Глава III

СОВЕТСКИЕ ГЕРОИ ОТРАЗИЛИ БЕШЕНЫЙ НАТИСК ВРАГА

И грянул бой!

4 июля на южном участке Курского выступа гитлеровцы предприняли разведку боем. 75 немецких бомбардировщиков в сопровождении истребителей атаковали позиции боевого охранения 6-й гвардейской армии генерала И.М. Чистякова. За десять минут самолеты сбросили на узкий участок фронта несколько тысяч бомб. Под прикрытием огня артиллерии и авиации части двух пехотных и одной танковой дивизии противника подошли к переднему краю главной полосы обороны армии, но здесь были остановлены сильным артиллерийским и минометным огнем.

Данные нашей разведки подтверждали предупреждение Ставки Верховного Главнокомандования о сроке наступления врага. Захваченные ночью пленные показывали, что атака назначена на 5 июля на 3 часа утра, части уже заняли исходные позиции, саперам приказано снимать проволочные заграждения, разминировать минные поля.

Командующие Воронежским и Центральным фронтами решили, что наступило время для нанесения заранее запланированного артиллерийского контрудара по скоплениям вражеских войск. В ночь на 5 июля, в 22 часа 30 минут, на гитлеровцев обрушился ураганный огонь артиллерии 6-й гвардейской армии генерала Чистякова. На рассвете артиллерийская контрподготовка была проведена перед фронтом 6-й и 7-й гвардейских армий. Внезапный удар по танковым, моторизованным и пехотным частям противника, изготовившимся к наступлению, причинил им серьезные потери, нарушил управление войсками и вынудил начать наступление с опозданием. (34)

На южном участке Курского выступа утром 5 июля после артиллерийской подготовки ударная группировка немецко-фашистских войск при поддержке крупных сил авиации устремилась на позиции 6-й и 7-й гвардейских армий.

«Гитлеровцы рассчитывали не только подавить наши войска численным превосходством, но и ошеломить внезапностью, морально подавить, внушить ужас зрелищем множества рычащих стальных чудовищ», — писала в те дни газета «Правда» («Правда», 11 июля 1943 г.).

Первыми приняли на себя удар противника гвардейская пехота генерала Чистякова, артиллеристы двух истребительных противотанковых артиллерийских полков, полк гвардейских минометов и батальон танков 1-й гвардейской танковой бригады, которые находились вместе с пехотой. Эти части оказались в центре наступления ударной группировки 4-й танковой армии, на самом боевом участке начавшейся Курской битвы.

Гитлеровцы были уверены, что после авиационной и артиллерийской обработки переднего края обороны 6-й гвардейской армии здесь не осталось ничего живого. Поэтому их танки двинулись вперед, как на параде, с открытыми люками башен. Развороченная снарядами и бомбами земля расстилалась перед захватчиками.

У орудий 5-й батареи было тихо. Зорко смотрели артиллеристы на ползущие к их позициям 70 немецких танков. Впереди шли тяжелые «тигры». С каждой секундой сокращалось расстояние между боевыми машинами врага и советскими артиллеристами. Когда до танков осталось не более трехсот метров, по ним первыми открыли огонь бронебойщики. Затем загремели залпы орудий. Это вступили в бой 5-я батарея старшего лейтенанта Гагкаева, 2-я батарея старшего лейтенанта Ратушняка, 3-я батарея старшего лейтенанта Чумака и другие.

Разгорелся ожесточенный бой. Артиллеристы поражали вражеские танки прямой наводкой, уничтожали автоматчиков. Не считаясь с потерями, гитлеровцы бешено рвались вперед. Вновь появившиеся самолеты, образовав «карусель», стали непрерывно бомбить позиции артиллеристов. (35)
Напряжение боя нарастало. Визжали бронебойные снаряды немецких танковых пушек, с грохотом рвались мины, авиабомбы. Тучи поднятой взрывами земли и дыма от горящих танков клубились над полем боя.

Уже разбиты две пушки 5-й батареи. Их расчеты до конца выполнили свой солдатский долг. Смерть настигла артиллеристов внезапно, и они лежали у исковерканных орудий на зарядных ящиках. Среди погибших были ветеран гражданской войны, младший сержант Зот Сазонов, комсомолец сержант Александр Хомуцкий, солдаты Анатолий Лукьянов, Александр Бретов.

У наводчика комсомольца Семена Фурманова разбило панораму. Он растерянно оглянулся на командира батареи.
— Через ствол! — крикнул Гагкаев.

Фурманов приник к отверстию ствола, поймал, словно в панораму, цель, зарядил пушку и выстрелил. Еще один танк запылал возле батареи.

Отважный комсомолец продолжал вести неравный бой. Через несколько минут один из «тигров» прорвался на артиллерийскую позицию. Фурманов погиб смертью храбрых.

Старшина Колесников, израсходовав боеприпасы, обвязался противотанковыми гранатами и бросился под корпус «тигра».

Так сражались герои-артиллеристы на переднем крае противотанкового опорного района близ села Яковлево, что раскинулось вдоль шоссе Белгород — Обоянь.

Немецкие танки дважды атаковали 5-ю батарею и каждый раз откатывались назад, не выдержав артиллерийского огня прямой наводки. После третьей атаки, когда батарея была окружена, Алихан Гагкаев передал по радио командиру полка: «Осталось два орудия, одно неисправное. Машины сгорели. Кругом на расстоянии 150 метров фашисты...»

Через несколько минут секретарь комсомольской организации батареи сержант Орлов передал по радио последнее донесение Гагкаева: «Все орудия выведены из строя... Кольцо сжимается. Перехожу на противотанковые ружья».

«Иду на помощь! — радировал в ответ командир артиллерийского полка И. К. Котенко. — Держитесь, орлы!» (36)

С группой автоматчиков на броне танков он прорвался к позиции батареи. В это время оставшиеся в живых артиллеристы во главе с командиром, раненным в лицо, отбивались от наседавших врагов гранатами и противотанковыми ружьями. Увидев командира полка, Гагкаев подбежал к нему, но тут же упал, обессилев от потери крови. Скоро наступила смерть. Отважный командир комсомольской батареи Алихан Гагкаев лежал на земле с автоматом в руках, устремив немигающий взгляд своих черных глаз в небо.

Президиум Верховного Совета СССР присвоил славному сыну осетинского народа Алихану Андреевичу Гагкаеву посмертно высокое звание Героя Советского Союза. Центральный Комитет ВЛКСМ наградил 5-ю батарею Почетной грамотой.

На помощь артиллеристам пришла танковая рота 1-й гвардейской танковой бригады под командованием гвардии старшего лейтенанта Владимира Вдовенко. Рота находилась в засаде, в боевых порядках 6-й гвардейской армии, недалеко от позиций артиллерийского истребительного полка. (37)

Вдовенко два танка оставил в засаде, а остальные повел в стремительную атаку. Пользуясь складками местности, наши танки внезапно врезались в боевые порядки врага. Спасая артиллеристов, гвардейцы приняли огонь на себя. Силы были неравными: один советский танк против семи немецких.

Дважды тушил пожар в своем танке комсомольский экипаж под командованием гвардии лейтенанта Ивана Зайцева. Когда снаряд пробил бензобак и машина запылала, героический экипаж решил таранить «тигра». Раздался резкий удар и скрежет металла. Вражеский танк был уничтожен. Это был последний подвиг Ивана Зайцева и его боевых друзей — Петра Федина, Владимира Пермякова и Григория Матросова. Все они без колебаний пожертвовали своей жизнью ради победы над врагом.

Останки советских героев были похоронены на южной окраине деревни Яковлево.

Танковая рота Владимира Вдовенко прорвала кольцо окружения. Раненых артиллеристов и пехотинцев удалось спасти.

В сражение вступила 1-я танковая армия

5 июля около 12—13 часов в штабе 1-й танковой армии был получен приказ командующего Воронежским фронтом генерала армии Н. Ф. Ватутина. Приказ гласил:
«К 24 часам 5 июля выдвинуть два корпуса армии на второй оборонительный рубеж 6-й гвардейской армии и прочно занять оборону: 6-му танковому корпусу — на рубеже Меловое, Раково, Шепелевка; 3-му механизированному корпусу — на рубеже Алексеевка, Яковлево; 31-му танковому корпусу прикрыть Обоянь непосредственно с юга.

Штаб армии — Зоринские Дворы.

Задача армии: ни при каких обстоятельствах не допустить прорыва противника в направлении Обоянь; быть в готовности с рассветом 6 июля перейти в контрнаступление в общем направлении на Томаровку».

Боевой приказ сразу был доведен до исполнителей, и части 1-й танковой армии двинулись на юг. (38)

Коротки июльские ночи, но к указанному сроку войска армии после 35-километрового марша вышли в назначенные районы. Танкисты организованно заняли ранее подготовленную оборону, замаскировали боевые машины. Были дооборудованы огневые позиции для артиллерии и минометов. На отдельных направлениях саперы поставили минные заграждения.

Вечером 5 июля в штабе армии прозвучал телефонный звонок. Командующий фронтом спрашивал, как выполняется его приказ. Затем сообщил, что в этот день войска 6-й гвардейской армии подбили и уничтожили до ста танков противника. В ответ на просьбу вернуть в нашу армию истребительно-противотанковые артиллерийские и гвардейские минометные полки, переданные для усиления 6-й армии, Н.Ф. Ватутин сказал:

— Полки дерутся геройски и с честью выполняют свой воинский долг. На их боевом счету не один десяток уничтоженных танков, сотни убитых и раненых солдат и офицеров противника. Возвращать вам эти полки в такой обстановке нецелесообразно.

Ночью командующий 1-й танковой армией генерал-лейтенант М.Е. Катуков и я были в частях, подразделениях и на командных пунктах. Везде нас встречали собранные, уверенные в своих силах бойцы и командиры. Каждый знал свое место и задачу. Деловое спокойствие в войсках еще больше укрепило уверенность в том, что армия с честью выполнит приказ.

К рассвету 6 июля закончились последние приготовления к бою. В армии не было, пожалуй, генерала и офицера, который не развернул бы топографической карты. Местность, где с минуты на минуту нам предстояло вступить в сражение, была известна, но снова и снова (39) командиры пытливо вглядывались в знакомые начертания рубежей, дорог, оврагов, позиций, рек, высот.

Поле предстоявших боев во всех направлениях было проходимо для всех видов военной техники, в том числе и для тяжелых танков. Слегка холмистая местность с большим количеством оврагов, перелесков, рощ и лощин обеспечивала нам широкую возможность организации засад, скрытого маневра войск по фронту и в глубину, хорошую маскировку. Все это надо было как можно лучше использовать в ходе боя.

Поздно вечером начальник разведки армии полковник А.М. Соболев доложил, что по показаниям военнопленных командующий немецкой 4-й танковой армией генерал Гот исходом боя за 5 июля крайне недоволен. Его раздражение усиливалось тем, что он получил выговор от своего начальника — командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Манштейна. Гот обещал Манштейну исправить положение вводом в бой резервов — двух танковых корпусов. С их помощью он намеревался не только прорвать нашу вторую оборонительную полосу, но и захватить переправу через р. Псёл в районе Обояни и севернее Кочетовки.

Утром 6 июля гитлеровцы повторили артиллерийскую и авиационную подготовку. Затем показались фашистские танковые колонны. Они двигались осторожно, не торопясь, так как за каждым холмом и даже на открытой местности их встречал огонь советских танков-истребителей, артиллерийских орудий и противотанковых ружей.

Воины армии генерала Чистякова совместно с нашими танкистами и артиллеристами отсекали немецкую пехоту от танков и уничтожали ее. Однако превосходство в силах на этом участке оказалось на стороне противника, и 6 июля в 14.30 его танковые колонны, потеснив части 6-й армии, прорвались к переднему краю второй оборонительной полосы, где стояли бригады и корпуса 1-й танковой армии.

Корпус генерала А.Л. Гетмана в течение дня отбил 12 атак вражеских дивизий и сорвал их попытки форсировать реку Пену. Особенно отличились гвардейские минометы — «катюши» — старшего лейтенанта Иванихина. Его дивизион своими залпами уничтожил 15 немецких танков и рассеял пехоту. (40)

Однако фашисты развернули оставшиеся танки в боевые порядки, вызвали авиацию для бомбардировки позиций корпуса Гетмана и возобновили наступление. Тем не менее, в течение всего дня они не добились успеха.

Героически сражались и другие наши бригады.

Гитлеровское командование рассчитывало 5 июля захватить Обоянь, а 6 июля — Курск. Выход к Курску с юга предполагался в полосе обороны 6-й гвардейской армии и 1-й танковой армии.

По всей линии обороны наших армий развертывалось грандиозное танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовали около 2 тыс. танков, сотни самолетов.

Ночью мы с генералом М.Е. Катуковым осматривали позиции танкистов. Неожиданно в поле, на фланге одной из бригад, встретили девушку в военной форме, за которой следовало трое солдат с саперными лопатами в руках. Это была Аня Мякушко, которую мы однажды видели. На ее гимнастерке поблескивала медаль, на плечах были погоны старшины медицинской службы. Она изменилась со времени нашей первой встречи, похудела. Щеки и глаза запали. Косы не вились вокруг головы, волосы лежали пучком на затылке.

— Что вы здесь делаете? — спросил ее генерал.— Ваше место в медсанвзводе.
— Медицинская сестра должна находиться там, где в ней нуждаются, — с достоинством ответила Мякушко. Она кратко объяснила нам, зачем пришла сюда вместе с бойцами.

— При разрывах крупных бомб и тяжелых снарядов,— говорила она, — людей нередко засыпает землей. Сразу отрыть их не всегда удается. А бой продолжается, подразделения то и дело меняют позиции. Я и решила раскапывать, так сказать, «подозрительные места». За сегодняшнюю ночь из-под земли извлечено пять человек. Контужены одни, ранены другие. Все они будут жить.

Генерал Катуков от имени Военного совета армии объявил медсестре благодарность.

Аня Мякушко растерялась.
— Да что вы, товарищ генерал, за что благодарность? Такие группы медиков и санитаров созданы во всех частях. (41)

Возвращаясь, мы действительно наткнулись на другие команды санитаров. Некоторые были с собаками. Громким лаем собаки давали знать санитарам о раненых, найденных в некошеных хлебах.

Укротители «тигров»

В бою на окраине села Яковлево особенно отличился танковый экипаж гвардии лейтенанта Георгия Бессарабова из 1-й гвардейской бригады. У этого скромного офицера была обычная биография. После смерти родителей он воспитывался в детском доме города Клинцы, потом работал столяром и совсем не думал о военной карьере. А вот на войне неожиданно для себя стал укротителем «тигров», уничтожил три тяжелых танка.

Делясь своим боевым опытом с танкистами другой части, Бессарабов рассказывал:
— Еще до начала наступления противника на белгородском направлении мы изучили особенности танка «тигр». Нам было ясно, что такого бронированного «зверя» нужно бить точно и умело, бить по его наиболее уязвимым местам — ходовой части и бортам. В дни весеннего затишья на фронте мы на своих танках упорно тренировались в стрельбе с хода.

Наша гвардейская часть вступила в ожесточенный бой с врагом и остановила его продвижение. 6 июля 10 танков нашей роты встретились с 70 немецкими танками, которых с воздуха поддерживали десятки самолетов. И все же мы выстояли, не пропустили фашистов.

«Тигры» шли тремя группами. Мы действовали уверенно: быстро маневрировали, выскакивали из-за укрытий, чтобы сменить огневую позицию, наносили удары с короткой дистанции. Тут же, на поле боя, выявилась еще одна особенность «тигра»: его башня поворачивалась слишком медленно. Как только немецкий танкист давал пристрелочный выстрел, мы сразу делали резкий маневр, меняли свою боевую позицию. В то время когда гитлеровец разворачивал башню, наши снаряды поражали «тигра».

С рассвета 7 июля снова качался бой. Нам было приказано любой ценой задержать танки противника, пытавшиеся прорваться на север, к Обояни. Накануне на (42) этом участке гитлеровцы весь день вели сильный артиллерийский огонь и бомбежки с воздуха. Земля была изрыта воронками от взрывов снарядов и бомб.

Мне было поручено командовать группой из четырех машин. Выдвигаясь навстречу врагу с левого фланга, я вел две тридцатьчетверки левее дороги, две — правее. Поднявшись на высотку, мы увидели колонну немецких танков, среди которых было много «тигров». Сосчитать их не успели, но позже узнали, что здесь было до ста танков. Я немедленно отвел свои танки назад и за высоткой стал выжидать. Послышался хорошо знакомый рев «тигров». Покачиваясь на своих широких гусеницах, по дороге медленно ползли шесть машин. До них было приблизительно 600 м.

Я старательно навел прицел на борт шедшего впереди «тигра», как раз в то место, где помещаются баки с горючим. Выстрелил бронебойным снарядом. Над «тигром» взметнулось яркое пламя, затем повалил черный дым. Я сразу же послал второй снаряд. Снова вспышка, и «тигр» превратился в пылающий факел. Пока фашисты не опомнились, бью таким же способом по второму танку. Снова вспышка и столб пламени.

Одновременно со мной вел огонь гвардии лейтенант Алексей Малороссиянов, командир танка из моего взвода. Ему удалось подбить третьего «тигра». Остальные машины развернулись и ушли назад. Но вскоре они при поддержке авиации повторили атаку. Прямо на мою машину мчался «тигр». Я быстро нацелил на него пушку и выстрелил. Снаряд попал точно в цель, но танк не загорелся и продолжал двигаться вперед, ведя огонь с ходу. Ему удалось поджечь танк Малороссиянова.

Я послал два снаряда и с радостью увидел, что и этот «тигр» загорелся. Нужно было срочно выручать Малороссиянова и членов его экипажа. Все они были ранены. Мы приняли их в свой танк, доставили на пункт медицинской помощи, а сами снова вернулись на поле боя.

К рассказу Бессарабова следует добавить, что всего за два дня 1-я гвардейская танковая бригада гвардии полковника Горелова уничтожила 52 немецких танка, из них 15 «тигров», много орудий и автомашин с пехотой.

О боевых подвигах танкистов Бессарабова, командира роты Стороженко и других было рассказано на страницах «Комсомольской правды», армейской газеты (43) «На разгром врага», в листовках, выпущенных политотделом армии. Боевой опыт героев становился достоянием всех воинов.

После боя не вернулся танк Ивана Шустова. Это сильно встревожило командира роты разведчиков Подгорбунского. Он обратился к командующему армией М.Е. Катукову и попросил разрешения отправиться на розыски Шустова и его друзей.

— Почему именно вы должны разыскивать Шустова?— спросил командующий.
— Он мой друг, — ответил Подгорбунский. — Вместе войну начинали, ходили в атаки, оба были ранены. При выходе из окружения я заболел воспалением легких, временами терял сознание. Однажды очнулся и вижу: Шустов несет меня на руках, как младенца, а у самого комбинезон дымится. Он спас меня. Теперь я обязан разыскать и выручить его из беды.

— Разрешаю. Идите! — сказал генерал.

Взяв автоматы, разведчики во главе с Подгорбунским скрылись в вечерних сумерках.

М.Е. Катуков застал командира бригады полковника В.М. Горелова на командном пункте; он читал (44) какую-то бумагу. В углу, сидя на ящике, дремал начальник штаба бригады.

А мы тут читаем ваше «поздравление», — сказал Горелов. — Выговор схлопотали... «Плохая организация наступления, слабая связь...» Обидно, — вздохнул полковник, — хотя и справедливо.

— А где Шустов? — спросил командарм.
— Известно, — ответил Горелов. — С ним находился парторг батальона Завалишин, вернулся раненый. Он доложил о геройстве Шустова. А недавно у меня был покалеченный механик-водитель Соловьев и тоже рассказал о нем. Шустов уничтожил два немецких танка, а теперь сам сидит подбитый. Снаряды кончаются, горючее вышло. Шустову надо уходить, а он не хочет оставлять свою машину. Надо срочно его выручать.

— Я уже послал к нему Подгорбунского с его разведчиками,— сказал командарм.

Прошло несколько часов. Наступила ночь. О Шустове не было никаких новых известий.

Тем временем Подгорбунский и его разведчики скрытно пробрались в тыл противника, разыскали подбитый танк и вынесли из окружения раненного в ноги и обгоревшего Шустова. Пятнадцать километров несли его на руках разведчики Александр Власов, Виктор Волков и Анатолий Добрянский. По дороге им пришлось обезвредить не один минный проход. Шустова в тяжелом состоянии доставили на медицинский пункт.

Шустова знали не только в танковой армии, он был известен и во многих госпиталях. Его несколько раз комиссовали, отчисляли «по чистой», но он неизменно возвращался в часть, к своим товарищам, и снова участвовал в боях. У него не было семьи. Свой денежный аттестат танкист оставил санитаркам Московского госпиталя с наказом расходовать деньги на свои нужды. В результате тяжелого ранения под Курском он лишился обеих ног, но не выбыл из строя. Вернувшись в свою родную 1-ю танковую армию на протезах, продолжал участвовать в боях, стал командиром роты.

Погиб Иван Андреевич Шустов 30 апреля 1945 г. в Берлине. Перед взрывом фашистской бомбы он кормил своим пайком двух подобранных немецких девочек. Они погибли вместе с доблестным советским воином.(45)

Наступил третий день Курского сражения. Над горизонтом поднималось солнце. На небе ни облачка. Ясное утро предвещало изнуряющую жару, а также прицельное бомбометание, корректируемый артиллерийский огонь и новые атаки противника.

Начальник политотдела 1-й танковой армии полковник Алексей Георгиевич Журавлев и начальник штаба генерал-майор (впоследствии генерал-полковник) Михаил Алексеевич Шалин, небритые, с воспаленными глазами, ждали командующего армией в штабной землянке. Необходимо было проанализировать результаты первых боев и сделать выводы. Когда командующий и член Военного совета армии прибыли, Шалин сообщил об итогах ночной разведки. Было установлено, что противостоявшая группировка фашистских войск осталась на месте. Судя по всему, не изменились и планы противника. Эсэсовский 48-й танковый корпус приготовился атаковать рубеж, занятый бригадами полковника Горелова и подполковника Бурды.

По приказу генерала Катукова две танковые бригады и полк истребительно-противотанковой (46) артиллерии были подтянуты к тому участку переднего края, куда вчера вклинился противник. Затем подошло еще несколько артиллерийских полков, присланных командующим Воронежским фронтом генералом Н. Ф. Ватутиным для усиления 1-й танковой армии.

На огневые позиции выдвинулись два полка гвардейских минометов. В этих полках было 48 установок, способных выпустить 780 реактивных снарядов в минуту. Каждый снаряд весом 42,5 кг мог эффективно поражать цель на дистанции до 7900 м. Его начальная скорость равнялась 400 м в секунду. При попадании в танк он мог сбить его башню, проломить борта, вызвать пожар. «Катюши» были грозным оружием.

На участке фронта 1-й танковой армии, особенно на левом фланге, сложилось угрожающее положение. Здесь гитлеровцы имели много танков, в том числе «тигров» и «пантер».

В обращении к войскам Военный совет армии изложил итоги первых дней боев и снова решительно подчеркнул ближайшую конкретную задачу: не пропустить врага к Обояни.

На командном пункте механизированной бригады

День 7 июля для 1-й танковой армии оказался одним из самых тяжелых. На стыке армии и 5-го гвардейского танкового корпуса противник прорвал вторую оборонительную полосу. Теперь фронт, обращенный на юг и восток, удлинился на десять километров. А ведь части поредели.

На рассвете командующий и член Военного совета армии отправились в 3-ю механизированную бригаду полковника Амазаспа Хачатуровича Бабаджаняна (ныне Маршал бронетанковых войск). Сюда подтягивались готовившие контрудар танковые бригады Горелова и Бурды.

В глубоком овраге было трудно ориентироваться. В кустарнике сгрудились обозы стрелковых полков, медсанвзвод, автомашины. Танкисты хлопотали вокруг отбуксированной сюда подбитой тридцатьчетверки. (47) Сломанные деревья, раздутые конские туши напоминали о недавних бомбежках. Воронки уже «обжиты» солдатами.

Штабу Бабаджаняна воздушные и артиллерийские налеты не страшны: землянки глубоко врыты в отвесные склоны оврага.

Когда мы подходили к блиндажу, в серо-голубом рассветном небе завыли немецкие бомбардировщики.

— Не нравятся мне эти утренние «птички», — ворчливо заметил командир бригады. — Кто рано начинает, на многое рассчитывает.

Гитлеровцы в этот день отказались от своего размеренного распорядка, неспешного подъема, спокойного завтрака. Командир 48-го танкового корпуса СС Кнобельсдорф хотел выиграть часы и даже минуты. И, надо признать, 7 июля он их выиграл. Фашистские танки двинулись вперед раньше, чем сосредоточились для контратаки наши бригады.

Сверху, не разбирая тропок, по склону оврага бежал командующий армией Катуков.
— Опоздали... опоздали... — Он выругался и схватил телефонную трубку. Вызвал штаб армии. Генерал Шалин доложил ему: началась бомбежка по всему переднему краю.
— Передайте об этом в штаб фронта, просите авиацию!— крикнул в трубку Катуков.

Присутствие Катукова, очевидно, связывало Бабаджаняна. Отдавая распоряжения, он косился в его сторону. Ему казалось, что, если в такой день командующий армией прибыл к нему в бригаду, значит, не вполне доверяет.

Катуков заметил скованность командира бригады, положил руку на его плечо:
— Война, полковник, и без того дело нервное. Не надо усложнять...

— Слушаюсь, товарищ командующий, — отозвался командир бригады и добавил: — На мотострелковый батальон капитана Кунина танки напирают. Посылаю роту противотанковых ружей.

В блиндаж доносились глухие, сливающиеся в общий гул звуки разрывов. Когда гул откатывался в сторону, слышались отрывистые выстрелы танковых пушек, отчетливые очереди пулеметов и послабее — автоматные. Над оврагом свистели снаряды. (48)

Санитары спешно переносили раненых из палаток медсанвзвода в повозки и грузовые машины. На месте палаток вскоре остались только груды окровавленных бинтов и ваты да торчащие рогульки, на которые недавно ставили носилки.

Из политсостава бригады никого не видно. Заместитель командира бригады по политической части А.И. Кортылев с ночи находился в мотострелковом батальоне капитана А.М. Кунина. Я позвонил в батальон. В трубке послышался встревоженный голос Кортылева:
— Танки прошли через нас. Повторяю: танки прошли через нас. Идут в вашем направлении. Готовьтесь!

В блиндаж стремительно ворвался Бабаджанян.
— Богомолов! — крикнул он начальнику штаба бригады, сидевшему над картой за столом. — Организуй круговую оборону. Всех — в ружье!
— Слушаюсь, товарищ комбриг.

В противоположный склон оврага ударил снаряд. За ним второй, третий... Били танки и «фердинанды». Враг был почти рядом. Полковник Богомолов прислушался к свисту осколков, приподняв пилотку над лысеющей головой. (49)

Катуков нетерпеливо сжимал трубку телефонного аппарата.
— Ударить бы тяжелой артиллерией, — сказал Бабаджанян.
— Знаю. Но у меня ее нет, — ответил Катуков и добавил:— Нужен маневр траекториями. Понимаешь? Поворачивай артиллерийскую группу и возобновляй огонь. По рубежам...

Бабаджаняну можно было не объяснять подробности.

Бабаджанян и Катуков быстро вскарабкались по склону оврага. Вдоль гребня его в заранее отрытых окопах уже сидели штабные офицеры, бойцы с пункта сбора донесений. Впереди все было затянуто непроницаемой завесой дыма и пыли. За ней противник. Но вот эту завесу озарили вспышки разрывов. Такую плотную зону нашего заградительного огня вражеским танкам не преодолеть.

Когда огонь утих и дым рассеялся, вдали показалась сплошная цепь немецких танков. Понять, какие из них (50) подбиты, какие целы, было невозможно. Цепь зашевелилась,— видимо, гитлеровцы получили какой-то приказ. «Тигры» и «пантеры» рассредоточивались, пробуя обойти зону подвижного заградительного огня.

Между командным пунктом Бабаджаняна и танками никого нет. Несколько сотен метров выжженного поля. Наша артиллерия бьет издалека, с закрытых позиций, расположенных где-то позади оврага.

Катуков не отрывает бинокля от глаз. Машинально отмечает вслух:
— Перестраиваются... Заходят клином...

Бабаджанян молча ставит на бруствер противотанковые гранаты рукоятками вверх. У Богомолова заело автоматный диск, он никак не может снять его. Рядом солдат прилаживает сошки ручного пулемета. Подошли радисты с серыми ящиками раций. Пригибаясь к земле, тянут провод телефонисты. Не слышно ни команд, ни выстрелов.

Заслон разрывов снова встает на пути вражеских танков. Невидимые нам артиллерийские наблюдатели знают свое дело. Опять пропали в дыму «пантеры» и «тигры». Однако они подходят все ближе, и похоже на то, что прорвутся. Допустим, из десяти — пять, но прорвутся. Это понимает каждый из приникших к стенке окопа.

Танки снова перестраиваются. Вернее, одни маневрируют, а другие ведут огонь, «щупают» снарядами поле. Враг догадывается, что где-то здесь, в складках местности, притаились наши корректировщики и противотанковые пушки. Радист, принимая от Катукова наушники, неосмотрительно выпрямился и тут же рухнул, сраженный осколком снаряда.

— Петя, Петя, чего ты? — недоуменно теребит его за плечи напарник. — Ну, чего ты?

— Нет больше, сынок, твоего друга Пети Егунова...— тихо произносит Михаил Ефимович Катуков.

Танки, закончив перестроение, забирают вправо, не подозревая, что приближаются к позициям, занимаемым бригадой Горелова. Затем останавливаются.
Мы видим это раньше, чем до нас долетает мощная дробь разрывов.

Первые залпы танковая бригада послала из засады. Это вынудило немецких танкистов с ходу затормозить, (51) начать разворачивать башни своих машин. Но пока гитлеровцы искали цели, гвардейцы бригады Горелова успели пробить борта нескольких танков.

Вздох облегчения вырвался у каждого из нас. Только что к нам сквозь заградительный огонь рвались немецкие танки, их башнеры ловили в прицел кромку оврага, одинокую березу. А теперь гитлеровцам не до нас. Они (52) разворачиваются, чтобы отбиваться от танкистов Горелова.

Бригада выходит из засады, идет на сближение с противником. Перед советскими танками полоса заградительного огня. У немцев больше танков. Но у нас активнее артиллерия. Да и авиация сегодня хорошо прикрывает боевые порядки. В тридцатьчетверках сидят авиационные наблюдатели, по их сообщениям наши штурмовики, прижимаясь к земле, бьют из реактивных пушек по «тиграм». Истребители вступают в бой с вражескими бомбардировщиками.

В знойном небе завязываются ожесточенные скоротечные бои. И не поймешь иной раз, кто это, распустив шлейф пламени и дыма, падает. Иногда самолет, кажется уже совсем лишившийся управления, вдруг выравнивается, пытается отсрочить роковую встречу с землей. С каким упорством, например, вот этот тупоносый ястребок стремится избежать посадки в расположении немецких танков! Но высота все меньше и меньше... Огня не видно. Только в последнюю минуту из-под крыла вырвался черный дым.

Не дотянул... Грохнулся перед головными «тиграми». И они в упор — метров с пятидесяти — начали расстреливать его.

А другой истребитель, пылающий, как промасленная пакля, совершил посадку совсем неподалеку, перед оврагом. Из него выскочил пилот и быстро пополз в нашу сторону. Невысокий, коренастый летчик с пистолетом в окровавленной руке выпрямился перед Катуковым. Сквозь дыру комбинезона виднелась загорелая грудь. У колен болтался планшет на длинном ремешке.

— Лейтенант Гридинский, — представился он, — сбил двух «юнкерсов». Стрелок-радист Варфоломеев убит. Прошу вас, товарищ генерал, помочь мне добраться до аэродрома. Еще сегодня летать должен!

Командарм обнял летчика, затем приказал срочно отправить в авиаполк.

На смену одним краснозвездным истребителям и штурмовикам прилетали другие. Наша авиация старалась очистить небо от «юнкерсов» и «фокке-вульфов», обезопасить свои танки от огня противника.

Бригада Горелова фланговым ударом по врагу сорвала прорыв «тигров» в глубину. Но преимущество (53) внезапности было исчерпано. В дыму и пыли столкнулись два танковых потока. Гитлеровцы стали теснить контратаковавшую их бригаду, пытаясь зажать ее в клещи.

Катуков по телефону узнает у начальника штаба армии М.А. Шалина обстановку на других участках. Оказывается, гитлеровцы нанесли удар по нашему правому флангу. По-видимому, хотят, чтобы мы перебросили туда часть сил с обоянского направления. Шалин считает, что из-под Обояни нельзя взять ни одной машины, ни одного солдата, Катуков согласен:
— Пусть отбиваются сами. В крайнем случае — направить авиацию... Все решается здесь...

В окоп тяжело сваливается солдат, раненный в лицо. Он не может говорить, стонет и потрясает парусиновой полевой сумкой. Вероятно, ему нужен Бабаджанян. Увидев его, солдат, шатаясь, подает комбригу сумку, а сам бессильно опускается на землю. Бабаджанян нетерпеливо опрокидывает сумку. На дно окопа летят карандаш, кусок мыла, затрепанные конверты, алюминиевая ложка, кусок хлеба. Вот и тетрадная страничка, исписанная округлым почерком начальника политотдела бригады Кортылева. Он сообщал, что батальон Кунина отбил сильную атаку пехоты противника, сам Кунин ранен и эвакуировать его невозможно. Кортылев принял на себя командование батальоном.

— Справится ли он? — спрашивает Катуков.
— Кортылев не Наполеон, — говорит Бабаджанян.— Я тоже не Наполеон. Начальник политотдела — мужик смелый.

Катуков по радио уточняет с Александром Бурдой детали его предстоящего маневра. Потом переключается на Горелова.
— Держись, Владимир Михайлович, Александр в бой вступает, Бабаджанян поможет.

Михаил Ефимович, пренебрегая позывными, не замечает укоризненного взгляда радиста и называет командиров бригад просто по именам.

Час назад Горелов, оттягивая немцев от Обоянского шоссе и спасая командный пункт Бабаджаняна, предпринял контратаку во фланг противника. Теперь Бурда, выручая Горелова, наносит по гитлеровцам новый удар. Танки наступают при поддержке штурмовиков Ил-2. Но (54) успех не сразу склоняется на нашу сторону. «Тигры» и «пантеры» отходят медленно, бешено отстреливаясь из пушек и пулеметов.

Наконец, наступает подходящий момент для ввода в бой мотострелковых батальонов Бабаджаняна. Но, как нарочно, в этот момент обрывается связь. Рации умолкают, телефон немеет, видимо, порван провод.

Комбриг, не сказав ни слова, азартно карабкается на березу. Ветки свешиваются в окоп, листья задевают наши лица. В это время зазвонил телефон. Генерал Шалин сообщает, что атака противника на правом фланге отбита.

Неподалеку разрывается фугаска. Падает с дерева сброшенный воздушной волной Бабаджанян. Когда его пытаются втащить в окоп, он стонет.
— Нет, не ранен... Ногу вроде сломал.

Кто-то кричит внизу, в овраге:
— Врача к командиру бригады!

Амазасп Хачатурович лежит на спине и тихо разговаривает, будто сам с собой:
— Зачем врача? Разве фельдшера нет?

Подходит женщина-врач.
— Товарищ полковник, — говорит она, — разрешите санитарам унести вас?

— А если не разрешу?
— Унесут без разрешения.

Солдаты легко поднимают полковника и осторожно несут вниз, на дно оврага.

Катуков, ломая от досады карандаш, пишет Кортылеву записку, заканчивая ее кратким предостережением: «Не увлекайся!»

Когда связь с батальоном была восстановлена, в телефонной трубке послышался голос Кортылева: «Приказание получил. Все понял. Выполняю...».

Вскоре Горелов доложил о том, что гитлеровская атака отражена. Вместе с Бурдой он преследует отходящие фашистские танки.

Мотострелки бригады Бабаджаняна тоже потеснили немецкую пехоту и несколько продвинулись вперед. Это была небольшая победа, и мы ее не переоценивали. Было ясно, что гитлеровцы, наскоро перегруппировавшись, успеют засветло предпринять еще не одну атаку. И все- таки успех! (55)
Противник, рассчитывавший только наступать, вынужден был топтаться на месте, а кое-где даже отходить. Его превосходство в танках сводили на нет наши истребительно-противотанковая артиллерия и тридцатьчетверки, мины, поставленные саперами, залпы «катюш». Теперь наши воины умели обороняться не менее упорно, чем сталинградцы, и так же стремительно атаковать врага.

После короткой паузы, когда солнце начало клониться к закату, гитлеровский генерал Гот, подтянув резервы, под прикрытием авиации снова пустил вперед свои танки.

Вой пикирующих бомбардировщиков и грохот разрывов опять наполнили воздух. Бои севернее Яковлева возобновились.

Вечером, когда скрылись немецкие самолеты и голубое, похолодевшее небо стало непривычно пустым, командующий армией поехал в бригаду Горелова. Там подводились итоги дня. Офицеры прикидывали, долго ли будут в обороне. Нет, видимо, недолго. Измотаем противника и вперед.

Совещание проходило на отлогом, поросшем ивняком берегу реки. Взошла луна.

Перед тем как отпустить офицеров, Горелов сказал:
— Желающие могут искупаться. — Затем посмотрел на светящийся циферблат и добавил: — Дается десять минут.

— Не искупаться ли нам, товарищ командующий?— спросил Горелов.

— С большим удовольствием! — ответил Катуков.

Прохлада бегущей воды наполнила сердца людей радостью, и это чувство на какие-то минуты оттеснило тревожные мысли о войне.

Через десять минут река опустела. На берегу не осталось никого, кроме нас с Гореловым. Мы сидели на песке. Мокрые волосы падали Горелову на глаза. Он глубоко, с наслаждением вдыхал ночной воздух, пахнущий травами. Этот человек вел сегодня в бой бригаду. У его танка перебило гусеницу. Полчаса неподвижно простоял он под огнем врага. К. счастью, выручили товарищи.

Горелова любили в бригаде за его душевность, необычайную скромность и внимательное отношение (56) к подчиненным. А кто не знает, что такое солдатская любовь! Он был молодым, но опытным командиром.

Ранние годы его жизни прошли в детском доме города Шуи Ивановской области. Шестилетним ребенком он осиротел и, может быть, поэтому особенно тяготел к своему тезке Владимиру Подгорбунскому, юность которого напоминала ему собственную юность.

Горелов учился в школе ФЗО, где вступил в комсомол. В 1929 г. он уже член партии. По путевке Шуйского горкома комсомола уехал в Орел, поступил в бронетанковую школу. После учебы его назначили командиром взвода, а через два года — танковой роты. Командование бригады направило его в академию бронетанковых и механизированных войск, которую он окончил с отличием. Когда началась война, Горелов командовал танковым полком, а с 1942 г. 1-й гвардейской танковой бригадой. Это был образованный боевой командир, пользовавшийся большим авторитетом среди личного состава.