Лившиц Я.Л. |
(октябрь 1941 г. — апрель 1942 г.)
«Оборона Ленинграда и Москвы, где наши дивизии истребили недавно десятка три кадровых дивизии немцев, показывает, что в огне Отечественной войны куются и уме выковались новые советские бойцы и командиры, летчики, артиллеристы, минометчики, танкисты, пехотинцы, моряки, которые завтра превратятся в грозу для немецкой армии».
(Сталин)
БРИГАДА УХОДИТ К МОСКВЕ
В разгаре боёв за Мценск генерал-майор Лелюшенко был вызван к прямому проводу для переговоров c товарищем Сталиным. Товарищ Сталин коротко обрисовал генералу обстановку, сложившуюся к 9 октября на дальних подступах к Москве, а затем приказал ему немедленно отбыть на Западный фронт и вступить в командование армией.
По окончании переговоров генерал-майор Лелюшенко приказал своему штабу срочно подготовиться к отъезду.
Утром 10 октября Лелюшенко получил разрешение задержаться на десять часов для ликвидации последствий прорыва.
Свой командный пункт он перенёс на шоссе под самый город, организовав переброску частей армии на восточный берег реки Зуша. Это помогло 4-й танковой бригаде прорваться через железнодорожный мост на соединение с главными силами армии.
Положение было восстановлено. Генерал-майор Лелюшенко выехал на Западный фронт.
В 20 часов 16 октября полковник Катуков был вызван в штаб армии. Здесь по телефону он получил личные указания товарища Сталина.
Через четыре часа после телефонных переговоров 4-я танковая бригада пятью эшелонами вышла по заданному маршруту и к исходу дня 19 октября сосредоточилась в районе станции Кубинка, северо-восточное г. Можайска.
За сорок часов бригада прошла триста шестьдесят километров без единой аварии и поломки.
Поздним вечером 19 октября танки, автомашины бригады проходили но улицам столицы. Она стала неузнаваема в эти дни — родная Москва. На всех улицах и площадях кипела работа. Москва ощетинилась баррикадами. Её окраины окружались противотанковыми рвами. Огромный город готовился к бою.
19 октября постановлением Государственного Комитета Обороны Москва была объявлена на осадном положении. Где бы ни находился в эти дни советский человек, его взор был прикован к родной столице. Там был Сталин, там готовилась победа над врагом.
БОЙ ЛЕЙТЕНАНТА ЛАВРИНЕНКО ПОД СЕРПУХОВОМ
Когда первые танки бригады подходили к окраинам Москвы, танк лейтенанта Лавриненко появился на улицах Серпухова.
Сразу же после выхода из Мценска Лавриненко получил задание по охране штаба армии. Бригада вышла к Москве, а Лавриненко со своим экипажем вынужден был задержаться для приведения в порядок своей машины перед длительным маршем. Накануне марша он получил карточку кандидата в члены ВКП(б). Настроение было радостное и приподнятое. Он ехал по приказу товарища Сталина защищать столицу Советского Союза.
— Ну, дадим немцам смерти! — говорил Лавриненко своему экипажу. Бодрость его передавалась всему экипажу.
Остановив свой танк на центральной улице города Серпухова, Лавриненко, Бедный, Борзых и Федотов — весь экипаж «тридцатьчетверки» — направились в парикмахерскую. Приезжать в Москву небритыми танкисты не хотели.
Танкистов усадили в кресла, но вдруг в парикмахерскую вошёл солдат и сказал, что командир танка срочно вызывается к коменданту города.
В городской комендатуре Лавриненко ждал комбриг Фирсов. Он сказал, что к городу по шоссе Малоярославец — Серпухов подходит колонна немецкой пехоты с артиллерией и колёсными машинами, и приказал лейтенанту Лавриненко задержать своим танком эту колонну до подхода вызванных на помощь частей Советской Армии.
— Ну как, справитесь с этой задачей? — спросил Фирсов.
— Будет выполнено, — ответил Лавриненко. Как всегда, не торопясь, Лавриненко рассказал экипажу о задаче предстоящего боя. А она была нелёгкой. К городу подходил немецкий батальон, сопровождаемый противотанковыми орудиями и мотоциклистами.
— Главное — внезапность, — заключил Лавриненко разъяснение задачи.
Экипаж занял свои места, и танк пошёл на сближение с противником. Не доезжая деревни Высокиничи, Лавриненко поставил танк в засаду в роще таким образом, чтобы держать под обстрелом всё шоссе. Через несколько минут из-за поворота показалась голова немецкой колонны.
Впереди двигались мотоциклисты, затем штабная машина, противотанковые орудия и, наконец, немецкая пехота в строю. Немцы были настолько уверены в успехе, что даже не организовали разведки.
Колонна приближалась. Башенный стрелок Федотов зарядил орудие, но к нему стал Лавриненко. В ответственные моменты боя он всегда стрелял сам.
Немцы подходили всё ближе. Уже были видны их омерзительные лица. Но Лавриненко ждал. Он хотел, чтобы вся колонна подтянулась к этому участку шоссе. Ещё несколько минут...
— По фрицам осколочным, огонь! — сам себе скомандовал Лавриненко, и снаряд за снарядом полетел в колонну противника. С первых же выстрелов были подбиты два орудия. Третье орудие немцы начали разворачивать в сторону советского танка.
— Вперёд! — командует Лавриненко. Федотов нажимает на стартёр, машина вздрагивает, мощные моторы бросают её рывком на шоссе. И она мчится навстречу врагу. Немцы были ошеломлены. Они даже не пытались сопротивляться. Противотанковые орудия их не успели сделать ни одного выстрела. Советский танк врезался в немецкую колонну, сокрушая всё на своём пути. Его пушка и пулемёты работали безостановочно. Через десять минут подоспевшая пехота с криком «ура» добивала немцев.
Всё было кончено. Тринадцать трофейных автоматов, шесть миномётов танкисты уложили на броню танка, а затем прицепили к нему десять трофейных мотоциклов и одно противотанковое орудие с полным запасом снарядов. Штабную машину повёл своим ходом сержант Бедный.
В Серпухове отважный экипаж ждал комбриг Фирсов. Старый воин видел, как дрались танкисты; он с радостью обнял и расцеловал этих смелых людей.
Штабная машина оказалась наиболее ценным трофеем. В ней нашли важные немецкие карты. Все документы была немедленно отправлены на самолёте по назначению.
Гнев и возмущение всех присутствовавших вызвали найденные в машине женские туфли, сковородки, бельё, детские соски. Штабные немецкие офицеры возили с собой награбленные у населения вещи.
Получив официальный отзыв о проведённом бое, экипаж Лавриненко мог продолжать свой марш.
Возвращаться в парикмахерскую было некогда, и танк тут же направился к Москве.
Утром 20 октября Лавриненко прибыл в Кубинку, где скромно доложил о проведённом бое.
«Только приехал Лавриненко, — вспоминает начальник политотдела Деревянкин, — я на него набросился: как же ты отстал от бригады? Вместо ответа Лавриненко вынул бумажку. В ней значилось:
«Полковнику Катукову. Командир машины Лавриненко Дмитрий Фёдорович был мною задержан, ему была поставлена задача остановить прорвавшегося противника и помочь восстановить положение на фронте в районе г. Серпухова. Он эту задачу не только с честью выполнил, но и геройски проявил себя. 3а образцовое выполнение боевой задачи Военный совет армии всему личному составу экипажа объявил благодарность
и представил к правительственной награде». — Тут ругать его уж никак нельзя было».
Подошёл полковник Катуков и, прочтя отзыв, крепко обнял и расцеловал Лавриненко.
— Молодец, благодарю тебя от всего сердца.
Подвиг Лавриненко был отмечен специальным боевым приказом по бригаде. В нём говорилось: «За отличное выполнение боевого приказа, проявленную находчивость и разумную инициативу личному составу экипажа лейтенанта Лавриненко объявляю благодарность и действия экипажа ставлю в пример всему личному составу бригады».
В ответ на поздравления товарищей Лавриненко сказал:
— Слово, данное мною при получении высокого звания кандидата в члены ВКП(б), я сдержал. Но это только начало. Ещё не одна сотня фашистских извергов найдёт себе смерть под гусеницами нашего танка.
ЗА РОДНУЮ МОСКВУ ВМЕСТЕ С ПАНФИЛОВЦАМИ И ДОВАТОРОВЦАМИ
Четвёртая танковая бригада, зачисленная в резерв Западного фронта, готовилась к новым боям — историческим боям за Москву.
Весь советский народ с напряжённым вниманием следил за ходом борьбы под Москвой.
На каждом участке советско-германского фронта солдаты и командиры просили послать их отстаивать любимую столицу.
Осаждённый Ленинград остановил врага — это была его помощь Москве.
Героические защитники Тулы готовились отразить натиск гудериановских дивизий с юга — это была защита Москвы.
Рабочие эвакуированных предприятий выгружали оборудование на востоке и тут же пускали его в ход — это была помощь Москве. Всем своим сердцем, мыслями и чувствами советские люди были с Москвой, с её защитниками.
Фашистские дивизии шли к Москве через горы трупов своих солдат и офицеров, через груды исковерканной техники. Фашисты спешили вперёд, к Москве, рассчитывая запугать советский народ, запугать москвичей.
Но в Москве был Сталин. Москвичи взялись за оружие. Москва стала фронтом.
25 районов столицы приступили к организации коммунистических батальонов. Женщины и подростки возводили оборонительные сооружения. В Московской области, которая стала полем сражения, бок о бок бились с врагом представители многонационального Советского государства.
Оборона Москвы стала кровным делом всего советского народа.
В эти октябрьские дни бои шли на дальних подступах к столице.
«Сила немцев сейчас в танках. Но танки теряют свою силу перед мощными укреплениями, перед сплочённым и твёрдым, как металл, коллективом храбрых людей», — писала «Правда» 20 октября 1941 г.
В ряды людей, решивших умереть, но не пропустить врага к столице, влилась 4-я танковая бригада.
В течение восьми дней бригада находилась в резерве командования Западного фронта, но и за этот короткий срок её части показали свою готовность драться с врагом так же стойко, как и на орловском направлении. Вот краткий перечень боевых действий бригады за восемь дней:
19 — 20 октября разведка из двадцати трёх солдат во главе с лейтенантов Шулеповым, вступив в боя с немцами, уничтожила сорок фашистов, семь мотоциклов, два велосипеда, потеряв при этом всего одного человека раненым.
22 октября зенитным дивизионом бригады было сбито два самолёта Ю-88, пытавшихся прорваться к Москве.
Взвод пушечных танков, направленный в распоряжение штаба армии для прикрытия звенигородского направления, в ночь на 26 октября вступил в бой с танковой колонной врага, поддержанной мотопехотой. В районе Апальщино — Колюбаково, юго-западнее Звенигорода, произошёл встречный бой танков Лугового, Евтушенко и Тимофеева с танками врага. В этом бою из трёх танков взвода два сгорело, но при этом противник потерял: один танк, до двухсот пятидесяти человек мотопехоты, два противотанковых орудия, тридцать обозных повозок. Было уничтожено до пятидесяти немецких офицеров, засевших в избе.
Когда танк Евтушенко остановился на окраине деревни Апальщино, к нему, крадучись, подбежал мальчик лет десяти-одиннадцати. Он что-то кричал и показывал на деревню. Евтушенко приказал заглушить мотор и открыть люк.
— Ты что кричишь?
— Немцы вон в той избе. Много их. Там начальники ихние.
Стемнело. Ориентироваться было трудно. Евтушенко предложил:
— Залезай в танк, будешь показывать. Мальчишка проворно забрался на танк, Евтушенко втащил его через люк в машину. Мальчик спросил:
— А куда смотреть? Ничего не видно.
— Смотри вот сюда, — указал Евтушенко на триплекс. Танк Евтушенко въехал в деревню и прямой наводкой расстрелял дом, где находилось до пятидесяти немецких офицеров.
У деревни Колюбаково была подбита машина Тимофеева. Осколком разбитой брони был ранен в глаз водитель Береснев, парторг 2-й танковой роты. Но Береснев не покинул своего места. Зажав рану левой рукой, он вывел танк с поля боя и только тогда дал себя перевязать.
Смертью храбрых погиб в этом бою лейтенант Луговой.
В 8 час 40 мин 28 октября по приказу штаба Западного фронта 4-я танковая бригада сосредоточилась в лесу южнее деревни Чисмена, восточное Волоколамска, где поступила в подчинение армии генерал-лейтенанта Рокоссовского.
Путь в район Чисмена был нелёгким. Осенние дожди размыли глинистую почву подмосковных дорог, беспрерывное движение машин сделало их почти непроходимыми. На выбоинах и в ухабах застревали не только колёсные машины, но и лёгкие танки. В течение суток бригада пробивалась в район города Истры, но пробиться не могла до тех пор, пока не было получено разрешение о движении колёсных машин бригады на волоколамское направление через Москву. Танки пробивались в Чисмену по старому маршруту.
Несмотря на это, танковые подразделения прибыли к месту сосредоточения в точно назначенное время. Мотострелковый батальон оставался до особого распоряжения в составе одной из армий и взаимодействовал со стрелковой дивизией. Вместо него бригаде был придан сводный батальон под командованием капитана Самойленко.
Всю ночь, пока шло передвижение бригады, Катуков, Бойко и Кульвинский были с танкистами. Они сидели в легковых машинах, прицепленных на буксире к танкам. Катуков всё время о чём-то сосредоточенно думал, изредка поглядывая на карту... Несколько десятков километров родной подмосковной земли, где он родился и рос, были сейчас по-военному четко определены для оборонительного рубежа. Может быть, именно на этом участке будет решаться судьба столицы?! И, конечно, сознание огромной ответственности за людей бригады, за их место в предстоящих тяжёлых боях заставляло Катукова ещё и ещё раз представить себе весь ход событий на волоколамском направлении.
Усталость клонит ко сну. Танк КВ, тяжело урча, покачивает лёгкую «эмку», но глаза Катукова широко открыты, он смотрит вперёд, и вдруг весёлая улыбка озаряет его лицо.
— Ну-ка, Ястребец, дай мой чепец, — обращается он к адъютанту Ястребу.
Катуков надевает танковый шлем, вылезает из машины и направляется к танку КВ. Командир машины лейтенант Корсун идёт по грязи впереди, показывая ему дорогу.
— Не промок, товарищ лейтенант? — спрашивает Катуков.
— Нет, товарищ полковник, а вот ребята уже давно не ели.
— Это мы сейчас поправим, — и Катуков предложил танкистам свой завтрак.
Движение колонны продолжается. Катуков снова сосредоточен, как полчаса назад. Решение принято, место бригады найдено.
Волоколамское направление к концу октября было наиболее опасным. Именно сюда, на фланг, стремился противник выйти главными силами с целью прорвать оборону фронта, с хода выйти к Истринскому водохранилищу, а затем на ближние подступы Москвы.
Волоколамское направление защищала армия генерал-лейтенанта Рокоссовского. На самый опасный участок правого фланга Рокоссовский выдвинул три воинских соединения. 4-я танковая бригада заняла оборону в районе Чисмена, взаимодействуя с 316-й стрелковой дивизией генерал-майора Панфилова и конным корпусом генерал-майора Доватора.
Катуков, Панфилов, Доватор! В тревожные дни, решающие для судьбы столицы Советского Союза, они оказались вместе, в тесном боевом содружестве, как участники разгрома немецких войск под Москвой.
1 ноября 1941 года войска Западного фронта читали приказ Военного Совета.
«Прошёл месяц, как немецко-фашистские захватчики ведут наступление. Гитлеровские орды напрягают все усилия и бешено рвутся к Москве. Войска Западного фронта, на долю которых выпала историческая задача — защищать Москву, оказывают вражескому натиску героическое сопротивление...
Людоед Гитлер 2 октября текущего года заявил своим солдатам и германскому народу, что наступление на Москву есть одновременно завершение войны...
Дорогие товарищи красноармейцы, командиры и политработники!
Земля и леса, где вы сейчас грудью защищаете вашу родную Москву, обагрены священной кровью наших предков, борьба которых вошла в историю разгрома наполеоновских полчищ.
Силы врага подорваны и истощаются, но всё же он ещё силён и продолжает наступать...
Сорвав планы врага и отразив очередное его наступление, мы не только не допустим его к Москве, но и предрешим этим победу над Гитлером. Мы скуём его танки и авиацию, мы заставим его живую силу дрожать и гибнуть...
Уничтожим её так, как наши предки уничтожали армию Наполеона...
— Ни шагу назад! — таков боевой приказ Родины вам, защитникам Москвы.
Военный Совет фронта приказывает:
1. Все людские и огневые средства привести в полную боевую готовность. Вести тщательную разведку противника и обеспечить охранение своих флангов.
2. Оборону осуществлять, как оборону активную, соединённую с контратаками. Не дожидаться, когда противник ударит сам. Самим переходить в контратаки. Всеми мерами изматывать и изнурять врага.
3. Беспощадно расправляться с трусами и дезертирами, обеспечивая тем самым дисциплину и организованность своих частей.
Так учит нас товарищ Сталин.
4. В этих решающих боях за Родину, за славную Москву войска Западного фронта, соединения и части всех родов оружия должны нанести сокрушительные удары по фашистским полчищам. Гордые соколы сталинской авиации, славные танкисты, артиллеристы, миномётчики, пехотинцы, кавалеристы, истребители танков, разведчики, сапёры и связисты, — Родина ждёт от вас бесстрашного сокрушения врага и славных подвигов.
В бой, дорогие товарищи!
Отомстим немецко-фашистским мерзавцам за разграбление и разорение наших городов и сёл, за насилия над женщинами и детьми! Кровь за кровь, смерть за смерть? Полностью уничтожим врага!
За нашу честь и свободу, за нашу Родину, за нашу святыню — Москву!»
— Клянёмся бить врага по-сталински, — заявили бойцы и командиры 4-й танковой бригады.
— Клянёмся не отступать, — вторили им герои-панфиловцы.
— Умрём, но не пропустим врага к столице, — поклялись конники Доватора.
И они сдержали клятву, данную Родине, товарищу Сталину.
АТАКА КАЛИСТОВА
С 29 по 31 октября рота танкистов 4-й танковой бригады располагалась в районе Рождествено и поддерживала действия 316-й стрелковой дивизии генерал-майора Панфилова.
316-я стрелковая дивизия оборонялась на рубеже Малеевка, Ченцы, Большое Никольское, Тетерино. На крайнем левом фланге дивизии находился разъезд Дубосеково. Правый фланг оканчивался на северной окраине деревни Малеевка. Немцы, заняв Волоколамск, готовили удар по правому флангу панфиловской дивизии и с этой целью сосредоточивали свои силы в деревне Калистово северо-восточнее Волоколамска.
Генерал-майор Панфилов договорился с Катуковым о поддержке атаки на Калистово танками. Выполнение этой задачи взял на себя командир 2-го танкового батальона, заменивший капитана Рафтопулло, старший лейтенант Пётр Петрович Воробьёв. Это тоже был любимец танкистов. Скромный, хороший товарищ, храбрый командир, он уничтожил за четыре месяца Отечественной войны четырнадцать вражеских танков.
27 октября Петру Воробьёву исполнился двадцать один год. В этот день он готовился к выполнению боевого задания. Вечером, закончив разработку плана боя, Воробьёв вышел из хаты и не спеша направился к лесу. Ему хотелось сейчас побыть одному со своими мыслями. Он думал о своих близких...
«О, если бы увидеть их хоть на минуту!» — мечтал Воробьёв и тяжело вздыхал. Мысль, что с семьёй что-нибудь случилось, не давала ему покоя.
Лида, любимый друг, товарищ, сынишка Юрка, который так забавно перебирал его волосы, где они сейчас? Неужели остались в Орле, в грязных лапах этих зверей?..
Воробьёв зашагал быстрее. Только вчера отправил он матери десятое письмо.
«Два месяца я ничего не знаю о Лиде и Юрике. Я так по ним соскучился, что не хватает слов выразить мою тоску. Если они не уехали из Орла, то вряд ли остались живы. Напиши всё, что знаешь о них. Пришли карточку Лиды — у меня нет ни одной. Что-то болит у меня сердце за последнее время, хотя бы получить одну весточку.
Пиши, мама, скорей.
Твой сын Петя»
Воробьёв вспоминал небольшой городок Алатырь, где он родился, учился, откуда пошёл в армию. Он вспоминал тихие зимние вечера, которые его мать, малограмотная, трудолюбивая женщина, воспитавшая без мужа шестерых детей, просиживала с ним, семилетним мальчишкой, за букварём. Она первая привила ему любовь к книгам, усидчивость, трудолюбие.
— Петенька, скажи, какая буква, я что-то не вижу. — И Петя, сидя на коленях у матери, читал ей, а она, довольная успехами сына, готова была сделать все, лишь бы дети ее были грамотными.
В 1939 году Пётр Воробьёв закончил бронетанковое училище и стал лейтенантом танковых войск.
«Как всё давно было, — подумал Воробьев, — и как много впереди предстоит сделать!..»
Мысль о предстоящей атаке на Калистово снова овладела им. Воробьёв вернулся в деревню и лёг отдохнуть. Завтра предстоял бой с немцами.
Вместе с Воробьёвым в атаку на Калистово шли танки 1-го танкового батальона Загудаева и сержанта Лещишина. Взвод танков поддерживала рота сводного батальона полка Пияшева.
День выдался ясный, солнечный. К вечеру танкисты стали на исходное положение для атаки. С пригорка, где расположились танки, деревня Калистово была видна, как на ладони, но сами танки были замаскированы, и немцы их не видели. Ничего не подозревая, фашисты занимались своим обычным делом: таскали кур, поросят, самовары, подушки... Фашистский разбой был в полном разгаре, в деревне стоял стон.
— По фашистским куроедам огонь! — скомандовал Загудаев. — Вперёд!
И танк Загудаева устремился с пригорка прямо на деревню. За ним — машина Воробьёва.
Немцы начали разбегаться, но танки Загудаева и Воробьёва настигали их всюду.
«Я как разогнал на третьей скорости машину и уже остановить не мог. Мог, конечно, но психологически уже не мог смотреть на противных Гансов, — вспоминает водитель Дибин. — Кто под крыльцо прячется, кто обратно выскакивает. Радист по ним из пулемёта, Лескин — из пушки, а я просто гусеницами давлю».
Пока Загудаев расправлялся с немцами на южной окраине села, танк Воробьёва давил фашистов на северной окраине.
Но тут открыли огонь оказавшиеся в деревне немецкие противотанковые пушки.
Вражеским снарядом в танке Загудаева заклинило передачу, и танк мог двигаться только назад. Но танкисты продолжали драться. Лескину удалось сбить два противотанковых орудия.
Фашистские гранатомётчики начали подбираться к танку, и Дибину пришлось бросать машину в разные стороны, для того чтобы спасти гусеницы.
Вдруг вражеский снаряд снова попал в танк, и от удара неожиданно включилась передача.
— Скорость работает на «отлично». Гансы помогли, — доложил Дибин. И танк Загудаева помчался на немецкую пушку. Она была разбита вместе с расчётом.
Стемнело. Горючее было на исходе. Связь с бригадой оборвалась. Загудаев решил выйти из боя, так как немцы открыли из соседних деревень артиллерийский и миномётный огонь и отсекли роту пехоты от танков. Она залегла на подступах к деревне и проникнуть в неё не могла.
Только хотели повернуть назад, как вдруг вспышки выстрелов открыли расположение двух немецких танков.
— Пойду на таран, — предложил Дибин.
— Нет, на них и снарядов ещё хватит, — сказал Загудаев.
Лескин метко накрыл оба танка огнём своей пушки. Танки замолчали.
Тогда танк Загудаева вышел с поля боя и стал в засаду около Калистова. Можно было подвести итог боевого дня: два танка, два противотанковых орудия и до роты немецкой пехоты уничтожил один только экипаж Загудаева. Когда экипаж вышел из танка, чтобы осмотреть машину, внимание танкистов привлекли гусеницы танка, сплошь облепленные белым пухом из распоротых немцами подушек.
У Воробьёва обстановка боя сложилась по-другому. Противотанковое орудие, замаскированное в стоге сена, вывело из строя рычаги управления его танка. Воробьёву удалось уничтожить вражеское орудие, но двигаться дальше он не мог. Было уже темно, когда водитель Добродеев кое-как устранил повреждение. Танк Воробьева начал пятиться назад — работала только задняя передача — и уже на окраине деревни крепко влез в болото.
Немецкие автоматчики начали окружать застрявший танк. Воробьёв приказал экипажу спустить горючее, снять пулемёты и покинуть машину. Нижний люк сидел в болоте и не открывался. Пришлось вылезать через верхний. Под огнём автоматчиков танкисты выскочили из машины и залегли.
Холодная болотная вода сковывала тело. Не хотелось думать, что выхода нет. Водитель Добродеев ползком выбрался из болота и доложил своему командиру обстановку. Надо было спасать Воробьёва. Всю ночь в утро искали товарищи лейтенанта, но найти его не удалось. Подойти же к этому месту на танке нельзя было, так как единственный путь подхода лежал через болото. Лейтенант Воробьёв погиб...
Рота батальона полка Пияшева получила приказ отойти на исходные позиции.
Атака Калистова, проведенная без достаточной поддержки, имела только местный успех.
БРИГАДА ГОТОВИТСЯ К НАСТУПЛЕНИЮ
Утром 31 октября полковник Катуков получил приказ из штаба армии. В этом приказе говорилось, что противник готовится к решительному наступлению и сосредоточивает шесть дивизий (две пехотных, две моторизованных и две танковых) в районе Волоколамска и две (танковую и пехотную) в районе Скирманово — Покровское.
4-й танковой бригаде было приказано расположиться в районе Чисмена, оборудовать противотанковый район Покровское, Высоково, Гряды и подготовить контратаки.
Закипела работа. Днем и ночью строили оборонительный рубеж.
Катуков потребовал от пехоты: отрыть окопы полного профиля, создать между отделениями огневую и зрительную связь, оборудовать ложный передний край обороны, подготовить группы истребителей танков.
«Пехота немцев труслива и, встреченная огнём и штыком, бросает оружие и бежит. Отступления не может быть, и никто об этом помышлять не должен», — говорилось в приказе.
Катуков потребовал от танкистов: закопать отдельные танки в землю, проверить и привести в боевую готовность всю материальную часть, определить ориентиры, знать минированные участки, ещё раз изучить инструкцию о ведении оборонительного и наступательного боя.
«Я уверен, что наши доблестные танкисты выполнят свой долг умело, хитро и мужественно, с большими потерями для врага и малыми для себя», — писал в своём приказе Катуков.
Зенитчиков он предупреждал:
«Враг не должен безнаказанно бомбить нас и обстреливать. Это долг чести зенитчиков».
Штаб бригады разработал план оборонительных работ. Каждый день к вечеру капитан инженерной службы Замулла докладывал подполковнику Кульвинскому о выполнении этого плана.
Исполняя приказ командования, сапёры, пехотинцы, танкисты, зенитчики, связисты за шесть дней создали сильный оборонительный рубеж. Соответственно обстановке, 4-я танковая бригада заняла круговую оборону. Было отрыто триста шестьдесят два окопа полного профиля. Их приходилось отрывать по нескольку раз, так как осенний дождь и грунтовые воды заливали окопы.
Между окопами протянулось шестьсот метров ходов сообщения. Врага ждали несколько минных полей, десятки завалов, ловушки для танков, проволочные заграждения, фугасы. Девять закопанных в землю танков были готовы встретить фашистов огнём из засад.
Все эти дни Катуков и Бойко проводили с солдатами. Они лично проверяли ход оборонительных работ: осматривали окопы, особое внимание обращали на отрывку стоков воды и настойчиво требовали ускорения темпов работы. В эти ненастные осенние дни физическая работа под дождем очень утомляла людей, но когда появлялись Катуков и Бойко, солдаты забывали об усталости.
Для каждого танкиста командир и комиссар находили свои, особенные, слова. «Как-то пришёл Катуков в засаду к Самохину, — вспоминает тов. Ястреб, — и говорит: «Ну, герой, о тебе правительство не забудет. Мы представили тебя к награде», — и целует Самохина. У Катукова слезы на глазах и у Самохина тоже».
От Самохина Катуков и Бойко направились в засаду Ивченко. Полчаса осматривали всё кругом, а затем Катуков полез в танк и спросил Ивченко:
— А с этого угла, Ивченко, сможешь наблюдать движение немцев?
Ивченко убедился, что на этом направлении угол наблюдения очень маленький. Пришлось переместить засаду.
Пехотинцы мотострелкового батальона увлеклись оборудованием ложных окопов, а о сбережении оружия позабыли. Это обнаружили Катуков и Бойко. Катуков подошёл к стогу сена, где стаяла беспризорная винтовка, взял её, подозвал к себе солдата и спрашивает:
— Где твоя винтовка?
— Вот, у стога сена.
— А где ты был?
— Ходил за сеном.
— Почему же ты ходил без винтовки? Ведь если немец появится, тебе нечем будет защищаться.
Когда подошли к другому стогу, то оказалось, что там тоже стоят винтовки и многие поржавели. Нерадивое отношение солдат к своему оружию возмутило Катукова. Он собрал их и с горечью заявил:
— Народ всё готов отдать, чтобы снабдить вас хорошим оружием для защиты отечества, а вы его не бережёте. Винтовки у вас ржавые. За такое отношение к оружию я буду строго наказывать.
Пехотинцы стали было ссылаться на отсутствие масла, но Бойко ответил им:
— На каждой дороге стоит танк, идёт машина, у любого водителя масла можно взять и смазать им винтовки, а смазанное оружие тебя не подведёт.
Катуков вызвал на командный пункт командира и комиссара мотострелкового батальона и приказал немедленно привести в порядок всё оружие.
Когда на следующий день снова проверяли оружие, всё оно было вычищено и смазано.
Особое внимание командование бригады уделило политическому обеспечению предстоящих боев и организации взаимодействия с 316-й стрелковой дивизией.
«Все вопросы и мои мысли в отношении обеспечения танков, поддержки танков, взаимодействия с ними, своевременного прихода танковых частей и т.д. я согласовывал с комиссаром дивизии, старшим батальонным комиссаром Егоровым.
Кроме того, многие политработники-танкисты провели в стрелковых частях специальные беседы, посвященные вопросу о правильном взаимодействии пехоты и танков, — вспоминает Бойко.
Танковые засады были расположены таким образом, чтобы прикрывать боевые действия 316-й стрелковой дивизии. Они разместились в Покровском, Язвище, Грядах, Ядрове.
Частям 316-й стрелковой дивизии, расположенным в Строкове, Малеевке, Ефремове, Авдотьине, было придано по одному танку совместно с истребительными отрядами.
Куда бы ни сунулся враг на оборонительном рубеже 316-и стрелковой дивизии и 4-й танковой бригады, он встречал и на переднем крае, и по всей глубине мощный и сокрушительный отпор.
Катуков и Панфилов в эти дни не раз встречались у карты на командном пункте Катукова — в Чисмене или на командном пункте Панфилова — в Рождествено. В часы совместной работы они тщательно изучали все возможные варианты вражеского наступления, готовясь отразить удар с любого направления. Эта боевая дружба двух опытных командиров окрепла затем в совместных боях. Танкисты Катукова каждый раз с любовью вспоминали панфиловцев, а те в свою очередь ставили всем в пример танкистов катуковской бригады. В эти дни на основе сталинских указаний коммунистам на партийных собраниях, а затем всему личному составу бригады разъяснялись цели и задачи активной обороны — измотать врага и в последующем повести решительное наступление для его уничтожения.
В ночь на 6 ноября в 4-ю танковую бригаду прибыл командующий армией генерал-лейтенант Рокоссовский.
— Смирно! — раздалась команда Катукова. — Товарищ генерал-лейтенант, 4-я танковая бригада заняла оборонительный рубеж и готова во всеоружии встретить врага.
— Вольно! Ну, здорово, Катуков, давненько мы с тобой не виделись, — сказал Рокоссовский, целуя Катукова. — Рассказывай, что вы там натворили под Орлом?
Несколько часов продолжалась беседа. Вспомнили бои на Юго-Западном фронте летом 1941 года. Там в боях не раз встречались они, вместе переживая горечь отступления.
— Ну, теперь снова вместе будем воевать, — заключил генерал-лейтенант.
— Да, и крепко будем драться, погоним немцев, — ответил Катуков.
ОКТЯБРЬСКАЯ ГОДОВЩИНА В БРИГАДЕ
Шестого ноября 4-я танковая бригада встречала дорогих гостей — к танкистам приехали рабочие и работницы заводов и фабрик столицы. Неразрывную связь со всей страной особенно почувствовали в этот день бойцы и командиры бригады. Рабочая делегация привезла подарки. В каждом из них лежало тёплое, искреннее письмо советских людей.
Простые волнующие слова: «Дорогой, неизвестный мне, но бесконечно близкий, родной товарищ боец! Посылаю тебе мой скромный подарок и желаю много сил и здоровья для борьбы с проклятыми гитлеровцами. Мне шестьдесят пять лет, но я сейчас работаю полторы смены, чтобы помочь вам в победе. Все мы здесь в тылу, не покладая рук, куем вместе с вами победу над врагом.
Токарь завода им. Буденного Каменов».
«Дорогой боец, незнакомый, но как брат родной! Шлю к вам маленький скромный подарок и горячий комсомольский привет. Товарищ дорогой, не думайте, что вы одиноки, с вами вся страна, весь наш советский народ. Мы все, как один, вышли на защиту своей Родины. Всем нам она дорога. Я уверена в том, что победа будет за нами, и она недалеко. Будет тот час, когда мы заживём по-прежнему в нашей прекрасной столице. Теперь несколько слов о себе. Я, незнакомая вам девушка, работаю на кондитерской фабрике «Большевик» в качестве лаборанта. Ну, дорогой товарищ, пока до свидания.
С приветом. Катя.
Пишите мне, вы знаете, как хочется получить с фронта письмо, как много радости приносит весточка от солдата, который где-то далеко, далеко, не щадя жизни, дерется с проклятыми немцами».
Танкисты показывала друг другу письма, делились подарками, вспоминали своих родных, знакомых, разбросанных сейчас по дальним уголкам Родины.
«Может быть, вот так же, как сейчас, — думал Дмитрий Лавриненко, — кто-нибудь другой перебирает в своих руках тёплые носки, связанные заботливой рукой моей матери, смотрит на такой же платочек с вышитым на уголке смешным зверьком».
Лавриненко отошёл от товарищей, сел около землянки, вынул карандаш, листок бумаги из блокнота и написал:
6.11.41 г.
Привет из леса!
Здравствуйте, мама, Нина, Люба, бабушка, Толя, Тая и, возможно, Лёня (если не уехал).
Сообщаю, что я жив, здоров и невредим, чего и вам желаю. Пишу письмо в лесу около землянки. Уже стемнело. Думаю заканчивать в землянке при свете каганца. Сегодня получили подарки от москвичей, так как мы защищаем подступы к Москве. Вы уже, наверное, знаете из газет о нашей части и, в частности, обо мне. Мама, Нина, возможно, вы и отвечали на моё письмо, которое я писал в лесу под Орлом, но я его не получил, так как вскоре уехал под Москву. Я один ехал на своём танке отдельно от части. Был в Москве, проехал по центру, посмотрел улицы, дома — и опять на фронт. В части меня хорошо встретили и представили к правительственной награде. Поздравляю вас с праздником двадцать четвёртой годовщины Октября. Мы его справляем у костра, выпили граммов по сто «московской» и сидим — беседуем, а в восьми километрах от нас идут бои с немцами, и мы слышим артиллерийскую и пулемётную стрельбу. Пишите письма срочно, немедленно.
С приветом Дмитрий».
А в это время в том же лесу перед танкистами выступал седоусый машинист, старый кадровый рабочий Маслов. Это был почётный гость танкистов. Все помнили, что, когда нужно было срочно перебросить бригаду в Мценск, именно машинист Маслов вел эшелон один, без смены, до самого Мценска. Маслов сказал танкистам:
— От вас до Москвы сто километров. Москва сзади вас, в вы чувствуете её дыхание. Я — русский человек и скажу вам прямо свой наказ: не пускайте зверя к Москве, стойте насмерть, как стояли наши деды и прадеды.
Машинисту отвечали Заскалько, Любушкин и Бойко.
— Бригада в полной боевой готовности, весь личный состав готов выполнить любую задачу по борьбе с германским фашизмом.
— Фашистским головорезам не увидеть Москвы никогда, — заверил комиссар бригады рабочую делегацию столицы.
Утром 7 ноября 1941 года солдаты и командиры бригады читали доклад товарища Сталина, произнесённый 6 ноября на торжественном заседании Моссовета.
Они узнали, что великий вождь советского народа товарищ Сталин принимал парад войск Советской Армии на Красной площади в Москве.
В тот момент, когда фашистские полчища готовились к новому удару для захвата Москвы, великий полководец товарищ Сталин предсказал неминуемый разгром немецкой армии, вскрыл порочность фашистских планов «молниеносной» войны, призвал воинов Советской Армии к выполнению великой освободительной миссии. Он поставил перед Вооруженными Силами СССР задачу «...истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей родины в качестве ее оккупантов».
Доклад и речь Сталина, доведенные политработниками и командирами до каждого танкиста, вдохнули в них новые силы, создали непоколебимую уверенность в близости разгрома врага на подмосковной земле.
В этот день старший лейтенант Заскалько записал в своей книжке: «Читал доклад товарища Сталина — чудесно! Немца мы разобьём, как пить дать, и к родной Москве он не пройдёт».
Слова вождя запали в душу, запомнились навсегда. Непоколебимая уверенность в победе придала солдатам и командирам новые силы. Вот что они говорили.
Младший сержант Шорохов:
— Доклад товарища Сталина воодушевляет нас на новые победы над Гитлером. Наши силы растут, а силы гитлеровцев слабеют, и потому мы их победим.
Сержант Восконьян:
— Я умру, но своего орудия и расчёта на огневой позиции не оставлю.
Старшина Литвинов:
— Я отдам свою кровь каплю за каплей во имя победы над врагом. Зная о том, что страна горит ненавистью к врагу и ждёт нашей победы, я поведу солдат на врага, на полный разгром гитлеровцев.
РЕЙДЫ ЛЕЙТЕНАНТА КОРОВИНСКОГО В ТЫЛ ВРАГА
Натолкнувшись на активное сопротивление 316-й стрелковой дивизии и 4-й танковой бригады, противник на несколько дней заметно ослабил свои действия. Но это подозрительное затишье не могло обмануть таких командиров, как Катуков, Панфилов, Доватор.
Каждую минуту ожидая со стороны немцев какого-нибудь подвоха, Катуков организовал энергичную разведку во всех направлениях от своего оборонительного рубежа.
Всю разведывательную работу возглавлял опытный разведчик капитан Лушпа.
5 ноября разведку в западном и юго-западном направлениях из района обороны танковой бригады вела разведывательная группа сводного батальона, приданного бригаде. В районе села Иевлева разведка из засады забросала проходивший танк противника гранатами. Два немецких танкиста, выскочившие из танка, были убиты, а обер — ефрейтор с личными документами и топографической картой, где было нанесено положение частей, был взят в плен и доставлен в штаб армии.
Большое мастерство в разведывательных действиях проявил молодой лейтенант Коровянский. С 5 по 10 ноября лейтенант ежедневно совершал дерзкие танковые рейды в тыл врага, углубляясь во временно оккупированные районы на восемьдесят — сто километров.
Разведчики любили Коровянского и верили ему. Разведывательная группа Коровянского никогда не возвращалась без ценных сведений и считала для себя позором явиться в бригаду с пустыми руками.
Основной задачей разведки лейтенанта Коровянского было — определить места сосредоточения вражеских сил и расположение штабов немецких частей.
5 ноября группа лейтенанта Коровявского на двух танках БТ-7 с десантом разведчиков проникла в глубокий тыл врага. Установив наблюдением и опросом местных жителей наличие немецких танков и пехоты в деревнях Козлове, Скирманово, Покровское, Старое, Лысоково, группа двинулась обратно. Около деревни Грулёво Коровянский узнал от местных жителей, что между Старым и Матвейцево двигается колонна вражеских танков и машин.
Танки Коровинского вышли на дорогу и, увидев свежие следы бронемашин, помчались вдогонку. Лёгкие машины нагнали две бронемашины в трёх километрах от Матвейцево. Экипаж одной из немецких машин при появлении советских танков сбежал, вторая бронемашина была пробита снарядом и моментально загорелась, причём экипаж даже не успел выскочить из неё. Коровянский снял с машин всё вооружение, изъял документы и направился в свою часть. Не доезжая Нелидово, лейтенант Коровянский встретил генерал-майора Доватора.
— Чьи танки? — спросил у него Доватор.
— 4-й танковой бригады, товарищ генерал-майор.
— Добрые кони. Вот, хлопцы, присоединяйтесь ко мне. Вы на танках, мы на конях — никто нас не догонит. Что, не хотите? Ну, а что вы там пронюхали у немчуры?
Коровинский доложил Доватору о результатах разведки.
— Молодцы, передайте Катукову, что Доватор доволен вашей работой.
Поздним вечером 5 ноября разведка Коровянского вернулась в бригаду, и, воодушевлённые призывом товарища Сталина, разведчики в ночь на 7 ноября снова направились в тыл врага. В разведку пошли танк Т-34 под командованием сержанта Капотова и танк БТ-7 под командованием сержанта Богомолова. Общее руководство оставалось за лейтенантом Коровянским.
Разведчики взяли с собой самый дорогой подарок для колхозников оккупированных районов — доклад товарища Сталина на торжественном заседании Моссовета 6 ноября 1941 года.
Из Чисмены разведка вышла в шесть часов утра 7 ноября. Лейтенант Коровянский поймал по радио позывные московской радиостанции, и танкисты с волнением слушали бой часов Кремлевской башни. Они не знали, что в этот час Красная площадь готовилась к торжественному приёму воинов Советской Армии.
Бушевала метель. В двадцати шагах ничего не было видно. Холодный ветер загонял снег в танки. Снегом покрылись все приборы. Приходилось останавливаться через каждые пятьдесят метров и затем снова ощупью пробираться вперед.
Двигаясь по деревням Язвище, Данилково, Ново-Павловское, Каменка, Акулово, Бутаково, Потапово, Курово, Ащериио, разведчики везде встречали радостный приём населения. Колхозники гурьбой окружали танкистов, расспрашивали о положении на фронтах, о Москве, о Сталине. Лживая немецкая пропаганда не смогла поколебать уверенности крестьян в силе Советской Армии. На своем опыте они убедились, что означает немецкая оккупация. Фашистские продовольственные отряды успели побывать в каждой деревне, всюду учиняя грабёж.
Уже начали действовать в немецком тылу партизанские отряды.
Крестьяне-колхозники из деревни Борошковичи рассказали танкистам о партизанском отряде, который уничтожил тридцать немецких мотоциклистов.
Партизаны расположились в засаде близ дороги в деревню. При появлении мотоциклистов они выпустили на дорогу несколько поросят и кур. Фашисты бросили свои машины и с громкими криками начали охоту за «дичью». Этого и ждали партизаны. Дружным огнём они уничтожили весь немецкий отряд, забрали свою приманку и скрылись.
Лейтенант Коровянский тоже решил накрыть куроловов на месте преступления. Это удалось сделать в деревне Данилково. При подходе к ней разведчики увидели семитонную грузовую машину и пятерых фашистов, копошившихся возле неё. Пулемётной очередью всех немцев перебили. Жители деревни выскочили на улицу. Они целовали и обнимали танкистов и просили вернуть им их добро. Оказалось, что немецкий грузовик наполовину был набит всякой живностью и продуктами, награбленными у населения. Разведчики роздали всё это колхозникам, прочитали им доклад товарища Сталина, а затем, расспросив о движении немецких войск, повернули обратно. Немецкую грузовую машину своим ходом повёл водитель БТ-7 Богомолов.
На обратном пути в районе деревни Потапово из-за поворота дороги выскочило шесть немецких танков. Увидев два советских танка, вражеские машины открыли было огонь, но вскоре скрылись, очевидно, боясь принять встречный бой.
Задача была выполнена. Разведчики не только выяснили расположение сил противника в юго-западном направлении, но и, уничтожив пятерых фашистов, захватили немецкую машину, в которой оказалось инженерное оборудование и два миноискателя новой конструкции.
Разведка может быть хорошей только тогда, когда командир сам непосредственно ею руководит. Разведчиков надо воспитывать и учить — только тогда можно добиться успехов, — говорил Катуков. Именно этим искусством мастерски владел помощник начальника штаба по разведывательной части капитан Лушпа.
После каждого боя Лушпа собирал разведчиков и подробно разбирал с ними слабые и сильные стороны проведённой разведки.
Захват документов, опрос местных жителей, личное наблюдение разведчиков надо было дополнить показаниями «языка».
Добыть «языка» поручили лейтенанту Антимонову.
8 ноября Антимонов с группой разведчиков в восемь человек проник в немецкий тыл и организовал засаду у деревни Вишенки. Разведчикам удалось подкараулить немецкий бронетранспортер, прибывший в деревню за продуктами. Антимонов выждал, пока немцы разошлись по крестьянским избам, а затем приказал дать очередь из пулемёта. Семеро фашистов, выбежавшие на выстрелы из хат, были уничтожены. Восьмого, ефрейтора, разведчики взяли в плен.
В тот же день Николай Коровянский снова был в разведке, в результате которой установил: в Осташево — штаб дивизии и пятьдесят танков; в Сапегино — десять танков, пятнадцать автомашин; в Судниково — штаб полка и пятнадцать танков; в Шаболово — двадцать танков, два батальона пехоты; в Чертаново — аэродром.
Высокую опенку действиям Коровянского дал командир бригады Катуков: командный состав части от всей души гордится такими танкистами, как замечательный разведчик и бесстрашный воин лейтенант Коровянский, который регулярно громит вражеские тылы.
ПОДГОТОВКА К АТАКЕ СКИРМАНОВО
Правильно поставленная разведка позволила командованию армии разгадать замысел противника и собрать о нём необходимые сведения.
Благодаря разведывательным действиям удалось распознать состав и политико-моральное состояние немецких войск, сосредоточенных перед фронтом армии Рокоссовского.
В состав немецкой группировки, действовавшей на волоколамском направлении, входили 106-я и 35-я пехотные дивизии, 2, 5, 10-я танковые дивизии и дивизия «СС», имевшая три полка: полк «Фюрер», 11-й полк «СС» и полк «Великая Германия».
По данным разведывательного отдела армии, 106-я пехотная дивизия появилась на советско-германском фронте 29 июля. За три месяца войны личный состав дивизии обновился на 80% за счёт резервистов. В конце сентября дивизию отвели для пополнения. К концу октября, доукомплектованная маршевыми батальонами, она появилась на волоколамском направлении. Убыль в командном составе немцам восполнить не удалось, По-этому взводами командовали фельдфебели и унтер-офицеры. Попадавшие в плен немцы уже жаловались на плохое питание, вшивость, тяжесть и бесцельность войны.
35-я пехотная дивизия прибыла на Восточный фронт 24 июля из Бельгии. В августе дивизия получила пополнение — пятьсот — шестьсот резервистов. Зимнего обмундирования солдаты не получали, питание было нерегулярное, горячую пищу давали редко.
2-я танковая дивизия прибыла на Восточный фронт из Франции. Дивизия участвовала в боях на Ленинградском фронте, откуда 4 октября была переброшена в направлении Спас-Дёменск, Юхнов.
В боях с 25 по 30 октября на волоколамском направлении она потеряла до семидесяти — восьмидесяти танков. Зимнего обмундирования личному составу не выдали, за исключением танкистов, получивших теплые свитеры, перчатки и подшлемники.
5-я танковая дивизия участвовала в боях в Африке. 2 ноября она была переброшена на Восточный фронт и 10 ноября прибыла в район Каменка (юго-восточнее Волоколамска), где заняла оборону. В дивизии было сто — сто двадцать танков, выкрашенных ещё в Африке в жёлтый цвет. Командир 5-й танковой дивизии генерал-майор Фейн за греческий поход был награждён железным крестом.
Дивизия «СС» до начала войны дислоцировалась в Констанце (Румыния), откуда была переброшена на Восточный фронт. Участвовала в боях под Оршей и Ельней. Зимнего обмундирования ещё не получала. По показаниям пленных, дивизия состояла из двух мотополков. Организация полков та же, что и пехотных.
10-я танковая дивизия на Восточный фронт прибыла из Франции. В августе находилась на Брянском фронте, в направлении Спас-Дёменск. По данным разведки от 29 октября, штаб дивизии находился в г. Руза. В последние дни из-за плохих дорог солдаты на протяжении трёх — четырёх дней не имели хлеба, в связи с чем было разрешено израсходовать неприкосновенный запас.
Пленный старший ефрейтор 86-го мотополка 10-й танковой дивизии Фридрих Кисс заявил: «В роте говорят, что Москву взять исключительно трудно, так как она, по словам офицеров, сильно укреплена. Поэтому борьба за Москву будет очень напряженной. Кроме того, под Москвой много артиллерии и авиации».
Перебежчик из рабочей команды 10-й танковой дивизии заявил, что офицеры говорят, будто Ленинград взят немцами, Советская Армия разбита и война кончится через несколько дней.
По словам пленных 10-й танковой дивизии, последней ставится задача — взять поселок Ново-Петровское, после чего она будет направлена обратно в Германию. Это делалось в целях поднятия боевого духа солдат.
10-я немецкая танковая дивизия занимала чрезвычайно выгодный плацдарм для наступления на Москву.
«Скирманово и Козлове были выдвинуты, как опорные пункты немцев, вклиненные в расположение обороны армии Рокоссовского «языком» на север, и служили плацдармом для выхода на шоссе Волоколамск — Истра и дальнейшего наступления на Москву. Из района Скирманово — Козлово немцы обстреливали Волоколамское шоссе», — записал Катуков. Именно отсюда стремились немцы нанести удар на Ново-Петровское и, заняв его, окружить всю армию Рокоссовского.
Было ясно, что ликвидировать вражеский «язык» — это означает сорвать замысел вражеского командования.
Выполнение этой важной задачи генерал-лейтенант Рокоссовский поручил Катукову.
Разгромить вражеский опорный пункт было нелегко. В районе Марьино — Скирманово противник сосредоточил тридцать пять танков и батальон пехоты. На высоте 264,3, прилегающей к Скирманово, расположился взвод автоматчиков и несколько танков. В деревне Козлово находились десять танков и рота пехоты. В ближнем тылу противник держал наготове крепкий танковый кулак, который всегда можно было использовать против контратакующих частей Советской Армии. Всё скирмановское кладбище, выходящее восточной стороной к фронту, немцы укрепили системой дзотов и блиндажей с перекрытиями в четыре-пять накатов. Часть танков противник закопал и превратил в доты.
Отсюда можно заключить, что немцы предвидели возможность удара по своему клину и своевременно к этому подготовились. У них было на это достаточно времени, так как район Скирманово — Козлове был захвачен немцами в последних числах октября.
Всю ночь на 11 ноября полковник Катуков обдумывал план действии. Каждый вариант плана он подвергал безжалостной критике с точки зрения противника.
— Так. Ну, а если тебя не поддержат своевременно, что тогда?
— Тогда придётся пробиваться в лоб одному.
— Полезай в лоб, а я подожду, пока ты его разобьёшь, а потом подтяну на твой фланг резерв.
— Не спеши, едучи на рать... У меня тоже есть резервик.
Рассветало. Ночь прошла, морозное утро заглядывало в окно. Катуков отложил в сторону карту, поднялся. Его знобило, ныли кости, сказывалась простуда, которую так и не удалось излечить.
Полчаса сна — и полковник опять на ногах.
Он вышел на улицу, докрасна натёрся свежим снежком.
— Вызовите ко мне командный состав, начиная от командира танковой роты.
Через двадцать минут командный состав 4-й танковой бригады выехал на рекогносцировку местности, где завтра должен был произойти бой с немцами.
Полувзвод разведчиков, взвод автоматчиков и два танка сопровождали командный состав бригады, охраняли его от всяких неожиданностей.
Рекогносцировка была проведена в пятистах метрах от переднего края немецкой обороны.
Тут же на месте полковник Катуков и подполковник Кульвинский намечали на карту план предстоящего боя.
Рекогносцировка продолжалась двенадцать часов. Командир бригады вместе с командирами штаба и боевых подразделений изучал все возможные варианты вражеского манёвра, и только тогда, когда на каждый из них созрело решение, Катуков разрешил командирам вернуться, а сам вместе с подполковником Кульвинским поехал в штаб армии для уточнения взаимодействия в предстоящем бою.
ПЕРВЫЕ ГВАРДЕЙЦЫ
В штабе армии Катуков встретил необычную обстановку. Начальник штаба армии генерал-майор Малинин подошёл к Катукову.
— Поздравляю, Катуков, поздравляю со сталинской наградой. На, читай!
Катуков взял «Правду». На первой странице он прочёл:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СОЮЗА ССР
о присвоении звания генерал-майора танковых войск Катукову М. Е.
Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:
Присвоить Катукову Михаилу Ефимовичу звание генерал-майора танковых войск.
Председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. СТАЛИН
Управляющий делами Совнаркома СССР Я. ЧАДАЕВ
Москва. Кремль
10 ноября 1941 г.
УКАЗ
ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
о награждении орденом Ленина генерал-майора танковых поиск Катукова М. Е.
За образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и мужество наградить генерал-майора танковых войск Катукова Михаила Ефимовича орденом Ленина.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. КАЛИНИН
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. ГОРКИН
10 ноября 1941 года
Боевые товарищи обступили Катукова. Катуков коротко и порывисто отвечал: «Служу Советскому Союзу».
Волнение сжимало горло. Как всегда, скромный и простой со всеми, Катуков не знал, о чём ему нужно сейчас говорить.
Вошёл генерал-лейтенант Рокоссовский.
« — Поздравляю, Михаил Ефимович. Заслужил, по-настоящему заслужил. А ты ведь ещё не догадываешься, какой тебе подарок приготовили? — Рокоссовский вытянулся и громко сказал:
— Поздравляю гвардии генерал-майора, а вас, товарищи, с гвардейским званием. Вот читайте:
ВСЕМ ФРОНТАМ, АРМИЯМ, ТАНКОВЫМ
дивизиям и бригадам
ПРИКАЗ
НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР
11 ноября 1941 г. № 337 г. Москва
О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду
4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10, несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжёлые потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи прикрытия сосредоточения наших войск.
Две фашистских танковых дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады.
В результате ожесточённых боёв бригады с 3 и 4-й танковыми дивизиями и мотодивизией противника фашисты, потеряли: 133 танка, 49 орудий, 8 самолётов, 15 тягачей с боеприпасами, до полка пехоты, 6 миномётов и другие средства вооружения. Потери 4-й танковой бригады исчисляются единицами.
Отличные действия бригады и её успех объясняются тем, что бригадой:
1. Велась непрерывная боевая разведка.
2. Осуществлялось полное взаимодействие танков с мотопехотой и артиллерией.
3. Правильно были применены и использованы танки, сочетая засады с действиями ударной группы.
4. Личный состав действовал храбро и слаженно. Боевые действия 4-й танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками.
Приказываю:
1. За отважные и умелые боевые действия 4-ю танковую бригаду впредь именовать:
«1-я Гвардейская танковая бригада».
2. Командиру 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майору танковых войск Катукову представить к Правительственной награде наиболее отличившихся бойцов и командиров.
3. Начальнику ГАБТУ и Начальнику ГАУ пополнить 1-ю гвардейскую танковую бригаду материальной частью боевых машин и вооружением до полного штата.
Народный Комиссар Обороны Союза ССР
И. СТАЛИН
Начальник Генерального Штаба Красной Армия
Маршал Советского Союза Б. ШАПОШНИКОВ
— Учитесь, товарищи, бить врага так, как учит нас товарищ Сталин, — сказал Рокоссовский, — кому много дано, с того много и спросится. Готовьтесь, товарищ Катуков, бить врагов по-гвардейски.
— Будет выполнено, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Катуков.
Обратно ехали быстро. Хотелось скорее сообщить бойцам радостную новость.
— Оправдать всё это надо, оправдать, — взволнованно говорил Кульвинскому Катуков. — И как бы ни было трудно, — добавил он после некоторого раздумья, — задачу нужно выполнить...
— Успели окопаться, Михаил Ефимович. Ничего не поделаешь, придётся в лоб пробивать, — заметил Кульвинский.
— И я думаю в лоб. Но тут наверняка надо бить, как молотом.
Вот и Чисмена.
В штабе бригады Катукова ждал Бойко. Командир и комиссар крепко, по-мужски, поцеловались:
— Общая у нас с тобой награда, Михаил Фёдорович. Что заслужили, то нам и дали. Знаешь, ведь мы только начало показали. Теперь за нами пойдут другие части сталинской гвардии. А награду, что мне дали, бригада заработала. Это слава народа, а не моя.
— Теперь, Михаил Ефимович, только оправдать надо будет. Быть гвардейцем — значит побеждать.
— Это правильно. Пойдем к ребятам...