Михаил Онуфриевич Слободян ПУТЬ К БЕРЛИНУ Львов: Каменяр, 1987.— 120 с.

Содержание

НА РЖЕВСКОМ ВЫСТУПЕ

Во время наступления наших войск зимой 1941 — 1942 годов под Москвой фашистские полчища понесли огромные потери. Но при этом все же сумели закрепиться восточнее города Гжатска, населенных пунктов Быково, Карманово, Погорелое Городище, восточнее, севернее и западнее Ржева, западнее Белого. В линии фронта, таким образом, возник довольно большой угрожающий выступ. К августу 1942-го пришло наконец время его срезать. В числе соединений, призванных это сделать, был и наш 6-й танковый корпус. Нам предстояло участвовать в боевой операции, получившей впоследствии название Ржевско-Сычевской.

2 августа наша 6-я мотострелковая бригада заняла исходный район для наступления. В подразделениях состоялись партийные и комсомольские собрания, включились в работу агитаторы. Они объясняли бойцам, что наступая на Ржевский выступ, мы тем самым помогаем доблестным защитникам Сталинграда остановить гитлеровские полчища и разгромить их.

В связи с тем, что испортилась погода и дороги размыло, наступление началось двумя днями позже — не 2 августа, как предполагалось, а 4-го.

Из-за горизонта еще не поднялось солнце, но его яркие лучи уже посеребрили вершины елей. Когда рассеялся слабый утренний туман, за передним краем показался обрывистый берег реки. Царила непривычная тишина, и не хотелось верить, что вот-вот она взорвется оглушающим громом. Вдруг небо прочертили оранжево-голубые стрелы «катюш», всей своей мощью ударили по врагу сотни орудий и минометов, поднялись в небо эскадрильи самолетов. Полтора часа длилась артиллерийская и авиационная подготовка. Оборона гитлеровцев в районе Погорелое Городище — Карманово была прорвана. Корпусу предстояло войти в образовавшуюся брешь. Один мотострелковый батальон нашей бригады вместе с 100-й танковой бригадой составил передовой отряд.

Танкисты, замаскировав свои машины, ждали сигнала к [7] наступлению. На броне — десантники-мотострелки. К танку, экипаж которого составляли механик-водитель старшина Ф. П. Корнецов, сержант А. И. Богданов и стрелок- радист С. И. Волков, подходит комиссар 100-й бригады — батальонный комиссар П. Ф. Кунченко, взбирается в машину.
— Ну как, хлопцы, все готово к атаке?
— Так точно! — коротко отвечает Корнецов.

Убедившись, что все в порядке, комиссар приоткрывает башенный люк и стреляет из ракетницы. Прошипев и оставив за собой полосатый дымовой след, ракета вспыхивает над вражескими позициями.

Ведя огонь с коротких остановок, «тридцатьчетверки» приближались к переднему краю противника. Вдруг им навстречу выбежал разведчик 6-й мотострелковой бригады Николай Евдокимов и поднял руку.
— В чем дело? — спросил комиссар.
— Товарищ комиссар,— скороговоркой докладывал боец,— посмотрите, совсем близко от нас окопы немцев. А за ними, присмотритесь, едва заметен бугор. Там замаскирован миномет.

Разведчик торопливо вытер рукавом гимнастерки вспотевшее лицо, продолжил:
— А левее села из погребка стреляла пушка. Примите к сведению...

Низко пригибаясь, он поспешил к своим мотострелкам, поднявшимся в атаку, а механик-водитель, «приняв к сведению» сообщения разведчика, повел танк на вражеские окопы. Батальонный комиссар открыл интенсивный огонь из пушки, а Богданов — из пулемета.

Танкисты наблюдали, как посланные ими снаряды, ударяясь о бруствер, поднимали облака дыма и пыли, а осыпавшаяся земля хоронила гитлеровцев в блиндажах и траншеях. После прицельного обстрела вражеского переднего края танкисты перенесли огонь на указанные Евдокимовым огневые точки. Несколько прямых попаданий — и над местом, где стоял миномет, взметнулся султан огня и густого черного дыма...

Почти до полудня «тридцатьчетверка» вела прицельный огонь по фашистам. Когда вокруг нее все чаще стали рваться снаряды и мины, а по броне застучали пули от автоматных и пулеметных очередей, мотострелки спешились. Вскоре налетел рой «юнкерсов», низко пикируя и сбрасывая осколочные и фугасные бомбы. Танкисты быстро сообразили, как отвлечь от себя внимание,— выбросили из [8] люка несколько дымовых шашек и гранат. Хитрость удалась. Фашисты, поверив, что танк загорелся, прекратили обстрел и бомбежку.

Тогда Кунченко приказал вновь открыть огонь.

В этом бою экипаж танка уничтожил расчеты шестиствольного миномета и артиллерийской пушки, а вместе с мотострелками нашей бригады — несколько десятков вражеских солдат и офицеров.

Продвигаемся вперед медленно, с остановками. Фашисты, отходя на заранее подготовленные рубежи обороны, оказывают яростное сопротивление. Бригада идет в составе первого эшелона. Ливни не прекращаются. Дороги — сплошное месиво. Ступать на густо заросшую травой землю нельзя — мины. Справа и слева от дороги — трупы. В небе, истошно каркая, кружатся вороны...

В начале наступления форсировали реку Дежу, теперь на пути Вазуза — побольше, поглубже, с крутыми берегами. После короткой артподготовки танкисты и мотострелки, разгромив и отбросив фашистов на противоположный берег, начали ее форсировать. Пока саперы сооружали мост, почти половина бригады уже успела переправиться, остальные двинулись по мосту, за ними — танки. Две бригады — 6-я мотострелковая и 200-я танковая, не задерживаясь, начали наступление на Гредякино, Щеколдино, Кортнево. Продвинулись на два-три километра — снова сопротивление.

Первый удар принял на себя 3-й батальон. Фашисты пустили на него 28 танков с пехотой. Но воины не дрогнули. С ними неотлучно находился их комиссар, старший политрук Н. Д. Дружинин, успевший лично уничтожить 14 гитлеровцев. Уже раненный, он продолжал руководить боем, отмахнулся от подбежавшего к нему фельдшера 3. И. Красовицкого: «Не уйду, не могу уйти, не имею права!»

Заняв в боевых порядках батальона оборону, мужественно сражались огневые расчеты 1-й батареи артиллерийского дивизиона. Не отставали от артиллеристов пэтээровцы А. Н. Азаров, А. Д. Родионов, А. И. Федотов, Г. А. Гераскин. У каждого на счету по нескольку подбитых танков.

Враг подтянул подкрепление. И наши воины сражались не столько числом, сколько умением. Действовали из укрытий. Подпускали гитлеровцев как можно ближе и били в упор, наверняка. Из 28 надвигавшихся на батальон танков бронебойщики подбили 12. Взвод лейтенанта А. Ф. Юрова [9] отсек от танков пехоту и уничтожил почти целую роту фашистов, Батальон в этот день успешно отбил все контр атаки, способствуя удержанию маленького клочка земли — плацдарма, захваченного танковым корпусом на противоположном берегу Вазузы.

Ночью во всех подразделениях прошли короткие партийные и комсомольские собрания, политбеседы с бойцами. Подводились итоги первых боев, определялись задачи на ближайшее будущее. И везде звучал один призыв; «Разгромим врага на своем участке фронта и тем самым поможем героям — защитникам Сталинграда!»

Рассвет 7 августа озарился огненными стрелами «катюш», оглушил пронзительным воем снарядов и бомб, пулеметной и автоматной трескотней. Начался новый бой. Только что под Гредякино вырвалось вперед одно из подразделений бригады. Немцы — в контратаку. Контратака ценой огромных усилий отбита, наши снова занимают свои позиции. Но снова удар, сильнее прежнего. Мотострелкам бы на этот раз не устоять, но выручают вовремя подоспевшие танки 200-й танковой бригады. Никакое сражение не обходится без потерь. Их понесла и 6-я мотострелковая бригада. Ряды атакующих заметно редели.

Полегло за эти дни много. Во время первого налета на только что вошедшую в прорыв колонну танков и автомашин погиб бригадный комиссар В. Я. Марков. Когда бомбардировщик пикировал на его «эмку», он не искал спасения ни в кювете, ни за близко стоявшими деревьями. Мгновенно оценив обстановку, Марков, а за ним и шофер быстро вскинули автоматы. Стоя у машины, они почти в упор длинными очередями ударили по «Юнкерсу». Били по нему и бригадные зенитки. Вспыхнув и не выйдя из пике, «юнкере» со страшным воем врезался в землю недалеко от «эмки»...

Похоронили мы Маркова и его шофера в нескольких километрах от переднего края, у большака, изрытого огромнейшими, еще дымящимися воронками. Согласно топокарте, это место — окраина деревни Старый Березуй. Видны же были лишь одни пепелища.

Пока хоронили, налетов вражеской авиации не было. Но только отошли от холмиков, как в безоблачном небе, как обычно, со стороны яркого августовского солнца послышался монотонный тяжелый гул «хейнкелей». И тут же с большой высоты завыли бомбы.

— Бежим! — воскликнул связной роты управления старшина Семен Гребенщиков, но не побежал. Бежать куда-то [10] не имело смысла. Ведь предположить, в какое именно место упадет бомба, никто не мог. Укрытий еще не успели сделать. Оставалось единственное — прижаться к земле. И мы падали на землю, обильно смоченную прошедшими дождями. Бомбы рвались совсем рядом, осыпая лежавших комьями земли и осколками. Одна из них ухнула рядом с могильным холмиком.

— О господи! — огорченно изрек пожилой усатый солдат,— Ни живым, ни мертвым покоя нет... В гражданскую, когда воевал в Первой Конной, такого не было...

— Ничего, мы еще дадим им прикурить,— уверенно сказал круглолицый, плотно сбитый паренек.— До Берлина ой-ой-йой далеко как!
— Ну, конечно, дадим, разве я спорю? И праздник на нашей улице будет. А сейчас давай лучше махорочки иль табачку... Да газетку свежую не мешало бы посмотреть. У тебя их, вижу, целый ворох. Почтальон, что ли?
— Почтальон.

С началом наступления для библиотекаря-почтальона Васи Вязанкина доставка газет и писем намного усложнилась. Полевая почта часто меняла место расположения, найти ее было не так-то просто. К тому же специального транспорта у него не было. Добираться приходилось на попутных машинах или пешком. Иногда выручал мотоцикл с коляской, обслуживавший ПСД — пункт сбора донесений. Вася всегда находил выход, почта поступала в бригаду регулярно. Многим однополчанам он делал и другую, не менее важную услугу — отправлял в разные концы страны денежные переводы.

За Вазузой на плацдарме 8—9 километров по фронту и до 3 километров в глубину продолжались ожесточенные бои. Наша политотдельская полуторка переправилась на ту сторону, вместе со штабом бригады развернула работу. Собирали и обобщали поступавшую из подразделений информацию, отправлялись на командные пункты и там, в непосредственной близости от передовой, принимали отличившихся воинов в партию и комсомол, оформляли и вручали им партийные и комсомольские документы, сочиняли, размножали на пишущей машинке и распространяли лаконичные листовки «Передай по цепи», «Прочитав, передай товарищу».

За Вазузой положение было не очень надежное. Гитлеровцам подбросили подкрепление, и они могли в конце концов столкнуть наши истощенные части с трехкилометрового плацдарма (плацдарм насквозь простреливался [11] артиллерией). Поэтому комбриг распорядился на всякий случай отправить штабные и политотдельскую машины обратно на восточный берег.

Не прекращались массированные налеты с воздуха. На подступы к переправе, саму переправу и плацдарм, включив сирены, с душераздирающим воем один за другим бросались «юнкерсы», или, как их называли, «музыканты», сыпали скопом тяжелые бомбы «хейнкели». Хлопали, конечно, в ответ зенитки, но им почему-то редко удавалось достичь цели. Наши же истребители появлялись в небе лишь иногда. Вся наша авиация находилась под Сталинградом.

Вражеские контратаки не прекращались. Особенно тяжелое положение сложилось под Холмом-Березуйским. Отбивая атаки наседавших немцев, погиб смертью храбрых комиссар 1-го мотострелкового батальона старший политрук Романов, тяжело ранены командир, начальник штаба. А немцы наседают пуще прежнего, вот-вот собьют мотострелков с занимаемых позиций. Бойцы осматриваются — кто же их возглавит в критическую минуту, кто примет на себя командование? Нужен командир! Без командира не устоять.
Вдруг перед уже дрогнувшей цепью, словно из-под земли, вырос начальник инженерной службы лейтенант Бозбей.

— Стой! Ни шагу назад! — властно крикнул он.— За мной, вперед! За Родину! За комиссара!

И, вскинув вверх руку с пистолетом, бросился вперед. За ним последовали остальные. Контратака была отбита. Положение восстановлено. В других ротах случилось то же самое: когда вышли из строя командиры рот, одну из них повел на отражение контратаки политрук Н. С. Брюзгин, вторую — замполитрука Игорь Сторожук.

В боях за Вазузой погибли командир взвода связи лейтенант Коростылев, лейтенант Прохоров, много других воинов. Из находившихся в батальонах политотдельцев тяжелое ранение получил старший политрук П. А. Колотилин. Вместо него пришел журналист из Белоруссии младший политрук Б. А. Томус.

Упорные бои за Вазузой бригада вела до 11 августа. Затем последовала новая задача: в составе корпуса нанести удар в районе реки Гжать, западнее Карманова. Наша бригада совместно с 200-й танковой должна была наступать во втором эшелоне на Бургово — Романово. 2 сентября после залпов «катюш» и короткой артподготовки наступление началось. Но неудачно — танки оторвались от пехоты, [12] пехота из-за этого не смогла закрепиться на достигнутом рубеже, пришлось отойти обратно.

Очередная задача — поддержать наступление наших войск под Зубцовом. Сосредоточившись за ночь южнее существовавших лишь на картах Старого Березуя и Гнездилово, 9 сентября бригада заняла исходные позиции в районе Михеево. 6-ю мотострелковую бригаду в то время уже возглавлял полковник Илларион Тимофеевич Есипенко. Он, как и вчерашние курсанты военно-воздушных училищ, тоже воевал «не по специальности». Темно-синий околыш фуражки, такого же цвета окантовка одежды и петлицы с подковой, два ордена Красного Знамени на груди, наконец, почтенный возраст (ему было тогда под пятьдесят, и нам, юнцам, он казался стариком) — все это говорило о принадлежности полковника к лихим кавалеристам, героям гражданской войны.

Уже в первые дни командования бригадой полковник Есипенко проявил свои командирские качества. Случилось так, что две танковые бригады, наступая в направлении села Михеево, попали под ливневый огонь фашистов. Тогда комбриг поднял в атаку своих воинов-курсантов:
— Друзья, поможем танкистам!

Увидев вырвавшегося вперед командира бригады, бросились на врага все, кто в ту минуту был поблизости от него, даже те, кому по долгу службы вроде бы и не полагалось — красноармейцы обслуживающих подразделений, интенданты, оружейники, музыканты.

Во главе с полковником они ворвались на вражеские позиции, разгромили немецких автоматчиков и истребителей танков.
— Ну как? — слышу охрипший голос Томуса.
— Храбрый человек,— ответил старшина Вязанкин.— С таким никакой черт не страшен...

Забегая вперед, следует сказать, что И. Т. Есипенко еще не раз удивлял бойцов кавалерийской удалью и незаурядным умением ведения современного боя.
В атаке на Белогурово особо отличился сержант М. М. Морозов. Опередив комбрига, он первым ворвался на вражеские позиции, забросал ближайшие окопы гранатами. Тут подоспели и другие красноармейцы. Через какое-то мгновение вокруг них уже лежало 15 трупов. Оставшиеся в живых бросились наутек. Но далеко не всем фашистам удалось убежать. Троих Морозов пленил.

Храбро сражались и воины мотострелковой роты под командованием лейтенанта А. А. Клинского. Первым на [13] своем участке ворвалось на позиции противника отделение комсомольца И. М. Секачева. Брошенные мотострелками гранаты вызвали в стане врага панику. Убегая, фашисты оставили в окопах свои пулеметы. В этой схватке они потеряли десять солдат и офицера. Бойцы других отделений захватили подбитый танк, склад оружия и боеприпасов ценные штабные документы, 13 гитлеровцев взяли в плен.

Отличилась санинструктор Марфуша Рубан. Она вынесла из-под огня десять раненых и 30 раненым оказала на поле боя первую медицинскую помощь.

Короткий бой был успешным. Как фашисты ни сопротивлялись, на какие хитрости ни шли, Белогурово и Зубарево удержать не смогли.

В бою за Михеево против наших наступающих соединений и частей корпуса фашисты пустили бронепоезд. По приказу комкора генерала А. Л. Гетмана полковник И. Т. Есипенко бросил наперерез поезду один из наших батальонов. Перехватив железную дорогу, мотострелки остановили поезд, и он был лишен возможности оказать помощь своему михеевскому гарнизону.

Во время наступления захватили пленных. Держатся высокомерно, на вопросы отвечают сквозь зубы.
— Что вы с ними разговариваете? — с нескрываемой ненавистью сказал красноармеец со шрамом на лице.— Уничтожать их, гадов, надо беспощадно, всех до единого! Я вот...— и он замахнулся на пленного.

Но Вязанкин остановил его.

Красноармейца со шрамом нетрудно было понять. Он здешний, из Погорелого Городища. Эсэсовцы убили его жену и маленькую дочурку и бросили их в колодец...

Во время боев за село Михеево командный пункт бригады разместился на западной опушке соснового бора. В нескольких метрах от штабных машин медсанвзвод развернул большую палатку для приема и обработки раненых. Не смыкая глаз, день и ночь несли свою нелегкую, благородную службу врачи В. В. Чаликов, Е. Г. Солонович, Б. А. Аграновская, Н. А. Артемьева, Г. Н. Шемякина, О. П. Коптева, Найденов, военфельдшер В. П. Боев и другие медработники.

Иногда палатка медсанвзвода служила местом вручения партдокументов — когда во время оформления этих документов вновь принятого в партию задела пуля или осколок.
Как-то у штабной машины нас с Ярмашем задержал полковник Есипенко. [14]
— Слушай, Ярмаш, не найдется ли среди твоих комиссаров подходящего человека, который мог бы взяться за летопись боевого пути бригады?
— Найдется,— после непродолжительной паузы уверенно ответил Ярмаш.
— Кто же? — живо поинтересовался комбриг.
— А вот,— указал на меня начальник политотдела. — Мало одного — порекомендую еще.

После этого мне не оставалось ничего другого, как просить у Г. М. Павленко несколько тетрадей. Начал писать... О храбром и умелом разведчике Николае Евдокимове, которого как отличившегося в боях принимали вчера кандидатом в члены партии. О начальнике боепитания батальона Григории Кравченко, который вместе с шофером Василием Котляром даже в самой сложной обстановке бесперебойно обеспечивал воинов необходимыми боеприпасами. О командире роты противотанковых ружей Б. К. Попове, бесстрашном фельдшере Николае Саволее, автоматчике Григории Шиманском, офицере связи Михаиле Соколове...

— Пишете только обо всем хорошем? — поинтересовался как-то Борис Томус.— А питание, например?

В отношении питания похвалиться действительно было нечем. Кормили нас в то лето неважно. Если не пшенка, то горох, вернее, и то и другое, только в разных вариантах: если на первое суп пшенный, то на второе — пюре гороховое, и, наоборот, к гороховому супу — пшенная каша.

От такой однообразной, бедной витаминами пищи люди болели. Даже жевание свежих хвойных иголок — лечебная и профилактическая мера, к которой прибегали фронтовики,— не всегда спасало от куриной слепоты, авитаминоза и цинги. Иногда удавалось наткнуться в лесу на куст дикой малины, и пока на нем оставалась хоть одна ягодка, никакая сила не могла оторвать от него бойцов.

Постепенно ожесточенные наступательные бои на Ржевском выступе превратились в позиционные. 12 сентября корпус выводится в резерв Западного фронта. Возвращаемся туда, откуда пришли перед наступлением, — под Шаховскую. Бросается в глаза: дороги, ведущие к фронту, улучшены. В болотистых местах вымощены жердями, там, где нет воронок и колдобин, хорошо укатаны.

Быстро бежит, обгоняя то одну, то другую автомашину, наша полуторка с изрешеченным пулями и осколками тентом. Шофер Бискуп улыбается: [15]
— А что, были бы соревнования полуторок на скорость, как у нас в Усть-Лабинской соревнуются казаки на лошадях, первое место гарантирую!

Доехали до перекрестка. Куда дальше? Увидели указатель «Хозяйство Лаврентьева». Понятно: корпус генерала Андрея Лаврентьевича Гетмана. Значит, туда...

После прибытия на место сосредоточения началось подведение итогов боев. Что и говорить, они отрадные, но и потери немалые. И в технике, и особенно в живой силе, Из курсантов авиаучилищ осталось в строю — раз, два и обчелся. Многих командиров и политработников потеряли. Конечно же, гитлеровцы понесли урон куда больший, Но оправданы ли столь большие наши потери? Нельзя ли было их избежать или хотя бы сократить? Было над чем задуматься.

Смотр начался с построения. На бригадном смотре И. Т. Есипенко представил нового военного комиссаре Е. Ф. Рыбалко, вручил ордена и медали воинам, наиболее отличившимся в недавних боях. Лейтенанты В. А. Бозбей и А. А. Клинский, сержанты И. М. Секачев и М. М. Морозов получили ордена Красного Знамени. Награждены наводчики противотанковых ружей А. Н. Азаров, Г. А. Гераскин, А. Д. Родионов, А. И. Федотов. Многим воинам вручены почетные грамоты и ценные подарки с надписью «Герою Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками от ЦК ВЛКСМ».

Высоко оценено мужество сотен других воинов.

Восстанавливалась, приводилась в порядок техника. В роте технического обеспечения, которую возглавил старший лейтенант Витко, полным ходом шел ремонт автотранспорта. Наша полуторка тоже преобразилась. Новый шофер, синеглазый Леша Шевченко, где-то раздобыл хороший мотор, почти новые скаты. Вместо брезентового тента ремонтники поставили прочную дощатую будку, вдоль продольных бортов смастерили широкие откидные сиденья, под которыми располагались ящики, вверху — откидные полки, возле кабины — столик, у входа укрепили маленькую железную печку — солнце-то уже поворачивало на зиму. Парторг 1-го батальона политрук Н. С. Брюзгин поставил захваченный под Михеево трофейный радиоприемник. За ним тщательно стал присматривать киномеханик Леонид Родин. С тех пор по этому приемнику до самого окончания войны политотдельцы каждый день принимали сводки Совинформбюро и, размножив, рассылали в подразделения. [16]

Продолжался прием в партию и комсомол, выдача партийных и комсомольских документов. В свободное время я помогал в этом батальонному комиссару Г. М. Павленко.

Политотдельцы писали письма родным погибших воинов — о том, как они воевали, как погибли, где похоронены. Инженерно-минная рота сооружала зимние жилища — землянки. Прибыло пополнение. В погожий осенний день веселой гурьбой спорхнула с машин целая рота девушек-комсомолок из Москвы и Подмосковья, добровольно решивших принять участие в боевых действиях. Среди них были шоферы, связисты, снайперы, санинструкторы, машинистки.

Пополнился и политотдел. Вместо выбывших прибыло два старших политрука — добродушный весельчак Третьяков и скрытный, с хитринкой Раевский. Еще одно изменение в составе политотдела: Валя Чуева заболела желтухой. Машинисткой назначена Ася Ширяева из подмосковного города Истра.

К зиме воины были хорошо одеты. Им выдали фланелевое белье и портянки, меховые жилеты, полушубки, валенки, варежки, шапки-ушанки. Работники вещевого снабжения, особенно техник-лейтенант Севастьянов, немало поработали, чтобы всем этим заранее запастись.

Бригаду неоднократно посещали генерал А. Л. Гетман и бригадный комиссар П. Г. Гришин, многие руководящие работники штаба и политотдела корпуса, оказывали помощь в подготовке личного состава к новым боям.

Под Шаховской мы услышали о введении в Красной Армии единоначалия. С тех пор комиссары, политруки стали заместителями командиров по политчасти. Были введены единые воинские звания, к которым политработники долго не могли привыкнуть. Нам даже сперва казалось, что «майор», «капитан», «старший лейтенант» — для нас многовато. Больше всех какую-то неловкость испытывал Г. М. Павленко, человек сугубо штатский, бывший учитель:
— Та якый же я майор?

В новых званиях политотдельцы были представлены в подразделениях бригады на торжественных собраниях, посвященных 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Мне пришлось тогда выступать в роте технического обеспечения.

24 ноября бригада снова двинулась на запад, в знакомые места — к Вазузе. На рассвете пропели «катюши». С исходного рубежа Карамзино—Ильинское—Раково наши части были введены в прорыв. Ставилась задача овладеть [17] Сычевкой. И вот в ночь перед атакой мы — на западном берегу скованной льдом Вазузы. Впереди Холм-Березуйский.

Погода испортилась. Началась метель. Замело — не видно ни зги. Полуторка наша с майором Г. М. Павленко осталась по ту сторону реки. Местность перед Холмом-Березуйским, где мы остановились, открытая — ни деревца, ни кустика. Но надо же хоть немного отдохнуть, сомкнуть глаза. Наносили из леса сосновых веток, разложили на снегу. Улеглись, подложив под головы вещмешки — усталость берет свое... Чтобы спящие не замерзли, дневальные через каждые полчаса будят: «Поворачивайтесь на другой бок».

Утром началась артиллерийская подготовка. Над передним краем из нависших над самой землей туч начали один за другим вываливаться «юнкерсы». Быстро приловчились наши зенитчики. Не выходит из пике, врезается в землю первый, второй, третий... Мы кричим от восторга: «Ура!». А «юнкерсы» все продолжают вываливаться из туч и тут же падать. 12 сбитых стервятников насчитали.

Вот-вот должны войти в прорыв, но не вошли. После взятия бригадой Холма-Березуйского корпус переводят в другой район — восточнее Кузнечихи. В сожженной дотла деревушке, где остановился штаб бригады, единственное укрытие от холода — большой подвал. Набилось в нем людей — яблоку негде упасть. Полусидя-полулежа устроились на ночь. Среди ночи под дверью вдруг жалостно замяукала кошка.

— Откуда ее принесло? — послышался чей-то недовольный хриплый голос.— Поспать не даст.
— Впустите! Не от хорошей жизни ведь просится...

Открыли дверь. Подхваченная порывом леденящего ветра, удовлетворенно, словно в знак благодарности, мурлыкнув, кошка влетела в согретый человеческим теплом подвал и, выискивая укромное местечко, по телам лежащих — другого пути у нее не было — пробралась в тот самый угол, откуда только что слышался недовольный голос.
— Ну, иди, иди, — ласково проговорил боец и, когда кошка остановилась у него на груди, стал гладить ее, приговаривая: —тебя война коснулась, одна, небось, на всю деревню осталась, погибло все — и люди, и животные... А пузо-то ничего, полнехонькое, хорошо где-то подживилась...
Приласканная человеком, блаженно мурлыкая, кошка [18] быстро уснула. Уснули и выбившиеся из сил люди. Но ненадолго. Вскоре ночная гостья, взобравшись на пустую полку, ошалело металась и страдальчески пищала, стонала, завывала...

— Э-э, да тут пополнение предвидится! — объяснил кто-то.
Сна уж не было. Кошка не умолкала долго, а когда, наконец, затихла, послышался едва уловимый писк. Утром мы насчитали шесть шевелящихся комочков...
— Молочка бы... Да где его взять...

Вместо молочка скинулись у кого что было. У одного нашелся кусочек хлеба с маслом, другой поделился завтраком, третий извлек из вещмешка кусочек колбасы. Уходя, возле полки прикололи записку: «Товарищи, не забудьте накормить!»

Утром 28 ноября взметнулись в небо огненные стрелы «катюш» — предвестницы артподготовки и наступления. Опять идем в прорыв. Вместо отозванного Буденным в Москву полковника И. Т. Есипенко бригаду возглавляет старший батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко, он же и замполит. Движутся вперед танки, мотопехота, пушки. Фашисты с обеих сторон остервенело простреливают горловину прорыва, она все сужается и наконец совсем смыкается. Следовавшие за танковым корпусом части не могут прорваться за линию фронта.

В тылу врага части корпуса нанесли фашистам немалый урон. Уничтожили большое количество живой силы и техники. Наша бригада взорвала стоящий вблизи дороги самолет. Но мы оказались отрезанными от своих. Половина личного состава выбыла из строя, особенно много было раненых. После пурги и мороза вдруг наступила оттепель, а мы — в валенках и полушубках, все промокло, обсушиться негде. Затем снова ударил трескучий мороз...

Кончились боеприпасы, горючее, продукты питания. Минометная батарея старшего лейтенанта В. Ильичева вынуждена вести огонь из своих минометов немецкими минами. Когда кончились и эти мины, бойцы положили минометы на танки, стали сражаться как стрелки. А гитлеровцы окружают нас, сжимают кольцо. Героически сражаясь с наседавшим врагом, бригада несет большие потери. Под конец боев в окружении из всей бригады осталось не более одного батальона. Погибли многие командиры и политработники: начальник оперативного отдела майор Полосухин, командир минометного батальона майор Жданов, замполит батальона старший политрук Каширин, командир [19] батареи Ефимов, Пропали без вести политотдельцы Третьяков, Раевский.

Надо прорываться к своим, другого выхода нет. Попробовали в одном месте — не вышло. Решили сделать еще одну попытку — в районе Большое Кропотово.
Морозная ночь. Передний край фашистов непрерывно освещается множеством ракет. Шаг сделали — ложись. Только поднялись — ложись... Нас заметили, ударили из пулеметов, автоматов, минометов... Вжимаемся в снег. Открыли огонь, мелкими перебежками устремились к вражеским траншеям... Падают убитые, раненые. Нас немного, но чем ближе к переднему краю, тем яростнее наш напор. В результате на небольшом участке фашисты вынуждены расступиться, пропустить нас.., Ведя непрерывны огонь из винтовок и автоматов, наконец прорываемся. Но нас с каждым шагом все меньше и меньше...

Мало нас тогда прорвалось. Правда, еще и после прорывались из окружения небольшие группы, некоторым удавалось каким-то чудом проскользнуть через линию фронта даже в одиночку. Одну из групп вывел начальник инженерной службы 1-го мотострелкового батальона старший лейтенант В. А. Бозбей. В ее составе был тяжелораненый сержант Игорь Арлашин. Будучи раненым, оставался в строю старший лейтенант В. В. Романов. После гибели командира батальона Жданова он временно возглавил этот батальон.

Мне особенно много пришлось пережить в эти тревожные дни. В моем вещмешке был бесценный груз — несколько десятков чистых бланков партийных и комсомольских документов, печати. Когда мы шли на прорыв, старший батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко решил не брать майора Г. М. Павленко — «батя», как называли его в бригаде, плохо себя чувствовал. Поскольку же в политотделе по возрасту я продолжал оставаться самым младшим и оформление выдачи партийных документов было для меня знакомо, эти обязанности Е. Ф. Рыбалко возложил на меня.

Мне посчастливилось выйти из окружения и сохранит бланки, печати. С трудом добрался до нашей землянки. В ней при свете коптилки увидел человека. Он стоял ко мне спиной. Слышалось потрескивание радиоприемник' Человек оглянулся.
— Батюшки, Борис!
— Михаил!
— Каким образом?.. [20]
— А вы?

Мы обнялись.
— Кто еще вышел из политотдельцев?
— Не знаю.

Утром, едва рассвело, нас осторожно, но очень настойчиво разбудила одетая в белый полушубок женщина — жена старшего батальонного комиссара Е. Ф. Рыбалко. Бледная, осунувшаяся. Спросила:
— Не знаете? Не видели?

Мы были с ним до последней минуты, все видели, все знали. Но что ответить на ее умоляющий взгляд? Как утешить эту мужественную женщину, решившую разделить с мужем тяготы фронтового бытия? Чем помочь ее страшному горю?
— Правда, что?..

Она не смогла досказать начатую фразу и, уже не стесняясь, заплакала навзрыд. Потом вдруг вскинула голову, выпрямилась:
— А может, не погиб? Может, ранен? Может, вы не знаете?.. Только прошу вас, говорите правду.
Мы рассказали как было.

Сначала все шло хорошо. Прорвались в тыл врага, вели успешные бои. Старший батальонный комиссар Рыбалко держался спокойно и уверенно, успел побывать то в одном подразделении, то в другом.
— Трудно, хлопцы? — спрашивал озябших красноармейцев.— И не ели, небось, ничего сегодня? А махорка-то хоть есть? Потерпите немного, все будет, все. Если не подвезут, то самолетами подбросят...

Уверенности в этом уже не было. Но от его слов становилось и теплее, и легче. Нет, выстоим, как бы трудно ни было. Вот отбить бы еще вот эту, пятую за день, атаку. Не станет патронов — пойдем врукопашную. Рукопашную немцы не выдерживают. Но сил у нас мало, а их вон со всех сторон тьма-тьмущая ползет, с танками, артиллерией. Обогретые, накормленные, напоенные, самоуверенные, патронов полные диски...

— Без команды не стрелять! — приказал комбриг. — Каждую пулю — в цель. Кончатся патроны — по скоплениям бросать гранаты. Не будет гранат — пустим в ход штыки, приклады, финки. Все — по моей команде.

Все так и было, как он планировал. Оставшиеся в живых не только устояли, отбили сильнейшую вражескую атаку, но и прорвали кольцо окружения. Старший батальонный комиссар Рыбалко до последнего мгновения был [21] на острие главного удара. Временами сквозь грохот боя слышался его властный голос:
— Все — за мной, штыками их, гадов, штыками!..

Его высокая стройная фигура виднелась впереди, мы — неотступно за ним. Какой-то секунды не хватило ему чтобы перешагнуть огненное кольцо. Он упал, сраженный пулей. Упал лицом к врагу.

К концу сражения поднялась пурга, до костей пронизывая холодом живых и плотно окутывая снежным покрывалом застывшие тела убитых. У живых не было ни малейшей возможности ни похоронить друзей, ни взять с собой. Единственное, что можно было сделать,— попросить местных жителей, чтобы они взяли на себя заботы по захоронению. Один из уцелевших жителей Большого Кропотов заверил, что непременно исполнит нашу просьбу.


С выходом из прорыва командование бригадой принял подполковник И. И. Савранский. В бригаде насчитывалось тогда всего-навсего 170 активных штыков. Из них был создан сводный батальон. С исходных позиций Никоново - Аристово совместно с 100-й танковой бригадой батальон был введен в бой за Подосиновку, но успеха достичь не смог. Силы были до предела истощены.

В новогоднюю ночь 1 января 1943 года танковый корпус в третий раз оказался в районе станции Шаховской. В просторной землянке-столовой встретить Новый год собрались командиры и политработники управления бригады. Заместитель командира по политчасти подполковник Семен Анжелович Михельзон выступил с краткой речью:
— Много успехов принес нашему народу истекший год. Коварный враг попятился назад. Доблестные войска Красной Армии наносят ему сокрушительные удары. Завершается крупнейшее сражение под Сталинградом. Нанося врагу огромный урон, наши войска 19—20 ноября перешли в контрнаступление и 23 ноября полностью окружили огромную вражескую группировку в районе Калача. Недалек тот день, когда эта группировка будет разгромлена. Перед нами — новые задачи, новые сражения. Постараемся же, товарищи, сделать все возможное, чтобы наступающий год был еще богаче победами над ненавистным фашизмом!

— Если потребуется,— ответил за всех Д. В. Ульянов, — костьми ляжем, а Родину нашу отстоим, гадину фашистскую раздавим!
В первые дни нового года мне очень не повезло — свалил ревматизм, обострилась цинга. Лежал в сырой [22] землянке, усиленно глотал порошки, пилюли, пил микстуру. От цинги медики лечили сиропом шиповника.

В первых числах января мы проводили заболевшего майора Г. М. Павленко. Меня назначили на его должность — инструктором политотдела. Мою занял Н. Н. Поляков, в прошлом учитель из г. Рыльска. Произошли изменения и в штатах политсостава. В связи с упразднением института военных комиссаров сократились должности военкомов батарей и политруков рот.

В феврале 1943 года бригада перебазировалась под Осташково. Хоть стояла зима, но в болотистой местности движение затруднялось. Автомашины проваливались в трясину, застревали. Зато на остановках бойцы отводили душу — плясали и пели под гармошку, рассказывали всевозможные небылицы, состязались в остроумных шутках, от души хохотали, вспоминали яркие боевые эпизоды.

В Калинине, где мы останавливались, работница швейной фабрики подарила всем политотдельцам новенькие погоны. Далее фронтовая дорога повела нас к центру Валдайской возвышенности.

В тех краях мы услышали одно из наиболее радостных сообщений Совинформбюро. Речь шла о завершении разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом.
— Слыхали? — передавалось из уст в уста.— 330 тысячам завоевателей капут...

По пути следования то тут, то там видим темные остовы орудий и танков, искореженные автомашины, пепелища домов.

Используя малейшие остановки, командиры и политработники, агитаторы и чтецы знакомили личный состав с итогами гигантской битвы на Волге, нацеливали воинов на предстоящие задачи.