 |
Бабаджанян
А. X. Танковые рейды 1941-1945. Дороги победы. |
Приложение
ПО ПОВОДУ КНИГИ В.Г. ГРАБИНА
«ОРУЖИЕ ПОБЕДЫ»
За последние годы вышло в свет много мемуарных произведений, посвященных
событиям Второй мировой войны. Их авторы, в большинстве своем видные
военачальники, непосредственные участники Великой Отечественной войны, делятся с
читателями своими воспоминаниями о событиях этого важнейшего периода в жизни
советского народа.
Значительно меньше воспоминаний о работе наших конструкторских и заводских
коллективов, внесших огромный вклад в дело создания и обеспечения боевой
техникой и вооружением наших доблестных Вооруженных сил.
Поэтому понятен тот интерес, с которым были встречены воспоминания Героя
Социалистического Труда, генерал-полковника технических войск В.Г. Грабина, в
прошлом видного конструктора артиллерийского вооружения, опубликованные в
журнале «Октябрь» под названием «Оружие Победы» (№№ 10, 11, 12 за 1973 год и №№
8 и 9 за 1974 г.).
Произведения этого жанра призваны к тому, чтобы помочь читателю глубже познать
те или иные события, важные исторические факты, о которых автор пишет как
непосредственный их участник или очевидец.
Поэтому читатели надеются на достоверность излагаемого материала, полагая, что
автор не сочиняет, а рассказывает о том, что видел и пережил сам, и не только
рассказывает, но и дает квалифицированную оценку этим [412] фактам и событиям,
делает правильные обобщения и выводы. Это накладывает большую ответственность
как на автора, так и на издательства.
Всякие неправильные обобщения и выводы, искажения фактов не только не
способствуют более глубокому пониманию прошедших событий, а, наоборот,
дезориентируют читателей, создают у них ложное представление об этих событиях и
людях, принимавших в них участие.
Особо недопустимо, когда, мягко говоря, авторы скатываются на путь
самовосхваления, одновременно предавая забвению сделанное другими коллективами и
лицами, незаслуженно обижая и даже оскорбляя их.
Примером подобных мемуаров являются воспоминания В.Г. Грабина.
Воспоминания в основном посвящены созданию и становлению конструкторского бюро
на одном из приволжских артиллерийских заводов в период 1934—1941 гг. и его
работе по разработке 76-мм дивизионной, 57-мм противотанковой и 76-мм танковой
пушек. Автор достаточно подробно описывает процесс конструирования новых
артиллерийских систем, их изготовление и испытания на различных уровнях.
Показывает то новое и полезное, что было внесено им в дело проектирования и
внедрения в производство артиллерийских систем.
По своей теме книга могла бы дать читателям, большинство из которых не помнит и
не может помнить то предвоенное время, большее представление о труде советских
людей, и в первую очередь конструкторских и заводских коллективов, их
руководителей в деле укрепления обороноспособности страны, роли и месте
военачальников, военных специалистов, руководивших разработкой систем вооружения
и определявших направления развития вооружения и военной техники, но, к
сожалению, этой цели автор не достиг. И не потому, что круг деятельности его был
недостаточно широк, он не имел постоянных контактов с указанными коллективами и
специалистами, или дело, которым он непосредственно занимался, не давало ему
этой возможности. Напротив, автор имел [413] для этого богатейшие возможности,
которыми в своих воспоминаниях воспользовался лишь с одной целью — непомерного
раздувания своей роли, самовосхваления, приписывания себе качеств провидца,
постоянно поучающего окружающих, многие из которых оглуплены, выведены людьми
невежественными, рутинерами, обывателями, неспособными понять нужды современной
армии и характер предстоящих событий.
Особенно неприглядно выглядят руководящие работники военного ведомства, а также
целые коллективы Центральных управлений Наркомата обороны.
При чтении книги создается впечатление, что никто, кроме Грабина В.Г., ничего не
понимал в деле создания пушек, в том числе танковых. Самое удивительное, что в
разряд непонимающих отнесены и Главное артиллерийское управление (ГАУ), и
Автобронетанковое управление (АБТУ), которые были основными заказчиками и в
действительности, по существу, руководили созданием нового вооружения и военной
техники, оснащением им войск и освоением его. Как известно, со своими задачами
эти управления успешно справились. Об этом свидетельствует та роль, которую
сыграли танки и артиллерия в Великой Отечественной войне. По Грабину же,
руководители ГАУ самые настоящие ретрограды, которым «и в голову не приходило»
(№ 11, 1973 г., стр. 134), сколько выстрелов придется делать дивизионной пушке
во время войны, они обмениваются недоуменными взглядами и саркастическими
усмешками по поводу того, что Грабину разрешено включиться в работу по созданию
76-мм дивизионной пушки. «Мы их выручаем, а они волком смотрят» (№ 8, 1974 г.,
стр. 166).
Руководители АБТУ Павлов и Лебедев ни больше ни меньше не понимают роли танка и
его назначения, считая, что главное — это движение и броня.
Грабин любит поучать всех и вся. Послушать его, так ни артиллеристы, ни танкисты
не понимали, какая же пушка нужна танку. При этом снова автор не утруждает себя
тем, чтобы привести какие-либо аргументы своих [414] оппонентов по занятой ими
позиции. Грабин пишет: «В Главном бронетанковом управлении... первая встреча
состоялась с заместителем начальника Лебедевым. Разговор не занял много времени.
На наше предложение Лебедев почти слово в слово повторил то, что говорил мне два
года назад по поводу специально для танка созданных пушек:
— Если пехота вашу пушку примет, тогда мы возьмем ее на вооружение среднего
танка. Если пехоте ваша пушка не нужна, то и нам не нужна.
Все мои попытки убедить его в том, что танку все же требуется не полевая, а
специальная пушка, что наше орудие уже скомпоновано в средний танк и танкисты
высоко оценили пушки, ни к чему не привели. Было ясно, что здесь мы попусту
теряем время.
Тогда мы обратились к начальнику ГБТУ Федоренко, но здесь разговор был еще
короче. Как только я объяснил, зачем мы пришли, Федоренко сию же минуту встал и
направился к сейфу. Вынув из сейфа папку, порылся в ней и сказал:
— В решении правительства пушка Ф-34 не значится.
Так и вернулись на завод мы ни
с чем» (№ 9, 1974 г., стр. 155).
Стенограммы разговора с Федоренко у нас нет. Но из написанного следует, что он
якобы был против установки пушки Ф-34 на танк Т-34 и не обговаривал с
руководителями завода и КБ условия, при которых эта пушка могла быть установлена
в танк.
Почему же на вопрос т. Сталина: «Как войска и лично Вы оцениваете пушку Грабина?»,
Федоренко ответил: «Пушка очень хорошая, танкистам нравится. Это самая мощная
танковая пушка в мире. Наш Т-34 господствует на полях сражений»? (Там же, стр.
156.)
Выходит, никто из военных должностных лиц, имевших прямое отношение к делу
создания танков, не хотел ставить в танк мощную пушку, был категорически против
пушки Грабина, и все-таки в короткие сроки она [415] была установлена, и те же
военные отзывались о ней восторженно.
Не менее бесцеремонен автор в характеристике «инспектора артиллерии Воронова»,
который ратует за старую «сорокапятку», не видя необходимости в создании более
мощной противотанковой пушки (там же, стр. 157).
Столь же неубедительно описана беседа со Сталиным в декабре 1941 года по вопросу
уменьшения длины ствола 57-мм пушки ЗИС-2 по рекомендации т. Говорова якобы
из-за ее большой мощности (пробивает немецкие танки насквозь) и очень высокой
меткости.
« — Значит, вы не согласны укоротить ствол? — спросил Сталин.
— Да, я считаю это нецелесообразным.
— Тогда мы ее снимем с производства.
— Лучше это.
— Значит, мы ее снимаем, — заключил Сталин.
Решением Государственного Комитета
Обороны производство ЗИС-2 было прекращено».
В подтверждение своей правоты Грабин далее пишет, что в 1943 году ЦАКБ, которое
он возглавлял, в докладной записке на имя т. Сталина предложило возобновить
производство ЗИС-2.
«Государственный Комитет Обороны одобрил это предложение. И через три недели
после решения ГКО армия вновь стала получать пушки ЗИС-2...» (там же, стр. 164).
Многозначительные многоточия поставлены Грабиным.
Ничего удивительного в этом решении ГКО не было. И, очевидно, дело было не в
длине ствола и высокой меткости, а в тех трудностях, которые переживала страна,
и изысканием возможности обойтись временно меньшей номенклатурой орудий и
боеприпасов.
Вопросы борьбы с танками с первых дней войны находились под неослабным вниманием
ЦК партии и правительства. Это нашло свое выражение не только в организации
производства и расширении выпуска противотанковых ружей, зажигательных средств,
мин, 45-мм пушек, [416] но и в заботах о повышении огневой мощи противотанковой
артиллерии, выпуске самоходных установок, усилении вооружения танков, авиации и
др. При этом учитывался намечающийся выпуск немцами новых, более мощных танков.
Следует помнить, что в 1943 году многие важнейшие предприятия промышленности,
перебазированные на Восток, ввели в строй новые мощности.
Заостряя внимание читателей лишь на указанных фактах и своей прозорливости,
автор ставит под сомнение не только репутацию весьма уважаемых и доказавших свои
способности и преданность Родине лиц, но и выхолащивает смысл правительственных
решений. (Мол, сначала сняли с производства ЗИС-2, а потом вынуждены были
возобновить выпуск.)
Вообще т. Грабин питает страсть к поучениям, не отказывая себе в этом даже при
докладе руководителям партии и правительства (Сталину, Ворошилову, Молотову и
др.). Докладывая о пушке Ф-22, о том, что она «...изготовлена из отечественных
материалов и на отечественном оборудовании, что очень существенно (поясняет он
им далее), особенно в случае войны» (№ 11, 1973 г., стр. 152).
Весьма лихо т. Грабин расправляется со своими «противниками», вкладывая в их
уста речи, которые вновь и вновь должны показать нам его собственную
прозорливость и невежество, косность либо ошибочность взглядов всех остальных.
Так, когда Елян и Грабин приехали в Москву к начальнику ГАУ (дата не
указывается) с предложением использовать пушку Ф-34 для танка, начальник ГАУ
якобы ответил: «Нужна или не нужна ваша пушка, решают танкисты. Мы же в данном
случае оформляем ТТТ и договор на создание и поставку пушки. Ничем вам помочь не
могу» (№ 9, 1974 г., стр. 154. Довольно четкая позиция.
В один из мартовских дней 1941 года тот же начальник ГАУ, приехав на завод,
выражает опасение в связи с перспективами развития танков в Германии, проявляя
при [417] этом особую озабоченность по поводу недостаточной огневой мощи
советского танка КВ-1:
«В этой связи особенно беспокоит вооружение нашего танка КВ-1 76-мм пушкой Ф-32,
которая по мощности уступает даже пушке Ф-34 среднего танка. КВ-1 нужно срочно
перевооружить...
— У некоторых из нас сложилось неправильное представление о танковой пушке. Она
действительно должна быть специально создана для данного типа танка» (№ 9, 1974
г., стр. 168).
Здесь уже не танкисты решают, какой должна быть танковая пушка. От былой
инертности начальника ГАУ не остается и следа. Попутно делается признание о
правоте Грабина и ошибочности позиции ГАУ. Такой метод «цитирования» Грабин
использует неоднократно.
Красной нитью через всю книгу проходит не сотрудничество, а борьба, которую
Грабину приходилось вести с Артиллерийским управлением Наркомата обороны, с
заказчиком, с «военными товарищами». Грабин пишет: «...На смену творческим
волнениям пришло новое доселе неиспытанное чувство предстоящей борьбы в тяжелых
и неравных условиях... До сих пор никто из Наркомата обороны, кроме
представителей АУ Елисеева и Бурова, ни малейшего интереса к этой пушке не
проявил. Словом, военных руководителей наша пушка совершенно не интересовала»
(№11, 1973 г., стр. 145).
Описывая результаты испытаний на прочность 76-мм пушки, когда на последних
выстрелах появились отказы и пушка вышла из строя, Грабин, в частности, пишет:
«Никому из нас и в голову не могла прийти возможность подобного финала. Не было
у пушки таких дефектов, не должно было этого случиться, а случилось... Вот вам
результат борьбы молодого завода и молодого коллектива конструкторов» (№ 11,
1973 г., стр. 165).
Далее т. Грабин поясняет: «...Причина заключалась в плохой сварке... сварили бы
хорошо, и никакой беды не было бы» (там же).
После этого и вовсе не уместна драматизация и, [418] непонятно, при чем тут
борьба молодого завода и молодого коллектива конструкторов?
Поверить автору, так военные испытатели на войсковых полигонах получали
«своеобразное удовлетворение», когда «в новой пушке что-то ломалось», и
«искренне» огорчались, «если не ломалось ничего» (№ 11, 1973 г., стр. 161).
На заседании Правительства рассматривается вопрос о пушке Ф-22 (как и во многих
других случаях, даты автор не приводит). Грабин пишет:
«В приемной в Кремле, когда мы туда прибыли, уже было множество и военных, и
штатских... Мне даже стало не по себе. Если все они навалятся на пушку, то ей не
устоять. Военные все с ромбами, тут же и маршалы, а штатских тоже, по-видимому,
товарищей ответственных и не сосчитать. Если бы пушка выдержала испытания, тогда
бы не страшно было, а то нас поколотили, и крепко. Как защищаться? Ума не
приложу...
С докладом выступил неизвестный мне инженер Артиллерийского управления. Он начал
читать подготовленный текст о результатах испытания. В основном это был перечень
недостатков пушки: полуавтомат работает ненадежно, подъемный механизм при
выстреле сдает, рессоры ломаются и еще, и еще, и еще...
...Очень тяжело было мне, побитому конструктору, слушать такие итоги, да еще в
таком месте — в Кремле, в присутствии таких высоких руководителей. Я забыл все,
что готовил к выступлению. Хотелось убежать из зала заседаний. А докладчик все
молотит и молотит, как обухом по голове. Одни только недостатки оказались у
пушки» (№ 12, 1973 г., стр. 123).
В чем видит Грабин предвзятость отношения военных к нему?
Что они докладывают руководителям партии и правительства результаты испытаний
без прикрас, останавливаясь на недостатках.
А как они могли иначе? Сам Грабин признает эти недостатки в своем выступлении.
[419]
«Я начал с того, что все перечисленные недостатки действительно существуют, —
сам видел при испытаниях. Недостатков много, но главных три» (там же).
Как видим, представитель Артиллерийского управления не «молотит и молотит», а
докладывает то, что и обязан доложить по результатам испытаний такого важного и
массового вида вооружения, как пушка.
Далее Грабин обвиняет в злом умысле инспектора артиллерии, требовавшего
использовать для новой 76-мм пушки патроны пушки образца 1902/30 г., которых в
стране имелись большие запасы:
«Вот «ход конем» — не одним, так другим губят пушку» (там же, стр. 124).
Это требование поддержали не только другие военные, их одобрило заседание.
Никаких непреодолимых трудностей перед КБ Грабина не было поставлено, и вскоре
пушка Ф-22 была доработана, выдержала испытания, и комиссия рекомендовала ее на
вооружение Красной Армии.
Можно допустить, что молодой конструктор Грабин не мог учитывать всех причин,
которые обусловили принятие Правительством решения о быстрейшей отработке
дивизионной пушки при обеспечении возможности использования мобилизационных
резервов гильз. Но умудренному большим жизненным опытом генерал-полковнику вряд
ли простительно не учитывать этого теперь.
Но дело, видимо, не в этом. Раз уж автор решил «доказать», что все были против
него и какую героическую борьбу ему пришлось вести «в тяжелых и неравных
условиях», то ему не до объективных фактов.
Необходимость дальнейшего совершенствования дивизионной пушки очевидна только
Грабину.
Он пишет: «...ГАУ не возобновило с нашим заводом договор на продолжение
производства Ф-22 в 1941 году, мотивируя это тем, что дивизионными орудиями
армия полностью удовлетворена в соответствии с мобилизационными планами
Генштаба. А если это так, то кому [420] нужна новая дивизионная пушка, будь она
сверхсовершенна?..
И все же мы взялись за эту работу, предварительно взвесив все «за» и все
«против». Соображения были следующие: самый приблизительный подсчет (подчеркнуто
мной. — А.Б.) показывал, что на вооружении Красной Армии к началу 1941 года
все-таки меньше дивизионных орудий, чем было на вооружении русской армии перед
Первой мировой войной. Масштабы Первой мировой войны не могли не уступать
развороту будущей войны, неотвратимость которой ни у кого из нас не вызывала
сомнений. Следовательно, не исключена возможность, что придется возобновлять
производство Ф-22 УСВ. А раз так, гораздо выгоднее иметь про запас на случай
войны новую дивизионную пушку, которая по всем показателям будет превосходить
Ф-22 УСВ» (№ 9, 1974 г., стр. 169).
Здесь Грабин не ограничивается оглуплением отдельных должностных лиц. Видимо, ни
ГАУ, ни Генеральный штаб были не в состоянии либо не удосужились произвести даже
«самый приблизительный подсчет», чтобы сравнить количество стволов дивизионной
артиллерии у нас и в старой русской армии, правильно оценить мобилизационные
потребности, мыслили категориями Первой мировой войны и совершенно не
представляли себе масштабов будущих боевых действий.
Зачем понадобилось автору путать вопросы серийного выпуска с разработкой новой
пушки? Всему миру известно, что в вопросах развития вооружения и военной техники
нельзя стоять на месте. Не ставили точку на последнем серийном образце ни
артиллерия, ни танки, ни авиация.
И вновь противопоставление себя всем и вся, не видящим дальше своего носа,
выпячивание собственной личности — единственного провидца, умеющего заглянуть в
будущее и смело закладывающего его основы вопреки всеобщему противодействию.
Непозволительно фамильярно и бесцеремонно Грабин разглядывает и описывает одного
из выдающихся героев [421] Гражданской войны, видного военного деятеля М.Н.
Тухачевского:
«Внешность М.Н. Тухачевского не соответствовала моим представлениям о большом
пролетарском полководце. Уж очень красив и молод, созданный как будто не для
военных, а совсем для других (?) дел» (№ 11, 1973 г. стр. 134).
Говоря о приверженности М.Н. Тухачевского к идеям использования в артиллерии
динамо-реактивного принципа, автор приписывает ему легкомыслие и
недальновидность в решении вопросов, имеющих первостепенное значение для обороны
страны, и мимоходом так характеризует его, а заодно подчеркивает свою
принципиальность и смелость:
«По-видимому, искренне убежденный в своей правоте, он не мог доказать ее, но,
как человек увлекающийся, горячий, не считал для себя возможным отступать. Как я
понял, ему до сих пор не только никто не возражал относительно его идеи перевода
всей артиллерии на динамо-реактивный принцип, но даже поддакивали: не все
решаются говорить начальству правду, если знают, что эта правда будет начальству
неприятна. Я же как специалист не мог, не имел права не возражать» (№ 11, 1973
г., стр. 150).
В своих воспоминаниях автор приводит многочисленные примеры бесед с т. Сталиным,
который советуется с ним по вопросам вооружения и, в частности, танкового.
Так, в очередной раз вызвав к телефону Грабина, Сталин говорит:
« — Я хочу с Вами посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен
маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка...»
И продолжает:
« — Значит, у вас давно сложилось мнение о недостаточной мощности
семидесятишестимиллиметровой пушки для тяжелого танка?
— Да, товарищ Сталин.
— Очень жаль, что я раньше не знал об этом. Скажите, [422] пожалуйста, можно ли
в тяжелый танк поставить стосемимиллиметровую пушку?
— Можно, товарищ Сталин.
— Значит, мощную стосемимиллиметровую пушку мы установим в тяжелый танк?
— Да, товарищ Сталин.
— Спасибо Вам за совет, до свидания» (№ 9, 1974 г., стр. 169, 170).
Полноте, т. Грабин, что мешало Сталину узнать ваше мнение? И почему о
возможности установки в танк 107-мм пушки он спрашивает вас, а не главного
конструктора тяжелых танков т. Котина Ж.Я.? Или Сталину не было известно, кто
устанавливает пушку в танк?
Почему-то автор умалчивает о дальнейшей судьбе 107-мм пушки. Видно, причины
неудач с ее отработкой нельзя взвалить на военных.
В безудержном самовосхвалении автор переходит всякие границы. Он пишет:
«18 мая на городской площади состоялась моя встреча с избирателями, и дернула
меня нелегкая во всеуслышание заявить, что фашистская Германия — наш злейший
враг и война неизбежна в ближайшем будущем. Впрочем, «нелегкая дернула» —
неточное объяснение. Я прекрасно понимал и значение пакта о ненападении,
связывавшего в то время СССР и Германию, и то, каких трудов стоит продление
мирной передышки, и то, как нужна она, чтобы дать Красной Армии современное
боевое оружие. И вместе с тем, оказавшись перед моими избирателями, я не мог не
высказать им «открытым текстом» того, что меня волнует.
Читатель, знакомый с обстановкой в стране в те предвоенные месяцы, поймет, как
прозвучало мое выступление перед сотнями людей и чем это могло для меня
обернуться» (№ 9, 1974 г., стр. 174).
Чего здесь больше — рисовки, самолюбования или политической незрелости?
На протяжении всей книги (более 170 журнальных страниц) не нашлось ни одного
доброго слова о других [423] главных конструкторах, о других, не конструкторским
бюро Грабина созданных, орудиях. Наоборот, автор старается подчеркнуть
недостатки других и самовлюбленно перечисляет преимущества своих решений, своих
пушек (№ 11, стр. 155; № 12, стр. 136; № 8, стр. 180) и т.п.
А ведь известно, что мощные длинноствольные орудия, за которые ратовал якобы
один Грабин, были установлены на последующих образцах наших танков. В их
разработке принимало участие и КБ Грабина, однако лучше с этой задачей
справились другие КБ, чьи орудия и были приняты.
Получается (по книге) довольно-таки мрачная картина, и если бы не Грабин и
руководимое им конструкторское бюро, то Советская Армия осталась бы без пушек. И
сколько «предвидения» у молодых конструкторов во главе с Грабиным, которые в
1934 году решили переехать в Приволжье на безвестный завод, «чтобы возродить на
новой основе мозговой центр ствольной артиллерии» (№ 10, стр. 135). Как громко и
как нескромно.
Это конструкторское бюро сделало много, его работа по заслугам оценена партией и
правительством. Но Грабин в своих воспоминаниях наделяет свое конструкторское
бюро такими способностями, которые якобы позволяли решать несвойственные ему
задачи. По книге получается, что не над КБ (ОГК) директор завода, а, наоборот,
над директором КБ (ОГК). Вот один из примеров. В ОГК «в конце концов единодушно
решили: запускать ЗИС-3 и ЗИС-30 на валовое производство» (№ 9, стр. 181).
Непонятно, почему и по чьему заданию КБ обсуждает проблемы танкового вооружения
(№ 8, стр. 184), определяет «главенствующие характеристики танка» и приходит к
выводу, что «танк — повозка для пушки». Это же абсолютное непонимание сущности
танка как вида вооружения. Кроме того, автор воспоминаний очень слабо
разбирается в устройстве танков. Только этим можно объяснить такие выражения:
«средние танки с колесно-гусеничным движением», «верхний и нижний лобовые листы,
[424] нависающие над гусеницей» (№ 8, стр. 19), «мощность брони» (№ 9, стр.
170).
Ошибочные взгляды т. Грабина на предназначение танка как боевой машины
иллюстрирует также его ссылка на вооружение французского танка (№ 8, 1974 г.,
стр. 183). Автор не утруждает себя анализом, нужно ли иметь на танке 155-мм
гаубицу (а это была гаубица, а не пушка, как ошибочно пишет автор) наряду с
75-мм пушкой, к чему привела установка такого вооружения в танк. А ведь
известно, что этот французский танк, созданный в 1928 году, при весе 75 т имел
максимальные толщины брони 35— 50 мм, его не выдерживали мосты, он был
малоподвижен (максимальная скорость — 15 км/час), громоздок, легко уязвим.
Очевидная сомнительная боевая ценность этого танка обусловила прекращение работы
над ним.
Такова же была судьба и других подобных машин. В то же время, когда появилась
необходимость и с созданием у нас 122-мм пушки с клиновым затвором (кстати, не
конструкции КБ т. Грабина), ее удалось установить в 1943 г. в модернизированный
танк ИС-1, получивший индекс ИС-2.
Этот танк при весе 45 т явился наиболее мощным танком Второй мировой войны.
Наряду с высокой огневой мощью он был подвижен и хорошо защищен. Известно, что
командование немецко-фашистской армии во избежание больших потерь запрещало
своим танкистам вступать в единоборство с этим советским танком.
Непонятно, почему Грабин берется за несвойственное ему дело.
Если верить Грабину, то созданием артиллерийского вооружения в тридцатые годы
никто не руководил, в этом деле был хаос, а ГАУ и АБТУ являлись тормозом
развития вооружения. Системы не было, а был труд одного КБ (Грабина) и отдельных
одиночек. Вот как Грабин описывает процесс создания танковых пушек КВ и Т-34.
Грабин встречается с Соркиным (военный инженер из ГАУ) на курорте, и последний
предлагает Грабину взяться [425] за разработку танковой пушки (№ 8, стр.181).
Затем КБ получает «заказ на специальную танковую пушку, добытый (подчеркнуто
мной. — А.Б.) стараниями Р.Е. Соркина (№ 8, стр. 184). На помощь приходит
военный инженер из АБТУ В.И. Горохов. «Очень быстро они (Горохов и Соркин)
раздобыли их для нас и доставили на завод легкий танк БТ-7 выпуска 1935 года» (№
8, стр. 184). И «танк с нашей Ф-32 стал солидным, грозным. Первый раз танковое
орудие не выглядело второстепенным придатком боевой машины, пушка и танк
составляли одно целое».
Действия Соркина и Горохова непонятны (особенно военному читателю) и, как они
показаны в книге, во многом противозаконны. Эти военные инженеры выведены
одиночками-героями, выступающими в обход своих начальников. Они «...не жалели ни
времени, ни своих сил, чтобы делом — новой танковой пушкой — опровергнуть
«кавалерийские концепции» ГАУ и АБТУ» (№ 8, стр. 185). А Горохов берет на себя
право заявить: «76-мм пушка для вооружения среднего танка уже имеется.
Поздравляю вас, друзья, с большим успехом!»
А как создается пушка для среднего танка?
«...От Горохова и Соркина нам стало известно, что одному из КБ предложено
спроектировать средний танк и вооружить его 76-мм орудием... И хотя ни от ГАУ,
ни от АБТУ мы не получили приглашения подумать об этой работе, а сведения о
среднем танке были неофициальными, это нас не смутило, и мы решили срочно
заняться пушкой для среднего танка» (№ 8, стр. 186). Трудно поверить, что это
может происходить в социалистическом государстве с его плановой экономикой.
Получается, что пушка Ф-34 для среднего танка никем не была заказана, а на стр.
194 (№ 8, 1974 г.) читаем: «По приказу заказчика нашу пушку отправили на
советско-финляндский фронт». Видимо, заказчик все-таки был.
В книге имеется также большое число противоречивых утверждений, неточностей,
неясных выражений, хронологических неточностей.
Вот несколько примеров. [426]
На совещании в Кремле Грабин в своем выступлении подчеркивал, что одним из
преимуществ его пушки Ф-22 является то, что «она дешевая» (№ 11, стр. 159). И
вдруг она оказалась «малотехнологичной — трудной для производства,
следовательно, дорогостоящей» (№ 8, стр. 159).
Грабин пишет, что «конструктивная схема КВ также выгодно отличала его от тяжелых
танков капиталистических стран» (№ 8, стр. 186), а буквально через пять страниц
читаем, что этот «танк был конструктивно несовершенен» (№ 8, стр. 191).
Не стыкуются даты в эпизоде вызова Грабина к Жданову (№ 9, стр. 174).
Неверно утверждение, что «...за всю Великую Отечественную войну не было
зарегистрировано ни одного случая, когда бы ствол (речь идет о пушке танка)
зачерпывал землю и при выстреле разрывался» (№ 8, стр. 187). На самом деле такие
случаи были не единичны.
В книге встречается множество неудачных литературных оборотов и сравнений. Так,
например:
— «так называемых военпредов, то есть по приемке продукции» (№ 10, стр. 117);
— «налаженная рабочая обстановка пошла под откос» (№ 10, стр. 134);
— «форменное бездорожье» (№ 11, стр. 148);
— ствол артиллерийского орудия сравнивается с ножкой штатива для фотоаппарата (№
11, стр. 134).
Книга названа «Оружие Победы». Не слишком ли претенциозно? Победа была
достигнута с использованием всех видов оружия, что известно каждому школьнику.
Что же касается артиллерии, то ее вклад в дело Победы не ограничивается только
орудиями, созданными КБ Грабина.
Приходится сожалеть, что редакция весьма уважаемого журнала «Октябрь» нашла
возможным опубликовать в таком виде воспоминания В.Г. Грабина, в которых
исторические факты изложены тенденциозно, а порой и искажены, оговорен ряд
заслуженных военных деятелей, умаляется роль других конструкторов и непомерно
раздуты личные заслуги автора. [427]
Книга т. Грабина в представленном виде не может быть издана, т.к. она пользы не
принесет, а причинит только вред.
Рецензируя книгу Грабина, я рассматривал ее с позиций читателя-танкиста.
Очевидно, для всесторонней оценки книги в части, касающейся вопросов, связанных
с созданием и производством артиллерии, и в особенности полевой, свой отзыв
должны дать соответствующие специалисты.
МАРШАЛ БРОНЕТАНКОВЫХ ВОЙСК
А. БАБАДЖАНЯН
15 ноября 1974 г.