Михаил Онуфриевич Слободян ПУТЬ К БЕРЛИНУ Львов: Каменяр, 1987.— 120 с.

Содержание

ЗДРАВСТВУЙ, УКРАИНА!

В контрнаступление войска Воронежского и Степного фронтов перешли во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта. Началась Белгородско-Харьковская операция. Накануне ее весь командный состав бригады досконально изучил местность. Идя в бой, каждый командир четко представлял себе вражескую оборону в полосе [39] наступления и на флангах, знал, с какими силами ему придется столкнуться. Для ведения разведки в бригаде были созданы дополнительные разведывательные группы. Немало потрудились штабы в организации наступления.

На рассвете на вражеский передний край обрушился ураган огня. Заполыхало багровое зарево, заклубились черные облака. Послышался надрывный гул краснозвездных ИЛов. Заурчали, залязгали гусеницами наши танки. Вслед за ними изготовились к наступлению цепи мотострелков...

В первом эшелоне идут две бригады — 6-я мотострелковая и 22-я танковая, которые совместно с 200-й танковой бригадой, отразив вражеские контратаки, 3 августа овладели деревней Пушкарное и уничтожили там вражеский гарнизон.

«Вчерашнего наступления русских,- рассказывал допрошенный генералом А. Л. Гетманом пленный,— мы не ожидали. Оно застало нас врасплох. Начался страшный артиллерийский обстрел. Мы, артиллеристы, которые стояли за передовой, совершенно не поняли положения. Мы имели приказ оставаться на месте. И вдруг увидели, как из нашего тыла по дороге движется танк. Сначала думали, что наш, но скоро убедились, что дело плохо. Офицеры и некоторые солдаты разбежались, а мы залегли от страха в окопы. Танк прошел в расположение батареи и раздавил все наши пушки... После этого появились русские солдаты и взяли нас в плен». (Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО) СССР, ф. 676, оп. 42142, д. 1, л. 16.)
 
Освободив Пушкарное, бригада продолжала наступление на Томаровку. Но, как докладывал командир корпуса генерал А. Л. Гетман командующему 1-й танковой армии М. Е. Катукову, противник упорно оборонял Томаровку, поэтому танковым бригадам пришлось обходить ее с востока, а 6-й мотострелковой бригаде блокировать с востока и севера. 5 августа командир нашей бригады И. П. Елин доложил комкору об освобождении Томаровки. Вечером в Москве прозвучал первый салют в честь советских воинов, освободивших Орел и Белгород.

7 августа во время дальнейшего продвижения вперед, воспользовавшись остановкой, капитан Н. С. Брюзгин собрал группу бойцов на летучий митинг перед боем. Он сообщил им об успешных боевых действиях советских войск на Курской дуге, отметил несомненные успехи танковой армии, корпуса, бригады, назвал имена отличившихся воинов [40] батальона: пэтээровца Риза-Бек Мусина, автоматчика И. К. Сальми, командира взвода В. И. Козяева, медсестры М.М. Рубан, адъютанта штаба Л. И. Федяева, многих других. Затем спросил:
— Так вот, друзья, Томаровка освобождена. Впереди Богодухов. Какую клятву мы дадим?
— Отомстим врагу за пролитую нашими людьми кровь, За разорение нашей Родины.
— Вопросов нет?
— Нет.
— Тогда митинг объявляю закрытым. По машинам!

Догоняем свою бригаду. Контрнаступление идет успешно. 6-му танковому корпусу предстояло отбить у врага первый на его пути украинский город Богодухов. С подходом нашей бригады к реке Мерла 200-я танковая бригада получила возможность перехватить все дороги, ведущие к городу. 7 августа Богодухов был полностью очищен от гитлеровцев. Вошли мы в него ранним утром. Население высыпало на украшенные красными флагами улицы.
— Здравствуй, Украина! — говорили наши воины.

И слышали ответ:
— 3 повэрнэнням! Гоните с нашей земли трижды проклятого фашиста.

«Тридцатьчетверка» комкора А. Л. Гетмана мигом была осыпана цветами. Каждому экипажу танка, каждому воину — цветы. Вошедший вместе с нами в Богодухов член Военного совета армии генерал Н. К. Попель удивлялся:
— И откуда в этом маленьком городке столько цветов?

Центральная улица была заполнена народом. Пробираясь сквозь толпу, седобородый старик на расшитом украинском рушнике поднес генералу А. Л. Гетману хлеб-соль.
— И прежде такие вот носили,— остановив взгляд на генеральских погонах, заметил он.— Як для доброго дила, не грех и надеть... Ты-то сам из каких будешь?
— Сумской я, из крестьян,— ответил Андрей Лаврентьевич и добавил по-украински: — 3 незаможныкив...

Жители города угощали нас молоком, квасом, фруктами.

Поскольку фашисты подтягивали войска, перед нашей бригадой была поставлена задача занять оборону на южной окраине Богодухова. Остальные соединения корпуса продолжали наступление. Вскоре и мы присоединились к наступающим, приняли участие в освобождении ряда населенных пунктов, в том числе Мурафы и Высокополья.

Освобождение Богодухова, как со временем стало [41] известно, имело большое оперативное значение. В книге «Великая Отечественная война Советского Союза 1941 —1945. Краткая история» отмечается, что «с выходом танков соединений в район Богодухова оборона противника оказалась прорванной на всю оперативную глубину. Его белгородско-харьковская группировка была рассечена на две части. Одна под ударами советских войск отступила юго-запад, другая — на юг. К 8 августа разрыв между ними достиг 55 км. Создалась угроза не только харьковской группировке врага, но и донбасской. Это вызвало большую тревогу в ставке Гитлера». (Великая Отечественная война Советского Союза 1941 —1945: Краткая история. 3-е изд., испр. и доп. М.: Воениздат. 1984. С. 227.)

Мы наступали. Политотдельцы, как всегда, находились в подразделениях. Высокий наступательный порыв во многом был обусловлен такими решающими факторами, как личный пример командиров и политработников, их героизм и готовность к самопожертвованию, непрерывная и целеустремленная партийно-политическая работа. Политотдел находил новые, наиболее приемлемые и эффективные формы этой работы в боевой обстановке. Широкое распространение получили здесь небольшие по объему, но важные по содержанию боевые листки. В них рассказывалось о ратных подвигах однополчан. Кто-то из нас составлял тексты, затем их размножали на пишущей машинке. Листки быстро завоевавшие популярность, немедленно доставлялись в подразделения.

Один из листков, например, был посвящен подвигу красноармейца А. С. Ярошева, который во время грандиозного сражения 3 августа в районе Томаровки вскочил на броню вражеского танка и гранатами через открытый люк уничтожил его экипаж. Живой отклик среди воинов вызвало сообщения о героическом поступке лейтенанта С. М. Михайловского, подбившего в тот же день «тигра», о подвигах связиста К. Е. Ершова, шофера Е. Г. Власова, старшины Н. К. Шабаршова, военфельдшера М. М. Рубан. В одном из номеров боевого листка рассказывалось о младшем лейтенанте медицинской службы А. Беспаловой, которая вынесла с поля боя, помогла выбраться из горящих и подбить танков более ста воинам, оказала им первую медицинскую помощь.

Много работы было у секретаря парткомиссии В. А. Лахтионова. От воинов ежедневно поступали десятки заявлений: «Хочу идти в бой коммунистом! Не пожалею ни сил, [42] ни самой жизни во имя победы над врагом!» Эти заявления надо было оперативно рассматривать, а принятым выдать партдокументы по всем правилам. Делать это приходилось в невероятнейших условиях — под разрывы бомб и снарядов, под свист пуль.

Так, например, было под селом Мурафа. Только добрались мы с майором Н. Н. Прокопенко на огневые позиции минометного батальона, занимавшего там оборону, и приступили к выдаче партдокументов, как налетели вражеские бомбардировщики. Скорее к ближайшей щели! Упал туда, а там лежит уже кто-то. Тем временем рвануло совсем близко, засыпало нас землей. Еще рвануло и еще... Ни солнца, ни неба не видно, лишь дым, пыль, огонь. Пылает несколько домов, автомашина. Стонут раненые, есть убитые... Наконец затихло. Мы начали выбираться из щелей. Только отряхнулись — опять налет.

Когда, все-таки оформив и выдав партдокументы, в конце дня мы возвращались в политотдел, нас настигла еще одна бомбежка. Пришлось падать в глубокую мокрую колею, оставленную машинами,— другого укрытия не было...

Обычно наша автомашина шла в колонне вместе со штабом бригады. В расположении штаба стояла она во время оборонительных боев. Здесь же были рота управления и медсанвзвод. Штаб нередко подвергался артиллерийским обстрелам, бомбежкам с воздуха. Во время одного из налетов вражеской авиации особенно большие потери понес медсанвзвод. От разрывов бомб здесь погибли два замечательных врача — Е. Г. Солонович и Г. Н. Шемякина, несколько человек среднего медперсонала, пострадали раненые.
В этих местах мы были свидетелями многих воздушных боев. Особенно запомнился один случай. Фашисты сбили наш самолет, экипаж которого выбросился на парашютах. «Мессер», покончив с самолетом, начал атаковать беззащитных летчиков. Первая короткая очередь из пулемета пронзила человека, не успевшего раскрыть парашют, и он, кувыркаясь через голову, летел к земле. Страшно вспомнить... Мы подъехали к опустившемуся на землю парашюту. Совсем юный лейтенант, спускавшийся с парашютом, тоже был прошит очередью из пулемета.

Осматривая места падения летчиков, увидели в траве остренькие, словно камыш, маленькие стебельки. Вырывались они вместе с луковичками. Понюхали — пахнет чеснок0м. Попробовали — чеснок. Его было здесь много. [43]

11 августа наша бригада оказалась в центре участка, подвергшегося сильному натиску танков дивизии СС «Мертвая голова», которая рвалась в направлении Богодухова. Вместе с другими соединениями корпуса бригада участвовала в ожесточенных боях по отражению вражеской контратаки. К тому времени два мотострелковых батальона совместно с танкистами, нанеся удар в южном направлении, достигли села и железнодорожной станции Высокополье.

То, что здесь тогда произошло, врезалось в память на всю жизнь. Не успели мотострелки осмотреться, а танкисты открыть люки, как вдруг прозвучал пионерский горн. Что это? Откуда? Каким образом? Спустя несколько минут воины увидели необычную для фронтовой обстановки картину: к ним маршевым шагом направлялась небольшая колонна мальчиков и девочек, на груди развевались алые галстуки, с ними шло еще несколько женщин, одна из которых, как оказалось потом, была учительницей местной школы. Впереди колонны четко вышагивал, не переставая трубить горнист. За ним один мальчик нес что-то укутанное в лоскут белого полотна, два других мальчика — аккуратно обструганную, короткую, но толстую колоду.

Бойцы и командиры застыли от удивления. Но вот колонна приблизилась к нам, остановилась. Мальчики быстро установили колоду перед танками, а на нее, стянув полотно, бережно поставили гипсовый бюст Ленина. Потом вернулись в строй, горнист поднял трубу,— прозвучала всем памятная «заря». Дети энергично вскинули руки, замер в пионерском салюте.

Всякое встречалось на войне, но такого, признаться, никто не ожидал. Увиденное до глубины души тронуло наших воинов. Сколько же мужества в этих маленьких сердцах, как они нас ждали, готовились, как встречали!

Утихли звуки горна. Замполит Н. С. Брюзгин едва успел поблагодарить пионеров и сопровождавших их женщин за столь волнующую встречу, как по обе стороны Высокополья почти одновременно раздались два мощных взрыва. Это саперы бригады подрывали железнодорожное полотно. Итак, железная дорога Полтава — Харьков, которую удерживали фашисты, была перерезана.

Теперь мотострелкам и танкистам надо удержать занятый рубеж. Но не получив поддержки, оба батальона оказались отрезанными от основных сил корпуса. В течение дня 12 августа они героически отбивались от наседавших со всех сторон фашистов. А те, имея большое превосходство [44] в живой силе и технике, с каждым часом сжимали стальное кольцо.

— Отходим на северную окраину Высокополья,— распорядился командир 1-го батальона майор А. И. Кулявин.— Там укроемся за кирпичные дома, железнодорожную насыпь, создадим опорные пункты. На наиболее опасные направления выйдут бронебойщики. Четыре наличных танка держим в резерве.

Комбат, как всегда, и в этой тяжелой обстановке вселял в воинов непоколебимую уверенность в успешном исходе сражения, воодушевлял их на ратные подвиги. Четверо суток не покидали занятых позиций мотострелки и танкисты, проявляя величайшее мужество, смекалку и находчивость, удерживали этот населенный пункт во вражеском тылу.
Несколько попыток обессиленных изнурительными боями частей корпуса пробиться к ним оказались безуспешными. Связь с осажденными батальонами поддерживалась только в ночное время с помощью армейского авиаполка. Летчики доставляли туда боеприпасы, продовольствие, медикаменты, оттуда вывозили раненых и больных. Наконец решили вырываться из вражеского кольца. В ночь на 16 августа 160 бойцов и командиров пробились из окружения мелкими группами, после чего сосредоточились в лесах вблизи Мурафы. Одну из таких групп вел заместитель командира 1-го батальона по политчасти капитан Н. С. Брюзгин. В его наградном листе написано:

«Тов. Брюзгин в наступательных боях с 3. 8, 1943 г. проявил себя смелым, инициативным командиром. Все время находясь на НП, он помогал командиру батальона управлять подразделением в бою, строго контролировал выполнение приказов комбата и вышестоящих командиров... В бою за ж.д. Харьков — Полтаве и за д. Высокополье т. Брюзгин все время находился в подразделениях, и ни одна рота не отошла без приказа, в труднейших условиях вела жестокие уличные бои до последнего патрона. Батальон уничтожил: танков Т-VI—3, танков Т-IV—1, бронемашин — 1, мотоциклов — 7, автомашин — 8, повозок—1, ручных пулеметов — 5, солдат и офицеров — 470. Находясь... в окружении, т. Брюзгин вывел с собой 13 бойцов и одного командира».

Не добившись успеха под Богодуховом, гитлеровцы предприняли контратаку со стороны Ахтырки. В этот район в составе корпуса была срочно переброшена и наша бригада. Местность ровная, безлесная. Вся наша боевая техника как на ладони — танки, самоходки, орудия, минометы, [45] автомашины... Маскировать нечем. Кое-кто прикрыл снопами, но все равно видно. На виду и командные пункты, наспех подготовленные укрепления. «Юнкерсам», «хейнкелям», «хеншелям» не надо даже снижаться, пикировать, с любой высоты во что-то попадут. И они бросали свой смертоносный груз наугад, по площадям. Укрыться негде. Просто для порядка уходили в щели, а если их не было — ложились на землю, вверх лицом, наблюдая и прикидывая в каком, примерно, месте упадут бомбы.

Очередной заход бомбардировщиков застиг нас со старшиной Кротом именно так. Лежим, смотрим. Правее, левее... Недолет... Перелет... Крот жмется ко мне. И тут провал... Открыл глаза — санитарная палатка. Капитан Найденов, командир медсанвзвода, что-то говорит, но ничего не слышно. Тогда он пишет на клочке бумаги: «Ничего, все будет в порядке. Вам надо немножко полежать». Затем подносит указательный палец правой руки к моему поясу. И я увидел, что в латунной пряжке, пронзив ее пятиконечную звезду, застрял осколок...

Спустя несколько дней мы с майором Прокопенко пришли в один из батальонов. Я как раз разговаривал со старшим лейтенантом Доленко. Совсем близко на пути нашего наступления было его родное село. Он уже представлял встречу с родными. «Скоро, скоро...» — сказал Доленко. Начался налет. Мы оказались в одной щели. Вокруг рвались бомбы, шипели осколки. Вдруг на полуслове Доленко умолк, тяжело склонив голову на мое плечо. «Что ты, Доленко?» Не хотелось верить, что он уже мертв. Из его виска алой струей текла кровь...

В тот же день мы узнали еще одну печальную весть — при бомбежке погиб командир 270-го минометного батальона майор Г.Г. Горелов, возглавлявший на Ржевском выступе артиллерийский дивизион 6-й мотострелковой бригады, один из первых кавалеров ордена Отечественной войны 1-й степени.

Тяжелые бои под Ахтыркой продолжались. Особенно напряженная обстановка создалась здесь 20 августа. Минометный батальон в этот день поддерживал мотострелков, наступавших совместно с танками 22-й танковой бригады в направлении совхоза «Комсомолец». Противник яростно сопротивлялся, часто контратаковал. Вражеские самолеты время от времени зависали в воздухе, препятствуя подвозу мин на огневые позиции. А мины были очень нужны. Одна лишь батарея старшего лейтенанта Урусова при отражении контратаки выпустила их за один час более [46] 400. Батарея заставила вражескую пехоту залечь, а когда на этот участок перенесли огонь другие батареи 270-го минометного полка, враг был не только остановлен, но и отброшен на исходные позиции.

К полудню командира батальона В. В. Романова вызвал полковник И. П. Елин. Батальон получил новую задачу: сменить огневые позиции для отражения контратаки противника в районе Бугроватое. Это было очень трудно осуществить. Ведь в небе — самолеты. Одни бомбят, другие охотятся за автомашинами, танками. Минометные расчеты старшего сержанта Слинько, сержанта Голубева и другие замаскировали свои автомашины снопами пшеницы и так переехали на новые позиции. Но без потерь не обошлось. На марше от прямого попадания авиабомбы погиб расчет старшего сержанта Горюнова из батареи старшего лейтенанта К. Роговченко.

Наконец перебрались. На новых позициях быстро оборудовали щели, окопы. Минбат поддерживал мотострелков 1-го батальона майора Кулявина.

Во второй половине дня противник несколько раз атаковал этот батальон. Часто нарушалась связь с батареями, из-за чего затруднялось ведение огня. Комбату Романову пришлось взять из боевых расчетов по одному бойцу в помощь связистам, а батарею старшего лейтенанта Овчинникова перевести в лощину, на расстояние 60 метров от наблюдательного пункта и управлять огнем с помощью живой цепи.

В этом бою за четыре часа батальон из 14 минометов (4 были выведены из строя) выпустил 1200 мин.

В один из напряженных моментов боя налетели «юнкерсы», засекли батарею старшего лейтенанта Урусова, начали ее бомбить. Глянув в бинокль, Романов с горечью сказал:
— Погибла батарея... Ничего там живого не осталось...

Но батарея не погибла, вскоре подала свой голос. К большой радости командования батальона, никто из огневых расчетов не пострадал.
— Как вы уцелели? — удивлялся комбат.

И Урусов рассказал, как умело оборудовали бойцы свои огневые позиции, как бесстрашно вели огонь. Вот где сказался результат предбоевой учебы под Обоянью.

Трудно пришлось расчетам минометчиков, когда на гребне одной из высот показались фашистские танки. Здесь продемонстрировали свое мастерство танкисты из 22-й бригады. Тяжелым был этот бой, но мотострелки и минометчики, [47] танкисты и артиллеристы выстояли. Большую роль играл здесь тот фактор, что мы наступали. Это вызывало большой подъем. Мы шли освобождать родную землю, радовались, что стали сильнее, имеем отличную технику, научились воевать.

В составе корпуса наша бригада приняла участие в освобождении многих населенных пунктов Харьковской, Сумской и Полтавской областей, в том числе городов Ахтырка, Лебедин, Лохвица.

Во второй половине сентября 1943 года нас вывели в район г. Сумы на доукомплектование. Сначала командование бригады размещалось на хуторе Гриценкове, затем переместилось в с. Севериновку. В Гриценкове политотдел квартировал в доме Чеховских. Мать и дочь Чеховские старались создать как можно лучшие условия для работы и отдыха.

Многим запомнился этот хутор и таким эпизодом. Командир корпуса генерал А. Л. Гетман проводил здесь совещание. После решения деловых вопросов начался непринужденный разговор. Накануне совещания комкор побывал в своем родном селе Клепалы, встречался с родными и односельчанами. С улыбкой рассказывал он, как встречали его земляки, осматривали, удовлетворенно приговаривая: «Наш Андрейко — генерал! Очень ему подходит генералом быть!» Шутили, что даже фамилия у него воинская.

— А дед Терентий, есть у нас такой говорун наподобие шолоховского деда Щукаря,— рассказывал Андрей Лаврентьевич,— осмотрел меня внимательно, погоны золотые даже ощупал. Точно, говорит, генеральские, как у моего, у которого в денщиках был. Народ собрался вокруг нас, и Терентий стал им описывать, какой я был шалун и заводила. Потому он, Терентий, загодя определил, что Андрейко Гетман непременно выйдет в военные командиры. Я дедушке Терентию не перечил — пускай поврет. Никаким шалуном и заводилой я не был. Напротив, был смирным и несколько стеснительным. И верхом моей мечты была профессия путейца. Хотел в город, на рабфак, потом в институт. Но наш военком сказал: «Ты крепкий, иди в Красную Армию». Пошел, привык и полюбил армейскую службу на всю жизнь...

В Севериновке мы жили в доме Ольховиков. Здесь тоже нас приняли словно родных, делились последним. На нашей кухне с прибытием под Сумы кормили неважно. Как оказалось, случилось какое-то недоразумение со снабжением. [48] Продукты изыскивали на месте. В одной из хат организовали командирскую столовую. Сельские девушки охотно взялись нас обслуживать. Но все блюда изо дня в день были только картофельные. Без жиринки, не говоря уже о мясе. Местные жители делились с нами луком. А так как жарить было не на чем, то его подавали в сыром виде. То не было лука вовсе, то такой избыток.

Во время стоянки под Сумами приказом наркома обороны от 23 сентября 1943 года за отличные боевые действия на Курской дуге 6-й танковый корпус был преобразован в 11-й гвардейский. Наша бригада стала 27-й гвардейской, 22-я танковая — 40-й гвардейской, 112-я — 44-й, 200-я — 45-й. 3-й механизированный корпус, входивший в состав 1-й танковой армии, стал 8-м гвардейским. (ЦАМО СССР, ф. 299, оп. 3070, д. 70, л. 198.)Это знаменательное событие было встречено с огромной радостью, вызвало у воинов большое воодушевление. В бригаде по этому случаю состоялся торжественный митинг. 27 октября бригада участвовала в параде войск корпуса, командующим которого был комкор генерал-лейтенант А. Л. Гетман, а принимали его командующий 1-й танковой армией генерал- лейтенант М. Е. Катуков и член Военного совета генерал- майор Н. К. Попель.

Вместе с комкором А. Л. Гетманом, заместителем командира корпуса по политчасти генерал-майором И. М. Соколовым командующий армией и член Военного совета присутствовали и на одном из построений бригады, где вручали наиболее отличившимся в боях воинам высокие правительственные награды. Ордена Красного Знамени получили помощник начальника политотдела по комсомолу В. Елисеев, комсорг 2-го батальона В. Бардак, орден Красной Звезды — заместитель командира 1-го батальона по политчасти Н. С. Брюзгин, медали «За отвагу» — капитаны Т. Г. Гусев, В. А. Лахтионов, старшина Вася Вязанкин.

В Севериновке полку политработников прибыло. На учрежденную должность заместителя начальника политотдела был назначен капитан Г. И. Чулков — человек, как и многие другие политработники, сугубо гражданский (до войны был директором ветеринарного техникума), но успевший повоевать. Черноволосый, круглолицый, на груди — орден Отечественной войны 1-й степени и медаль «За оборону Сталинграда», Чулков сразу же завоевал наши симпатии своей простотой, чуткостью, отзывчивостью, высокой эрудицией. К тому же он показал себя опытным [49] и храбрым политработником. Никогда, даже в самой сложной обстановке не терялся, своим поведением внушал уверенность и тем, кто был рядом с ним. Одно его присутствие действовало успокаивающе: раз с нами Чулков — все будет в порядке.

Новый заместитель начальника политотдела часто вспоминал о Сталинградской битве, а мы — о сражениях на Курской дуге.
— Как-то,— вспоминал В. А. Лахтионов,— по заданию командования мы подвозили к передовой боеприпасы. Среди ночи в тылу наших войск наткнулись на колонну, двигавшуюся в сторону фронта. Колонна остановилась, и мы спросили у тех, что шли первыми: «Куда, братцы, путь держите?» И тут послышалось чужое, но знакомое слово: «Вас?» То были гитлеровцы. Оказавшись отрезанными от своих, они под покровом ночи стремились пробиться через линию фронта. В тот же миг я резанул в упор из автомата. Бойцы сориентировались мгновенно. Фашисты не успели ахнуть, как были наголову разгромлены. В этой стычке мы захватили девять автомашин с военным имуществом.

— Так же примерно случилось и у меня,— продолжил рассказ Т. Г. Гусев,— только лицом к лицу мы не сталкивались, потому что шли позади их колонны. Ну, а дальше события развертывались таким же образом, как и у Лахтионова.

Время, проведенное в Севериновке, было предельно заполнено неотложными делами. Бригада доукомплектовывалась личным составом, боевой техникой. Дни и ночи не прекращалась напряженная боевая и политическая подготовка. Важную роль сыграли проведенные со всем личным составом обстоятельные разборы прошедших сражений, на которых отмечалось, что проведенная командирами и политработниками предбоевая работа в ходе сражения принесла желаемые результаты. При выходе из строя командира какого-либо расчета или отделения их с успехом заменяли красноармейцы. Когда возникала необходимость, взводом командовал командир отделения, ротой, батареей — командир взвода. Командир роты был готов возглавить батальон. С анализом приобретенного опыта перед офицерами выступил комбриг полковник И. П. Елин. С сержантским и рядовым составом разбор делали командиры подразделений.

Основное внимание во время затишья или переформирования командиры обращали на отработку стремительно го [50] наступления, испытанных способов и приемов широкого решительного маневра, ведения ночного боя. Мотострелки учились передвигаться то на автомашинах, то в пешем строю. С первых дней выхода в резерв во всех подразделениях для личного состава были введены ежедневные часовые политзанятия, физическая подготовка.

Настойчиво отрабатывали приемы организации наступления и взаимодействия командиры и штабы. С этой целью проводились штабные и командно-штабные учения.
Вечером 6 ноября во всех подразделениях состоялись торжественные собрания, посвященные 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. В праздничные дни бригадный радиоузел транслировал передачи из Москвы. Демонстрировались кинофильмы, выступали с концертами участники художественной самодеятельности.

На очередном построении нам торжественно вручили гвардейское знамя, нагрудные знаки «Гвардия». С молодыми воинами встречались бывалые фронтовики-орденоносцы. Они рассказывали о ратных подвигах однополчан, делились боевым опытом. В Севериновке проводили на новую должность — заместителем командира 2-го мотострелкового батальона по политчасти — капитана Лахтионова.

Об этом мы искренне сожалели. В прошлом комсомольский работник, он с первого дня войны рвался на фронт. Не отпускали, да и очень плохое зрение подводило. Все-таки настоял, призвали в армию. Окончил курсы Политсостава, попал на фронт. Почти все время — на переднем крае, среди красноармейцев, проводил беседы, читки газет, организовал оперативную работу по приему в партию. Как он радовался первой награде — медали «За отвагу»! Как высоко ценил ее, гордился ею, считая, что заслужить эту медаль — большая честь.

Когда Лахтионов прибыл замполитом в батальон, бойцы сразу же засыпали его вопросами:
— Долго ли будем ждать наступления?
— Когда пойдем в бой?
— Что слышно о втором фронте?
— В бой-то скоро, а вот насчет второго фронта пока сказать нечего,— ответил замполит.— Ну что ж, обойдемся и без их помощи.

Он вынул из полевой сумки аккуратно сложенный лист бумаги, развернул его.
— Далеко мы ушли от столицы, но крепкие узы дружбы с нашими шефами — московскими комсомольцами [51] не порываются. Мы им сообщаем о своих боевых делах они — об успехах в труде, шлют нам свои наилучшие пожелания. Вот послушайте, что они пишут по случаю преобразования корпуса в гвардейский:

«Родные богатыри земли русской! В день славного юбилея нашего Ленинского комсомола молодежь столичной области шлет вам горячий привет и до земли-матери низкий поклон с благодарностью за верное служение Родине... за бесстрашие, мастерство, отвагу в боях с немецко-фашистскими басурманами. Мы много и хорошо работаем для фронта, для великого дела победы, но клянемся, что сможем работать еще больше, еще лучше... Будет, скоро будет этот радостный день, когда на богатом пире победы мы посадим вас в красный угол как героев, как гордость нашу! От всей души желаем славным гвардейцам новых боевых успехов! Вперед, орлы, за нашу великую мать-Родину!». (ЦАМО СССР, ф. 676, оп.300647, д.1, л. 75)

Гвардейцы ответили на это письмо клятвой мужественно сражаться с врагом, не щадить ни сил, ни самой жизни для полной и скорой победы.

К тому времени линия фронта уже передвинулась под Житомир, и нам предстояло следовать к новому месту сосредоточения.