Михаил Онуфриевич Слободян ПУТЬ К БЕРЛИНУ Львов: Каменяр, 1987.— 120 с.

Содержание

ВЫХОД К МОРЮ

Готовилась новая наступательная операция, задача торой состояла в том, чтобы, выйдя к Балтийскому морю, отрезать, расчленить и уничтожить крупную вражескую [93] группировку в Восточной Померании. 28 февраля 1945 года мы вышли в исходный район — под г. Кельцин.

После прорыва фронта противника 1 марта 27-я гвардейская мотострелковая бригада в составе 11-го гвардейского танкового корпуса была введена в прорыв. К тому времени началась распутица. По проселочным дорогам проехать невозможно. Танки, автомашины, тягачи могли продвигаться лишь по шоссе. Их скапливалось там очень много, и каждый командир старался, чтобы вверенная ему техника двигалась как можно быстрее. Дороги, ведущие к морю, были забиты. Но и в таких условиях за два дня мы продвинулись на 40 километров, освободили Цойтлиц, Рютценхаген. После выхода на оперативный простор наступление значительно ускорилось.

В начале марта достигли г. Кольберг. Взять его с ходу не удалось. На подходе к морю 3-й мотострелковый батальон был встречен сильным огнем крупнокалиберных корабельных орудий. Цепи наступающих мотострелков в течение дня несколько раз пытались продвинуться к морю и каждый раз вынуждены были останавливаться и залегать. Не смог по этой причине сразу же вернуться в расположение батальона и взвод саперов, которому в поисках мин пришлось выдвинуться метров на 300 вперед. Только с наступлением темноты батальону удалось выполнить поставленную задачу.

Овладев Кольбергом, наша бригада получила приказ командира корпуса: не допустить отхода врага на запад. С наступлением темноты отдельные группы фашистов пытались это сделать, но попадали в руки гвардейцев, которые их разоружали и брали в плен.

В небольшой курортный городок Гроссмюллен прибыли к вечеру. В конце центральной улицы виднелась узкая полоска Балтийского моря. Подошли к воде, постояли. Куда только не забросит война! Шли на Берлин, а очутились на Балтике. В городке тихо. Двери в домах почему-то не закрыты. Не заминированы ли? Лейтенант Н. С. Максимов, командир саперного взвода, дает задание бойцам проверить миноискателями. Мин не обнаружено.

Входим в белоснежную виллу. Стены большого вестибюля увешаны картинами, оленьими рогами, оскаленными кабаньими мордами. В передней на вешалке — адмиральский мундир. Под ним — высокие коричневые сапоги с блестящими жесткими голенищами на застежках. Осмотрели другие комнаты. Старинная мебель, ковры, дорогая посуда. Зажгли лампы, свечи. Разыскали дрова, брикет. [94] Истопили печки и решили хоть раз по-человечески поспать. Застелили постели чистыми простынями, надели на подушки наволочки, на одеяла — пододеяльники. Пораздевались, сменили белье... Укладываясь в постель, Леша Шевченко изрек блаженно: «Так и быть, пробудем одну ночь буржуазией...» — «Притом крупной»,— отозвался из другой комнаты Иосиф Сальми. Уснули крепко, и спали бы как убитые, кто знает сколько, если бы среди ночи не разбудил грохот орудий.

Быстро повскакивали с кроватей, оделись, бегом на улицу. К берегу приближался огромный корабль. Оттуда слышались душераздирающие женские крики. Не успел корабль причалить к берегу, как с его борта, выкрикивая проклятия в адрес фюрера, бросились в воду одна за другой несколько женщин. Корабль резко накренился, в правом борту зияли пробоины от артиллерийских снарядов. Сложив оружие, на берег сошли члены экипажа, военнослужащие, гражданские лица. Оказалось, на этом корабле, спасая свою шкуру, убегала из Кенигсберга фашистская элита. Уголь был на исходе. Увидев на берегу огни (на сей раз у нас не было никакой светомаскировки), экипаж решил, что там свои, поэтому еще издали начали сигналить: принимайте, мол. Сигналы увидели на нашей батарее, занявшей еще с вечера огневые позиции вдоль берега...

Так в эту неспокойную ночь бригада вписала в свою боевую летопись еще одну яркую страницу: подбит и захвачен вражеский корабль.

Выйдя к Балтийскому морю, комбриг К. К. Федорович не прислал бутылку с морской водой, как это сделал командир 45-й гвардейской танковой бригады Н. В. Моргунов, но обычное его донесение доставило командиру корпуса А. X. Бабаджаняну не меньшую радость. Комкор нисколько не сомневался в знаниях и оперативно-тактических способностях Федоровича. Но в глубине души волновался — все-таки тот только что принял бригаду — и сразу на такое задание. А Федорович отлично справился с ответственной задачей.
Достигнув Балтики, командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал-полковник М. Е. Катуков издал приказ: «Все наступательные действия прекратить. Срочно принять все необходимые меры к жесткой обороне, не давая возможности окруженной восточнее Кольберга группировке противника прорваться на запад, для чего в первую очередь взорвать, а если необходимо, то расстрелять артиллерийским огнем все мосты и переправы, находящиеся [95] в полосе вашего корпуса...» В течение трех дней гитлеровцы делали отчаянные попытки пробиться на запад, но каждый раз, встретив заслон соединений корпуса, откатывались назад. Так они здесь и не прошли.

С 8 марта бригада выполняла очередную, несколько необычную задачу — вела наступление не на запад и не на север, а на восток. Совершив марш через Кезлин, мы вышли в район западнее р. Лебы. 10 марта началось наступление. Спустя два дня бригада совместно с остальными соединениями и частями корпуса, овладев Путцигом и другими населенными пунктами, вышла на берег Данцигской бухты к северу от Гдыни, Для того, чтобы очистить от вражеских войск побережье залива Пуцка, комкор А. X. Бабаджанян приказал нашей бригаде наступать на север. С утра 13 марта подразделения бригады начали продвигаться к Гроссендорфу. По пути в район Гнездау фашисты пытались их остановить, но были разгромлены.

Продвигаясь вместе со штабом впереди боевых подразделений бригады, наша автомашина под Гнездау подверглась сильнейшему обстрелу из пулеметов. К счастью, пули просвистели мимо.

Очистив от гитлеровцев Гнездау, бригада в тот же день овладела Шварцдау, а к обеду следующего дня — Гроссендорфом и Халлерово, расположенными у входа на косу Хель.
Коса Хель запомнилась многим. Из-за нее вражеские корабли интенсивно обстреливали наши позиции. Вокруг рвались снаряды. Следовало бы и укрыться, но начальник политотдела подполковник Потоцкий на обстрел совершенно не реагировал, спокойно вышагивал у самой косы, где стояла наша полуторка.

Оказавшись на огромном болотном массиве, сильному артиллерийскому обстрелу подвергся командный пункт 3-го мотострелкового батальона. Командир батальона майор М. С. Безматерных, как и Потоцкий, никогда не кланялся ни пулям, ни снарядам. Все при обстреле обычно ложились, только не он. Если кто-либо пытался уговорить его лечь, он отвечал: «Вот старший адъютант лег, а убило и его, лежачего...»

Майор Безматерных недавно пришел в бригаду, однако ему не потребовалось много времени для того, чтобы показать себя с самой хорошей стороны. Его деятельность по руководству боем заслуживала всякой похвалы. Прежде чем принять решение, он обязательно выслушивал мнение командиров рот. [96]

Не прятался от снарядов и майор Чулков, но в отличие от Потоцкого и Безматерных, при обстреле приказывал подчиненным немедленно убираться в укрытие или ложиться.
— А вы? — спрашивали его.
— Меня не возьмет,— почти серьезно отвечал Чулков,— в рубашке родился.

Однако нашел и его осколок, зацепил руку. Ни в медсанбат, ни даже в бригадный медсанвзвод не пошел. В политотделе работал бывший санинструктор Павел Балицкий, он обрабатывал рану, делал перевязки. Так на ходу и лечился наш майор.

Коса Хель насколько хватало глаз тянулась в море. И у ее основания бригада должна была не только стоять, подвергаясь обстрелу корабельной артиллерии и бронепоезда, она должна ее отвоевать. С этой целью командир корпуса сформировал сводный отряд во главе с заместителем командира 2-го батальона 40-й гвардейской танковой бригады старшим лейтенантом Н. П. Васильченко. В отряд входило шесть танков, рота автоматчиков и артиллерийская батарея нашей бригады.

14 апреля этот отряд начал наступление. Уже был достигнут первый рубеж противника, как поступила новая задача — наступать на Гдыню. К этому наступлению наша бригада непосредственно не привлекалась. Она оставалась севернее Гдыни — оборонять позиции, занимаемые до этого танковыми бригадами. Здесь 19 марта в должность начальника штаба бригады вступил прибывший после излечения в госпитале майор С. А. Гусарин. Спокойный, рассудительный, энергичный, всегда уравновешенный, он был одним из тех способных штабистов, которые управляли боем продуманно, смело и результативно.

В ночь на 27 марта наш корпус совместно с другими соединениями и 1-й польской танковой бригадой овладел западной и южной частями Гдыни. Польские воины из батальона Казимежа Блонского благодарили за освобождение их родины, часто повторяли: «Польське войско и радзецке войско ест едне войско!»

Вскоре последовал приказ вернуться на Одер, ибо, как указывалось в приказе командира корпуса, «враг еще не добит. Нам еще предстоит выполнить самую почетную и нелегкую задачу — водрузить Знамя Победы над Берлином».

Дороги забиты войсками. Слышим на привале песню:

Стальною грудью
Врагов сметая, [97]
Под Красным знаменем
Двадцать седьмая...

— Откуда, братцы?
— Из двадцать седьмой!
— Мы тоже!

Долго следовали в одной колонне, считая, что те, кто пел о славной двадцать седьмой,— однополчане, из 27-й гвардейской мотострелковой бригады, пока, наконец, Не разобрались: под Гдыней вместе с нами действовала 27-я мотострелковая дивизия.

В каком-то городке во время остановки наша машина оказалась рядом с рестораном. У самого входа — воронка. Дверь сожжена. Разрушена островерхая пирамидальная надстройка, возвышавшаяся над крышей и служившая гитлеровцам, по-видимому, наблюдательным пунктом. Решили посмотреть. Ресторан как ресторан. Даже пианино стоит.
— Где там Сальми? — оживились солдаты.— А ну, давай, врежь фокстротик!

Раздвинули в стороны столы и стулья.
— Давай гопака!
— Полечку играй!
— Ба-ры-ню!..

Разошлись ребята, душу отводят. Плясали бы еще, да вбежал боец, закричал:
— По машинам!

На следующей остановке автоколонну управления бригады атаковали «мессеры». Единственная наша надежная защита — зенитно-пулеметная рота В. В. Латышева — находилась далеко. Не встретив сопротивления, «мессеры» на бреющем полете заходили на нас то справа, то слева, то сзади, поливали огнем из пушек и пулеметов. Но, к счастью, их огонь был неэффективен — ни поджечь, ни серьезно повредить хотя бы одну машину им так и не удалось.

Мы укрывались за кирпичными домами, стоявшими у самой дороги. В зависимости от того, откуда ждали атаку, перебегали в более безопасное место. И машины, словно заколдованные, стояли невредимы. Вот только бегать вокруг домов надоело, Шевченко при каждом очередном заходе «мессеров» сердито чертыхался. Каждый раз, когда самолеты уже удалялись, по ним вдогонку мы пускали очереди из автоматов, били из винтовок.

А в общем-то на душе было весело: вот-вот война кончится. И мы снова возвращаемся на главное направление — будем, значит, брать Берлин! [98]
— Где наш ротный Теркин? Давай-ка расскажи еще нам «за жизнь и за войну»!

Боец, прозванный Теркиным, тут как тут. Достает из кармана книжечку Твардовского:
— Пожалуйста! На чем мы вчера остановились?

Друзья подсказывают:
— Не гляди, что на груди,
А гляди, что впереди!
Он продолжает:
— В строй с июня, в бой с июля,
Снова Теркин на войне...

Подошли танки. С переднего, превозмогая боль, спрыгнул лейтенант А. П. Николаев. Он ранен, но строй не покинул. Во время наступления к морю мотострелки, на сей раз 1-го батальона бригады, снова действовали совместно с его взводом. Танкистам и мотострелкам была поставлена задача: «Насколько сможете, прорвитесь вперед, разведайте, что там». Прорвались километров на 12. Мины. Спешились. Прошли еще немного. Видят: навстречу бегут люди. Огромная масса людей — полтысячи, не меньше. Что-то кричат по-русски. Наши? Не наши? Наши! Их фашисты куда-то гнали, но, увидев советские танки, пленные разоружили охрану. И вот долгожданная встреча, слезы радости, объятия, поцелуи...

На следующей остановке чтение веселого «Теркина» прервала радостная весть: за участие в Восточно-Померанской операции 27-я гвардейская мотострелковая бригада награждена орденом Суворова I степени.