генералы тт. ЕПИШЕВ,
ЖЕЛТОВ и другие? Конечно, на стороне редакционной комиссии, а не тов. ЧУЙКОВА
В.И.
Вызывает недоумение стремление автора воспоминаний «Конец Третьего рейха»,
образно говоря, «свалить с больной головы на здоровую».
К сожалению, это не единичный случай в воспоминаниях тов. ЧУЙКОВА В.Н., когда он
допускает чрезмерно вольное толкование важнейших событий периода Великой
Отечественной войны, пытаясь, что называется, «навести тень на плетень».
Развивая дальше свою мысль о якобы неудачных действиях танковых армий,
участвовавших в Берлинской операции в составе 1-го Белорусского фронта, тов.
ЧУЙКОВ В.И. пишет:
«...танковые армии не вышли в прорыв, и планом операции не было предусмотрено,
что они должны делать в такой обстановке. На этот вопрос никто не мог ответить.
Я говорю об этом с полной ответственностью, так как в полосе наступления 8-й
гвардейской армии действовала 1-я танковая армия. Она не заняла должного места
вплоть до Берлина, да и в самом Берлине» («Октябрь», № 4, стр. 158).
И затем автор приводит в качестве положительного примера боевые действия 3-й и
4-й гвардейских танковых армий 1-го Украинского фронта, успешно вышедших на
оперативный простор и получивших самостоятельные задания и направления.
Действительно, танковые армии 1-го Украинского фронта совершили блестящий
маневр, вышли на подступы к Берлину с юга и вписали славную страницу в летопись
[392] истории советского военного искусства. Но нельзя же так формально,
догматически сравнивать действия танковых армий 1-го Белорусского и 1-го
Украинского фронтов, находившихся совершенно в различных условиях.
Ведь надо полагать, Маршал Советского Союза тов. ЧУЙКОВ В.И. отлично знает, что
в тот период времени на всем советско-германском фронте наиболее мощная
группировка противника была на Берлинском направлении. Именно на этом
направлении, и особенно на направлении ожидаемого главного удара советских войск
(КЮСТЕРИН — БЕРЛИН, немецко-фашистскому командованию удалось создать в обороне
наиболее высокие оперативные плотности: одну дивизию на 3 километра фронта и на
каждый километр фронта 66 орудий и минометов (а в районе ЗЕЕЛОВА и до 200
орудий) и 17 танков. При этом, как известно, все подготовительные оборонительные
полосы были заранее заняты войсками, что создавало для противника благоприятные
условия для длительной и упорной обороны. Поэтому нисколько не умаляя, а,
наоборот, еще раз подчеркивая решительные, мужественные и умелые действия
танкистов 1 -го Украинского фронта, следует сказать, что нельзя догматически,
без учета сложившейся обстановки, противопоставлять их танковым армиям 1-го
Белорусского фронта и на этой основе шельмовать последних, охаивая их боевые
действия «...вплоть до Берлина, да и в самом Берлине».
С таким же основанием танкисты, скажем, 1-й гвардейской танковой армии могут
заявить, что 8-я гвардейская армия, не сумев прорвать главную полосу обороны
противника, не выполнила тем самым возложенную на нее задачу, не обеспечила
ввода в прорыв танковой армии, которая вынуждена была штурмовать зееловские
позиции и нести значительные потери.
Вполне понятен весь абсурд подобных взаимных обвинений, не имеющих ничего общего
с действительным, объективным анализом боевых действий в ходе Берлинской
операции.
1 -я гвардейская танковая армия действовала, исходя [393] из реально сложившейся
обстановки. И неправда, что она «не заняла должного места» в Берлинской
операции. Танковые армии наступали в тесном взаимодействии с общевойсковыми
армиями, порою отрываясь от них на 10—15 километров, как это было на второй день
ввода в сражение 1-й гвардейской танковой армии, после прорыва второй полосы
обороны противника, и с честью выполнили возложенные на них задачи.
Мне трудно судить, мог или не мог кто ответить, что должны были делать танковые
армии, коль они не вошли в прорыв, предусмотренный планом операции. Это, видимо,
хорошо известно тов. ЧУЙКОВУ В.И., ведь он так безапелляционно об этом пишет. Но
бесспорно одно: танковые армии 1-го Белорусского фронта не бездействовали в
связи со срывом сроков проведения операции, а активно действовали и хорошо
дрались, в том числе и в Берлине.
Кстати говоря, о действиях танкистов в Берлине сам же тов. ЧУЙКОВ В.И. пишет:
«Танковая армия, приданная приказом командующего фронтом 8-й гвардейской армии,
в первый же день штурма перестроила боевые порядки по тому же принципу, по
какому перестроились общевойсковые части. Танки влились в штурмовые отряды и
начали тесно взаимодействовать с ними, потери бронированных машин сократились до
минимума. Славные танкисты генерала КАТУКОВА закончили свой боевой путь вместе с
гвардейцами-пехотинцами в ТИРГАРТЕНЕ, в центре Берлина» («Октябрь», № 4, стр.
164).
Из этого рассуждения видно, что 1-я гвардейская танковая армия в первый же день
штурма Берлина правильно перестроила свои боевые действия и, следовательно,
«заняла должное место».
Чем же объяснить такую метаморфозу в воспоминаниях автора? На мой взгляд, она
объясняется очень просто. Ведь в данном случае тов. ЧУЙКОВ В.И. подчеркнул, что
1-я гвардейская танковая армия была придана командующему 8-й гвардейской армии,
а уж под его руководством любые войска должны действовать только отлично, во
[394] всяком случае, это твердое убеждение автора, красной нитью проходящее
через все содержание его воспоминаний «Конец Третьего рейха».
Действительно, танкисты 1-й гвардейской танковой армии и в Берлине дрались
хорошо. Но это отнюдь не является личной заслугой тов. ЧУЙКОВА В.И., и пусть
меня извинит Василий Иванович, не к чести полководца всякий успех приписывать
себе, а от промахов и ошибок открещиваться как от «нечистой силы».
Ведь если говорить откровенно, то и город ЛОДЗЬ был взят не войсками 8-й
гвардейской армии, как об этом пишет автор воспоминаний «Конец Третьего рейха»,
а частями 8-го гвардейского механизированного корпуса 1-й гвардейской танковой
армии. В уличных боях за этот город погибли командир 19-й гвардейской
механизированной бригады полковник ЛИПОТЕНКОВ и сотни других бойцов 8-го
гвардейского механизированного корпуса 1-й гвардейской танковой армии. Зачем же
понадобилось автору воспоминаний придавать забвению память о погибших в боях
героях и приписывать чужую славу войскам 8-й гвардейской армии? Ради
исторической правды автору не мешало бы сказать о том, что и к городу ПОЗНАНЬ
первыми из советских войск подошли и форсировали р. ВАРТУ части 11-го
гвардейского танкового корпуса 1-й гвардейской танковой армии и только к исходу
второго дня туда подошли войска 8-й гвардейской армии, взявшие впоследствии эту
крепость.
Аналогично было и с захватом плацдарма на западном берегу реки ОДЕР. Достоверно
известен и отражен в исторических документах (акт о сдаче плацдарма) тот факт,
что первыми захватили плацдарм на западном берегу ОДЕРА в районе г. КЮСТРИН
войска 1-й гвардейской танковой армии, в частности, танкисты ныне
генерал-полковника ГУСАКОВСКОГО И.И. и мотострелковая бригада под командованием
полковника СОЛОВЬЕВА. Этот плацдарм был передан 27-й стрелковой дивизии
(командир дивизии генерал ГЛЕБОВ) 8-й гвардейской армии и расширен ею, но это
уже после. [395]
А посмотрите, как своеобразно эти события излагает тов. ЧУЙКОВ В.И. («Октябрь»,
№ 4, стр. 124-126).
31 января наши войска находились в 40 километрах от ОДЕРА. Все взаимодействующие
армии были на одном уровне. «И вот ранним февральским утром наша 8-я гвардейская
армия снова пошла вперед». О других армиях ни слова, ну это, так сказать, дело
автора. «1 февраля 1945 года войска 8-й гвардейской армии подошли вплотную к
ОДЕРУ.
Не дожидаясь прибытия средств усиления, я принял решение: 4-му гвардейскому
корпусу с ходу форсировать ОДЕР и к исходу 2 февраля овладеть плацдармом на его
западном берегу...»
А далее автор, по существу, признает, что начатая переправа сорвалась, но
обвиняет в этом генерала СЕРЕДИНА, не прибывшего своевременно с зенитной
артиллерией для прикрытия переправы. «...По неизвестной причине, — пишет он, —
эта дивизия не выполнила приказа командующего фронтом».
Коль автор воспоминаний не выяснил этих причин (хотя, по-видимому, ему следовало
это сделать), то читателям, естественно, трудно оценивать действия генерала
СЕРЕДИНА. Несомненно одно, командующий 8-й гвардейской армией, ставя задачу
командиру 4-го гвардейского корпуса на форсирование реки ОДЕР, должен был
позаботиться о реальном обеспечении и прикрытии переправы. Возможно, генерал
СЕРЕДИН и виноват в несвоевременном прибытии для прикрытия переправы, но всю
неудачу форсирования реки ОДЕР сваливать на него по меньшей мере нелогично.
Однако такова уж тенденция, изложенная автором воспоминаний «Конец Третьего
рейха»: все, что хорошо, — моя заслуга, все, что плохо, — виноваты другие. Ни на
одной странице своих воспоминаний автор не находит места для самокритичного
анализа боевых действий руководимых им войск, а преподносит их или как сплошной
триумф, или же кивает на других, кто якобы помешал успеху.
Маршалу Советского Союза тов. ЧУЙКОВУ В.И. [396] хорошо известно, что 1-я и 2-я
танковые армии были гвардейскими. Однако в своих воспоминаниях он лишил их этого
высокого звания, называя просто танковыми. В то же время автор всемерно
подчеркивает, что 8-я армия — гвардейская, представляя ее действия как сплошное
победоносное шествие.
Уместно спросить автора воспоминаний «Конец Третьего рейха», а за какую доблесть
в Берлинской операции, как говорится, «с треском» был снят командир 29-го
стрелкового корпуса 8-й гвардейской армии генерал тов. ШЕ-МЕНКОВ? Надо полагать,
не за успешные действия. Об этом факте автор деликатно умалчивает, зато он не
скупится в рекламировании якобы неудачных действий соединений и частей 1-й
гвардейской танковой армии.
Читаешь воспоминания тов. ЧУЙКОВА В.И. и диву даешься. До чего же
«несообразительными» были воины 1-й гвардейской танковой армии и какие
«смекалистые» пехотинцы 8-й гвардейской армии! В подтверждение этой мысли автор
приводит прямо-таки «сногсшибательные» примеры.
«Находчивость и смекалка пехотинцев, — пишет он, — помогли увеличить
огнестойкость брони, каждый танк штурмового отряда получил дополнительные
бронеэкраны из мешочков с песком. Эти мешочки прижимались к броне проволокой,
шпагатом или пришивались к тросам, укрепленным на бортах и башнях» («Октябрь», №
5, стр. 129).
У каждого осведомленного читателя может вызвать только иронию подобное суждение
автора об увеличении «огнестойкости брони» танка с помощью шпагата и мешочков,
которые «пришивались к тросам». Нетрудно понять, что весь этот пример автора
действительно, образно говоря, «шит белыми нитками».
Не менее «оригинален» и другой пример, с помощью которого автор воспоминаний
стремится подчеркнуть превосходство «смекалистых» пехотинцев 8-й гвардейской
армии над танкистами. Товарищ ЧУЙКОВ В.И. пишет:
«Казалось, на том и закончатся попытки танкистов прорваться в ТИРГАРТЕН. Но
опять выручила находчивость [397] пехотинцев. Они предложили штурмовой танк,
покрытый мешочками с песком, облить мазутом, соляркой, к бортам привязать
дымовые шашки и выпустить этот танк «горящим».
Эксперимент удался. Первый танк на подходе к месту воспламенился. Эсэсовцы
растерялись — как же так, горящий танк продолжает двигаться и ведет огонь?»
(«Октябрь», № 5, стр. 133).
Чтобы убедиться в «правдивости» этого, на мой взгляд, надуманного примера, надо
самому сесть в горящий танк, наполненный боеприпасами и повести его в бой.
Конечно, неосведомленным читателям трудно и порой почти невозможно разобраться,
правду или неправду пишет автор. На это, видимо, и рассчитывает тов. ЧУЙКОВ
В.И., искажая исторические факты и события периода Великой Отечественной войны.
Время идет, люди умирают, а книга остается. Но в данный момент еще немало
очевидцев и участников тех событий, о которых пишет автор воспоминаний «Конец
Третьего рейха», они не могут, не имеют права допустить любого извращения
истории в угоду личных целей автора, возвеличивания им своего собственного «я».
А в этом отношении воспоминания «Конец Третьего рейха» являются одним из ярких
образцов безмерного восхваления автором своих заслуг. В воспоминаниях попрано
все: и историческая правда важнейших событий и фактов, и объективная
характеристика действий товарищей по оружию, и уважение к заслугам рядом
действовавших объединений, которые, как и 8-я армия, были гвардейскими и не
менее прославленными. Над всем этим возвышается раздутое до невероятных размеров
авторское «я».
В самых различных обстоятельствах и ситуациях автор неизменно подчеркивает свои
личные достоинства, предвидение и прозорливость при этом нередко весьма
сомнительных с точки зрения правдивости.
В подтверждение сказанного можно было бы привести сколько угодно примеров из
содержания воспоминаний «Конец Третьего рейха». Однако для этого потребовалось
бы, [398] по существу, переписать почти все произведение. Поэтому ограничусь
только некоторыми извлечениями.
Рассказывая, например, о переброске в июле 1944 года 8-й гвардейской армии на
одно из главных направлений, автор пишет:
«Ведь задолго до этого я пришел к мысли, больше того, к уверенности, что должно
случиться именно так, что мне предстоит вести свои полки на штурм Берлина»
(«Октябрь», № 3, стр. 106).
Трудно сказать, возможно, у автора действительно такие мысли были, но в тексте
воспоминаний они высказаны помпезно, без чувства скромности.
В этом же свете выглядит и следующее рассуждение тов. ЧУЙКОВА В.И,
«Говоря откровенно, — пишет он, — многие командиры, в том числе и я, не особенно
приветствовали на своих КП и НП начальство: без него управлять ходом боя легче.
Старшие начальники любят вмешиваться и не всегда удачно поправляют подчиненных;
в присутствии старшего начальника ему в порядке субординации докладываешь свои
решения, которые он может и не утверждать, что, несомненно, сковывает
инициативу.
Я тоже частенько посещал КП своих подчиненных, бывало, и вмешивался в их работу,
отменял решения, но это, как правило, диктовалось боевой обстановкой»
(«Октябрь», № 4, стр.144).
Вообще говоря, это рассуждение автора ошибочно по своему существу, ибо оно не
способствует воспитанию военных кадров в духе уважения старших начальников,
доверия к их опыту и знаниям. В частности же, тов. ЧУЙКОВ В.И. еще раз
подчеркивает, что вмешательство других, даже вышестоящих военачальников в
руководство боем «сковывает инициативу» и, следовательно, плохо. А когда же
он,
Василий Иванович, вмешивался, то хорошо, так как это «диктовалось боевой
обстановкой». Можно подумать, что присутствие тов. ЧУЙКОВА В.И. на КП своих
подчиненных вызывало у них восторг и восхищение.
Своего рода «кредо» о взаимосвязи личного [399] достоинства и скромности автором
высказано довольно определенно.
«Почти у каждого человека, — пишет он, — в новой обстановке, перед выполнением
новых задач обостряется чувство собственного достоинства. Природа не лишила и
меня таких чувств. Кстати, я не верю людям, которые, играя в напускную
скромность, говорят, что они не думают о себе, о своем достоинстве» («Октябрь»,
№ 3, стр. 108).
Видимо, автор вообще не допускает мысли о том, что могут быть люди действительно
скромные по своему характеру, а не играющие в напускную скромность, меньше всего
думающие о своих достоинствах и больше всего о порученном им деле. Так и хочется
сказать:
«Уважаемый Василий Иванович, снимите очки «величия», посмотрите вокруг себя
простыми глазами и Вы увидите сотни, тысячи советских людей, по-настоящему
скромных, отдающих все свои силы и способности общенародному делу и совершенно
не кичащихся своим собственным достоинством».
Если бы действительность соответствовала, с позволения сказать, «философии»
автора воспоминаний «Конец Третьего рейха», утверждающему, что перед выполнением
каждой новой задачи у людей «обостряется чувство собственного достоинства», то в
советском обществе давно бы уже перевелись нормальные люди. Они превратились бы
в самовлюбленных эгоистов, дефилирующих друг перед другом, как индюки на птичьем
дворе.
Благо, что это не так. Благо, что наши люди живут и воспитываются на основе
марксистско-ленинской философии, выдвигающей на первое место при решении каждой
новой задачи — ответственность перед народом за ее выполнение, а партия
неустанно воспитывает у каждого члена нашего общества настоящую человеческую
скромность и принимает решительные меры по отношению к тем, у кого настолько
«обострилось чувство собственного достоинства», что закружилась голова от
сознания собственного величия, и они оказываются не в состоянии решать новые
задачи в новой обстановке. [400]
Нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что тов. ЧУЙКОВ в своих
воспоминаниях пытается представить себя перед читателями этаким новатором в
военном деле, создателем новых оперативно-тактических приемов ведения боевых
действий.
«Мне хотелось найти такой оперативно-тактический прием, — пишет автор, — который
ошеломил бы противника новшеством и внезапностью» («Октябрь», № 3, стр. 108).
Ничего не скажешь, посылка солидная. Как же она реализуется? Об этом в
воспоминаниях написано следующее:
«Наконец, после напряженных раздумий, после тщательного анализа сведений,
собранных о противнике, стало созревать решение. Оно базировалось на личном
опыте.
На Южном фронте мной применялась разведка, перерастающая в наступление»
(«Октябрь», № 3, стр. 109).
И далее автор излагает суть этого приема, который он решил использовать и в
предстоящей операции. И только-то. Как говорится, «Гора родила мышь». А какие
громкие фразы этому предшествовали: «...ошеломить противника», «новшество» и
т.д.
Кстати, это «ошеломляющее новшество» автор применяет и в последующих операциях,
в частности в Висло-Одерской операции, и, закономерно опасаясь упрека в шаблоне,
оговаривается: «Едва ли противник успел разгадать новую тактику: ведь на Висле
перед нами были другие части» («Октябрь», № 3, стр.118).
Аналогично было и при наступлении с Мангушевского плацдарма:
«...Я предложил, — пишет тов. ЧУЙКОВ В.И., — тот же вариант наступления, который
хорошо оправдал себя в Ковельской операции» («Октябрь», № 3, стр. 131).
Автор так уверовал в это «ошеломляющее новшество», что и при анализе Берлинской
операции не преминул его вспомнить:
«Я убежден, что, если бы по примеру прошлого разведка была проведена по методу
перерастания ее в наступление, с наращиванием сил, мы могли бы в тот же день,
[401] 14 апреля, овладеть Зееловскими высотами» («Октябрь», № 4, стр. 143).
Вот, оказывается, в чем причина задержки наших войск перед зееловскими
позициями, — не применили «ошеломляющую новшеством» тактику, якобы разработанную
на основе личного опыта автором воспоминаний «Конец Третьего рейха».
Лавры «первооткрывателя», видимо, никак не дают покоя тов. ЧУЙКОВУ В.И.
Рассказывая о тактике боевых действий наших войск в Берлине, он пишет:
«Одним из таких многочисленных отходов от уставных догм обусловлено появление
тактики мелких штурмовых групп. Она родилась в уличных боях на берегах Волги»
(«Октябрь», № 5, стр. 129).
Но ведь известно, что тактика мелких штурмовых групп применялась и ранее, до
великой битвы на Волге. Еще в войне с белофиннами, при прорыве линии Маннергейма
на Карельском перешейке наши войска применяли тактику боевых действий штурмовыми
группами. Тов. ЧУЙКОВ В.И. об этом прекрасно знает, так как сам участник войны с
белофиннами. Зачем же заявлять свое право на авторское свидетельство за
изобретение, которое давно уже изобретено другими.
Отнюдь не о скромности автора воспоминаний свидетельствует и такое, например,
его заявление, когда он пишет:
«...Я решил не втягивать свои главные силы, а также 1-ю танковую армию в бой за
ПОЗНАНЬ» («Октябрь», № 3, стр. 143).
Уважаемый Василий Иванович, Вы могли принимать любое решение по руководству
своими войсками, но отнюдь не 1-й гвардейской танковой армией. У нее был свой
командарм, который и принимал соответствующие решения. Никто Вам не давал
полномочий для принятия решения о боевых действиях 1-й гвардейской танковой
армии, да Вы его и не принимали.
А с каким апломбом, прямо-таки хочется сказать, по-наполеоновски предстает перед
читателями автор [402] воспоминаний в связи с приведенным текстом ультиматума
гарнизону города ПОЗНАНЬ:
«Я, генерал ЧУЙКОВ, разбивший вашу 6-ю армию Паулюса в Сталинграде, предлагаю
вам немедленно сложить оружие и сдаться в плен. Я гарантирую вам жизнь и
возвращение на родину после войны» («Октябрь», № 4, стр. 133).
Но ведь 6-ю армию
Паулюса разбивал не один генерал ЧУЙКОВ, там были и другие генералы,
командовавшие армиями, фронтами, и даже Маршалы Советского Союза. Об этом автору
воспоминаний полезно было бы помнить еще тогда, во время составления текста
ультиматума, а тем более сейчас, опубликовывая его для широкого круга читателей.
Или, например, что стоит сценка беседы автора воспоминаний с немецким генералом
Кребсом:
«ЧУЙКОВ: — Где вы были во время Сталинградского сражения и как вы к нему
относитесь?
КРЕБС: — Тогда я воевал на Центральном фронте у Ржева... Вы были в Сталинграде
командиром корпуса?
ЧУЙКОВ: — Нет, командующим армией.
КРЕБС: — Я читал сводки о Сталинграде и доклад Манштейна Гитлеру. Кто вы?
ЧУЙКОВ: - Я ЧУЙКОВ.
КРЕБС: - ЧУЙКОВ?!
Долгая пауза. Кребс пристально смотрит на меня» («Октябрь», № 5, стр. 143).
Одним своим именем тов. ЧУЙКОВ прямо-таки шокировал начальника Генерального
штаба сухопутных войск Германии.
Читаешь подобные строки воспоминаний «Конец Третьего рейха», и как-то даже
неловко становится от бесконечных позирований автора перед читателями.
Кстати говоря, вообще весь рассказ автора о встрече с генералом Кребсом выдержан
в духе чрезмерного подчеркивания своей роли и полномочий в проходивших
переговорах о капитуляции.
Вызывает, например, сомнение, чтобы еще до решения Москвы и даже каких-либо
указаний командующего [403] фронтом тов. ЧУЙКОВ взял на себя инициативу и
полномочия для разъяснения Кребсу, что «мы можем вести переговоры только о
полной капитуляции перед союзниками: СССР, США, Англии. В этом вопросе мы едины»
(«Октябрь», № 5, стр. 139).
Или же такое заявление тов. ЧУЙКОВА В.И. Кребсу:
«Мы дадим вам радиосвязь. Обнародуйте завещание фюрера по радио. Это прекратит
кровопролитие».
Такое решение могло принять только Советское правительство, но не командующий
армией.
А взять эпизод хода переговоров после приезда генерала Соколовского.
«КРЕБС: — Надо Деница вызвать сюда, пропустите его.
СОКОЛОВСКИЙ: — Я не полномочен это решать.
— Немедленно капитулируйте, — сказал я, — тогда мы организуем поездку Деница
сюда» («Октябрь», № 5, стр. 149).
Как видите, Соколовский не полномочен, а Чуйков — полномочен?!
Автор воспоминаний «Конец Третьего рейха» договорился до того, что якобы и в
памятнике-монументе, воздвигнутом в Трептов-парке в Берлине, увековечен подвиг
сержанта 8-й гвардейской армии тов. Масалова, спасшего от смерти немецкую
девочку.
Подвиг сержанта Масалова действительно достоин всемерного одобрения и
популяризации, но зачем же путать божий дар с яичницей?
Неужели тов. Чуйков В.И. не знает, что в памятнике-монументе, стоящем в Берлине,
увековечен подвиг не какого-то отдельного лица, а героический подвиг советского
воина-освободителя, спасшего будущее человечества (в образе скульптуры девочки)
от фашизма. Зачем же ему понадобилось одним росчерком пера зачеркнуть на
символическом памятнике-монументе имя Советский солдат и написать там фамилию
сержанта 8-й гвардейской армии?
Можно только сожалеть, что такая популярная, [404] уважаемая и авторитетная
газета, как «Комсомольская правда», «клюнула» на это сенсационное открытие тов.
Чуйкова В.И. и с присущей ей задором взялась разыскивать конкретных лиц, подвиг
которых якобы прославлен в памятнике-монументе, низводя тем самым его символику
до уровня обыкновенного памятника бойцу.
* * *
В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза тов. ЧУЙКОВ В.И. делает целый ряд
довольно оригинальных, но крайне сомнительных, вследствие слабой аргументации,
выводов и обобщений. Они нередко расходятся с принятой у нас официальной точкой
зрения и поэтому, на мой взгляд, заслуживают определенного внимания.
Подводя итоги Висло-Одерской операции, тов. Чуйков В.И. пишет:
«За восемнадцать дней мы прошли с боями, без остановок более пятисот километров,
совершили огромный по масштабу и стремительный по темпу стратегический бросок. И
если бы Ставка и штабы фронтов как следует организовали снабжение и сумели
доставить к Одеру нужное количество боеприпасов, горючего и продовольствия, если
бы авиация успела перебазироваться на приодерские аэродромы, а
понтонно-мотостроительные части обеспечили переправу войск через Одер, то наши
четыре армии — 5-я ударная, 8-я гвардейская, 1-я и 2-я танковые — могли бы в
начале февраля развить дальнейшее наступление на Берлин, пройти еще
восемьдесят-сто километров и закончить эту гигантскую операцию взятием
германской столицы с ходу.
Ситуация нам благоприятствовала. Гитлеровские дивизии, связанные наступательными
действиями наших войск в Курляндии, в Восточной Пруссии, в районе Будапешта,
конечно, не могли помочь берлинскому гарнизону. Дивизии же, перебрасываемые
Гитлером с Западного фронта из Арденнских лесов, еще не были готовы для активных
действий. Я уверен, что 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты могли выделить
дополнительно по три-четыре [405] армии, чтобы вместе с нами решительно
двинуться на главный военно-политический центр фашизма — на Берлин. А овладение
Берлином решало исход войны» («Октябрь», № 4, стр. 128-129).
А далее утверждает:
«...что сил для продолжения Висло-Одерской операции исключительно до штурма
Берлина у нас было достаточно; что опасения за правый фланг 1-го Белорусского
фронта были напрасны, так как противник не располагал достаточными резервами для
нанесения серьезного контрудара (кстати, это признал и сам Гудериан в своих
«Воспоминаниях солдата»);
что планированный удар противника из района Штеттина мог осуществиться не ранее
15 февраля, причем незначительными силами;
что при решительном наступлении на Берлин в первой половине февраля силами
семи-восьми армий, включая три-четыре танковые, мы могли сорвать удар противника
из района Штеттина и продолжать движение на запад;
что для защиты столицы Германии в начале февраля у Гитлера не было достаточных
сил и средств, как не было и подготовленных инженерных оборонительных рубежей;
следовательно, путь на Берлин, по существу, оставался открытым» («Октябрь», № 4,
стр. 129—130).
Несомненно, вывод автора о возможности взятия Берлина с ходу и окончания войны
еще в феврале 1945 года является довольно оригинальным. Однако он крайне слабо
аргументирован и поэтому не убедителен.
Невольно возникает вопрос: если путь на Берлин был открыт, то кто же мешал
войскам 8-й гвардейской армии успешно форсировать реку Одер и триумфальным
маршем прийти в логово фашистского зверя?
Однако, как признает автор воспоминаний, его войскам не удалось с ходу
форсировать Одер, и дело тут, очевидно, не в том, что генерал Середин не
обеспечил зенитного прикрытия, а в том, что противник сумел ко времени подхода
наших войск к реке ОДЕР организовать достаточно прочную оборону. Это
подтверждается еще и тем, что [406] уже после форсирования реки ОДЕР частям и
соединениям 8-й гвардейской армии потребовалось затратить немало усилий и
времени (порядка двух недель), чтобы расширить плацдарм до размеров,
обеспечивших сосредоточение там необходимого количества войск 1 -го Белорусского
фронта, начавших с него мощное наступление на Берлин.
К тому же даже после захвата нашими войсками плацдармов на западном берегу реки
ОДЕР противнику удалось сохранить за собой предмостные укрепления с центром в
городе КЮСТРИН. Значительная часть его войск хотя и была окружена, но продолжала
удерживать такие важные в оперативном отношении пункты, как города ШНЕЙДЕМЮЛЬ,
ПОЗНАНЬ, БРЕСЛАУ, сковывая наши силы и средства, в том числе и соединения 8-й
гвардейской армии. Противник удерживал также всю территорию Померанской
провинции вплоть до города ДАНЦИГА, сосредоточивая на севере крупную группировку
«ВИСЛА». К этому следует добавить, что коммуникации наших войск оказались
растянутыми на 500 и более километров, железные дороги не работали,
железнодорожные мосты через реку ВИСЛА были выведены из строя; запасы
истощились, боевая техника и вооружение требовали восстановления и пополнения.
Спрашивается, о каком наступлении на Берлин могла идти речь в таких условиях?
Конечно, в настоящее время проще рассуждать об этом. Если бы то, да если бы
другое... то можно было бы взять Берлин с ходу и в феврале закончить войну. Но,
видимо, все эти «если» надо рассматривать с позиций того времени, а не
сегодняшнего дня. Были ли тогда возможности, чтобы в сроки, указанные автором,
материально обеспечить проведение операции по взятию Берлина и окончанию войны
или нет. При этом нельзя забывать и того, что эту операцию надо было провести
наверняка с полной гарантией в успехе.
Автор заявляет, что проведение этой операции «было связано с риском». Но какая
военная операция обходится без риска? («Октябрь», № 4, стр. 129.)
На мой взгляд, с таким мнением автора в данном случае [407] никак нельзя
согласиться. Бесспорно, при проведении каждой военной операции есть определенный
риск, но он, как правило, обусловливается расчетом на какие-то факторы, сводящие
этот риск на нет. Иначе это будет не риск, а безрассудный азарт и авантюризм,
которые неизбежно приведут к поражению «рискующего».
Прибегая к терминологии автора, можно задать ему такой вопрос. А если операция,
которую, по его мнению, можно было провести в феврале 1945 года, окончилась бы
для нас неудачно?
Нетрудно понять всю тяжесть и последствия подобного поражения не только в связи
с потерями в живой силе и технике, но и в моральном отношении. При этом нельзя
сбрасывать со счетов и возможную реакцию на такое поражение наших союзников
военного времени — США и Англии.
В решении такой большой и ответственной задачи, как проведение операции по
овладению Берлином, в результате которой должна была последовать капитуляция
Германии, делать ставку на риск по меньшей мере безрассудно. Эту операцию надо
было так тщательно и всесторонне подготовить, чтобы провести ее с полной
гарантией в победе.
Поэтому мне представляется, что вывод Маршала Советского Союза тов. Чуйкова В.И.
о возможности взятия Берлина и окончания войны в феврале 1945 года требует более
всесторонней аргументации, изучения, а возможно, и специального обсуждения.
Преподносить же его в таком виде широкому кругу читателей было со стороны автора
по крайней мере преждевременно, если не сказать больше.
Не очень вески аргументы автора и в его утверждении о том, «...что капитуляция
германских вооруженных сил началась или, точнее, состоялась значительно раньше 8
мая, что командование германских вооруженных сил было вынуждено принять условия
безоговорочной капитуляции из рук Вооруженных сил СССР» («Октябрь», № 5, стр.
135— 136).
Из содержания воспоминаний можно предполагать, [408] что это утверждение
основывается главным образом на следующих доводах: результаты переговоров с
генералом Кребсом, который записал себе наши условия капитуляции, на письме
доктора Фриче, просившего взять Берлин под защиту, на приказе немецкого генерала
Вейдлинга о прекращении сопротивления в Берлине и, наконец, на самом факте
взятия Берлина нашими войсками.
Все эти перечисленные доводы не могут служить достаточно веским аргументом для
вывода, сделанного автором. Генерал Кребс записал наши условия капитуляции, но
он их не подписывал. Доктор Фриче и генерал Вейдлинг констатировали факт
капитуляции Берлина, но не Германии.
Поэтому, на мой взгляд, нет никаких оснований ставить под сомнение тот
исторический факт, что безоговорочная капитуляция состоялась 8 мая 1945 года,
как это делает автор воспоминаний «Конец Третьего рейха».
Вызывает недоумение и такой вывод, сделанный автором воспоминаний. Говоря об
усилении противоречий между Советским Союзом и его союзниками, он пишет:
«То, что определенные расхождения существовали, не было секретом.
Это было известно и нам, военным. Но со всей ответственностью можно заявить, что
между военными союзниками, между солдатами антигитлеровской коалиции никаких
противоречий не было. Мы имели одну общую цель, одного общего врага и стремились
быстрее покончить с ним» («Октябрь», № 5, стр. 153).
На мой взгляд, в этом выводе перепутано все и вся, а сам по себе он является
ошибочным и вредным. Если внимательно вдуматься в этот вывод, то нетрудно
понять, что, по мнению автора, были государства: СССР, США, Англия; их правительства, между которыми существовали «определенные расхождения». В то же
время были военные союзники: СССР, США и Англия, между которыми «никаких
противоречий не было».
Это же абсурд. «Военный союзник» не отвлеченное понятие, а в данном случае
страна, во главе которой стоит [409] правительство, и это правительство проводит
свою политику, которая неизбежно отражается и на поведении данной страны как
военного союзника. И не прав тов. Чуйков В.И., что между СССР, США и Англией как
военными союзниками «никаких противоречий не было». Они были и хорошо известны
каждому взрослому советскому человеку. Эти противоречия нашли свое конкретное
отражение и в несвоевременной поставке нашей стране вооружения и техники,
предусмотренной соответствующими договорами, и в стремлении США и Англии
затянуть открытие второго фронта, и по многим другим вопросам.
Все это давно известная истина, и, естественно, вызывает недоумение, для чего
понадобилось тов. Чуйкову В.И. путаницу своих суждений выносить на страницы
печати под видом этакого глубокомысленного и «ответственного» заявления.
В заключение следует сказать, что воспоминания Маршала Советского Союза тов.
Чуйкова В.И. «Конец Третьего рейха» подготовлены к печати и выпущены в свет
крайне небрежно. В них перепутаны наименования ряда городов, неправильно
написаны некоторые фамилии, истинны наименования объединений и т.п. На всем этом
лежит печать поспешности и недоработок автора, а также чрезмерной доверчивости и
невнимательности редакции.
Правда, это журнальный вариант готовящейся к печати книги тов. Чуйкова В.И.
Однако мне представляется что неряшливые страницы и в журнальном варианте не
делают чести ни автору произведения, ни редакции одного из старейших и уважаемых
читателями журналов, каким является «Октябрь», печатающийся в издательстве
«Правда».
Из всего сказанного можно сделать следующий вывод.
В воспоминаниях Маршала Советского Союза тов. Чуйкова В.И. «Конец Третьего
рейха» собран хороший, интересный и полезный материал о боевых действиях наши
Вооруженных сил на заключительном этапе войны с гитлеровской Германией. Однако
многие исторические события и факты автором воспоминаний излагаются неверно,
тенденциозно, а ряд важных обобщений и выводов [410] сделаны поспешно, без
достаточной аргументации и доказательств. Поэтому публикация их в таком виде,
как они представлены в журнале «Октябрь», может только ввести в заблуждение
читателей, чего, на мой взгляд, допускать никак нельзя.
Всем содержанием воспоминаний автор непомерно возвеличивает свою роль; у него
отсутствуют элементарная скромность и самокритичность, в то же время он без
должного чувства меры охаивает действия вышестоящих штабов, их представителей,
умаляет роль объединений, совместно с которыми 8-я гвардейская армия участвовала
в боевых операциях.
Отсюда следует, что книга Маршала Советского Союза тов. Чуйкова В.И. «Конец
Третьего рейха» должна выйти в свет лишь после серьезной переработки ее автором
и тщательной сверки излагаемых событий и фактов с подтверждающими их документами
истории. Иначе эта книга принесет не пользу, а вред.
И вообще, товарищи, пора навести порядок с изданием мемуарных произведений.
ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК
А. БАБАДЖАНЯН
22 октября 1964 года [411]