Мемуары	Скаринкин Иван Ефимович Крепче стали

...Оставалось семнадцать танков

Комбриг не находил себе места: случилась беда. Два батальона — Орехова и Карабанова — да еще взаимодействующая с ними пехота оказались отрезанными в Бердичеве. Враг окружил их и с каждым часом сжимал кольцо. Майор Боридько, наступавший на город с другого направления, был остановлен крупными силами противника и никак не мог пробиться к своим, нес потери. От всей бригады, по существу, один штаб остался. Командир без войска. Позор. И это на третьем году войны! Пора уже поумнеть, набраться опыта.

А сделал Гусаковский, казалось бы, все правильно. Учел и высокий наступательный порыв личного состава бригады, и возможности своего оружия, и силы противника. Прежде всего организовал разведку Бердичева, этого крупного узла сопротивления на участке прорыва. Выяснилось, что вокруг города — три кольца траншей полного профиля, а на восточной окраине, кроме того, «тигры» и «пантеры». Каменные постройки оборудованы для ведения огня из пулеметов и орудий. Все подступы к оборонительным сооружениям были заминированы.

Орешек оказался крепкий. Он находился на важном направлении — на правом фланге 1-й танковой армии, действовавшей в оперативной глубине. Опасаясь за этот фланг, генерал М. Е. Катуков приказал командиру 11-го танкового корпуса А. Л. Гетману совместно с частями 38-й армии овладеть Бердичевом. Гетман направил к Бердичеву свой передовой отряд — 44-ю гвардейскую бригаду Гусаковского. Ей и предстояло решить эту задачу.

Иосиф Ираклиевич собрал в отвоеванной у врага землянке командиров батальонов, политработников, начальников служб, накоротке выслушивал их мнение. Капитан Алексей Карабанов горячился, старался как-то выделиться. Молодой комбат стремился проявить максимум активности.

— Напрасно теряем время,— говорил он.— Можно было бы сегодня утром ударить. Наверняка ворвались бы в город.
Орехов потирал ладонью круглые щеки, щурил узкие глаза. На полноватых, резко очерченных губах хитроватая улыбка.
— Ай, Алеша! Лишь бы вперед!
— А как же? Зачем тянуть? — шумел Карабанов.— Сидим здесь, время теряем.

Гусаковский повернулся к начальнику штаба, ожидая, что скажет тот. Прежде он тоже так рассуждал. Но майор, не поднимая головы, что-то чертил на карте. Пытался высказать свое мнение и Боридько, но его перебил Карабанов. Все же комбриг предоставил слово обычно неразговорчивому Боридько.

— Я вот что хотел сказать,— остроносое лицо комбата порозовело.— Мне думается, на Бердичев надо наступать с двух направлений. То есть нужен отвлекающий удар.

— Я такого же мнения,— подхватил Орехов.— Но основной должен быть таким, чтобы протаранить врага.
— И обязательно ты пойдешь первым,— поспешил вставить Карабанов.
— А почему и нет? За честь сочту.
— Послушаем мнение начальника штаба, - произнес комбриг.

Однако Воробьев не торопился с ответом.
«Неужели обиделся за то, что сделал ему замечание при подготовке наступления на деревню Гнилец? — подумал Гусаковский.— Это уж не дело. Плохо, если в штабе между людьми натянутые отношения».
Воробьев поднял голову, сказал негромко:
— А не лучше ли обрушиться на врага ночью? Чтобы внезапно...
— Это идея,— поддержал комбриг.

Воробьев оживился, довольный похвалой полковника, и развил свою мысль дальше.

Гусаковский иногда прибегал к такому короткому обмену мнениями перед боем. Он мало занимал времени. К тому же командиры в ходе таких совещаний учились всестороннему анализу обстановки, выработке тактического мышления.
Вскоре Гусаковский докладывал генералу Гетману о своем решении атаковать ночью. Комкор одобрил такой план.
Вечером, когда задачу довели до подразделений, Гусаковский вместе с заместителем начальника политотдела майором Помазневым побывал в батальонах, ротах. Нравился ему своей энергией Василий Трофимович. Он знал в бригаде всех до единого, мог сказать, у кого какая беда, кому надо помочь, кто получил из дому тревожное письмо. Ни одного боя не обходилось без него. Он непременно был в головном танке или с автоматчиками в строю. Нередко садился к танковому прицелу и вел огонь по врагу. Глаз у него наметанный, рука не дрожит. Порой приходится удивляться, где берутся силы у этого с виду щуплого, не отличавшегося крепким телосложением человека.

Выступили, как и намечали, ночью, в канун нового, 1944 года. Основные силы — два танковых батальона, батарея самоходно-артиллерийских установок, приданные бригаде пехотинцы, свои автоматчики, роты 305-й стрелковой дивизии — наносили удар по северо-восточной окраине Бердичева, а батальон Боридько с соседней мотострелковой бригадой — через населенный пункт Великие Нижгурцы, с востока.

Гусаковский выслал вперед отряд разведчиков под командованием коммуниста лейтенанта Г. С. Петровского. Во главе экипажей стояли опытные офицеры. На них можно было положиться. Комбриг лично проинструктировал их. И разведчики уверенно справились со своими обязанностями. Уже на дальних подступах к Бердичеву они обнаружили крупный противотанковый заслон противника. Орудия и танки стояли в лесу, оседлав дорогу. Петровский сразу же доложил об этом начальнику штаба. Тот проинформировал комбрига.

— Что решили? Какое отдали распоряжение? — нетерпеливо спросил Иосиф Ираклиевич.
— Пользуясь темнотой, обойти и атаковать.
— Правильно. Но поторопите Орехова. Гусаковский держал в руках все нити боя. Он выдвинулся на бронетранспортере поближе к первому эшелону и по радио поддерживал связь с атакующими. Батальоны Караганова и Орехова, не останавливаясь, развернулись в боевой порядок углом вперед. Головная машина включила фары. Вторая группа наступающих во главе с Боридько ударила по Бердичеву через Великие Нижгурцы. Завязав уличные бои, она отвлекла на себя основные силы противника. В это время подошли другие части корпуса, и запад-нал окраина Бердичева была очищена от противника. Но обстановка в районе Казатина вскоре осложнилась, и эти части срочно были переброшены туда.
Гусаковский лишился мощной поддержки. Поубавились силы и соседей, с которыми он взаимодействовал. На улицах Великих Нижгурцев, по сути, остался лишь батальон Боридько. Против него стояли отборные подразделения 1-й танковой дивизии СС. Они активизировали действия, угрожая смять батальон. Необходимо было срочно помочь ему, и Гусаковский требовал от Орехова и Карабанова смелее продвигаться вперед. Он помог огнем. Танки с пехотой возобновили атаки. Медленно, но все же теснили врага и ранним утром оседлали, наконец, перекресток железнодорожной линии и двух шоссейных дорог, находившихся в самом центре обороны города.

Беспокоило одно: не удалось выявить всех сил противника на этом направлении. Гусаковский добивался от командиров батальонов, разведчиков осмотрительности, бдительности. Сейчас бы подбросить бригаде подкрепление, нарастить удар. Но силы заметно таяли. А гитлеровцы выдвинули резервы и отрезали всех, кто находился в городе. Так основная часть бригады оказалась в окружении. Комбриг трижды посылал батальон Боридько на выручку, но пробиться сквозь огонь врага тот не смог.
С Ореховым и теми, кто был с ним, поддерживалась связь по радио. Майор доложил, что заняли круговую оборону, что атаки гитлеровцев следуют одна за другой.

Комбриг был расстроен: невеселой оказалась встреча Нового года. В сорок первом, когда освободили Калугу и держали оборону на кладбище, тоже создалось критическое положение. Враг непрестанно контратаковал.

Что же делать теперь? Как вызволить попавших в окружение товарищей? Необходимы были силы и мастерство, умноженное на высокий боевой порыв. Сейчас бы сюда еще одну бригаду, и он так ударил бы, так все рассчитал, что не устоял бы никакой враг.

О создавшемся положении Иосиф Ираклиевич доложил генералу Гетману.
— Еду к вам,— ответил тот коротко.

Но прибыл он значительно позже того времени, что обещал. Вместе с ним приехал и член Военного совета армии генерал Н.К. Попель. На комкоре была длинная доха — подарок делегации МНР. Грузный, с раскрасневшимся на морозе лицом и сердито нахмуренными бровями, он тут же бросил Гусаковскому:
— Что, запарились? Неужели с таким войском и засели?

Комбриг тяжко вздохнул.
— Силы наши известны, товарищ генерал,— сказал он негромко.— От стрелкового батальона, что придан нам, осталось немногим более роты.
— Это понятно,— недовольно пробасил Гетман и, присев на табуретку, распахнул доху.— Командующий армией прислал члена Военного совета. Беспокоится за Бердичев. Это ключ к Шепетовке, ко Львову...

Гусаковский развернул карту, начал докладывать обстановку. Говорил он ровно, не сбиваясь ни на одном слове. Чувствовалось, до мельчайших деталей изучил положение дел.
— Гитлеровцы ударили во фланг, отсекли танки от пехоты. Те автоматчики, что были на броне, проскочили в город, остальные залегли или отошли на исходные,— говорил Иосиф Ираклиевич.
— Что делает противник? — спросил Гетман.
— Минирует подступы к переднему краю, подтягивает артиллерию, окапывает танки.
— А как осажденные?
— С Ореховым поддерживаем связь по радио. Он вместе с Карабановым в районе вокзала. Их обстреливают танки, пехота, орудия. А у наших боеприпасы на исходе. Много раненых. Они в танках и подвалах. Орехов просит огня по соседним улицам.

Гетман встал, прошелся у стола.
— Подготовьте все резервные подразделения и ставьте задачу. Я немедля иду на передний край.
— Товарищ генерал, мы уже собрали все, что могли, и не раз пытались атаковать.

Комкор выслушал внимательно, сказал мягче:
— Попробуем еще раз. Надо. Каждая наша атака, пусть она и неудачная,— это помощь Орехову.
Генерал Попель не вмешивался. Он больше прислушивался, старался вникнуть в обстановку. Вышел вслед за командиром корпуса.

В это время Гусаковский собирал подчиненных, ставил им задачу на атаку. Повалил снег, засыпая свежие воронки от разрывов снарядов. Вокруг стало белым-бело.

В атаку ушли все, кого можно было собрать. Вначале нанесли по врагу артиллерийский удар, потом вперед рванулись танки и бойцы. Позиции гитлеровцев штурмовали решительно, но так ничего и не достигли.
Рассветало. Снова собрались в землянке Гусаковского. Гетман, почти упираясь головой в потолок, ходил взад-вперед.
— От Орехова ничего нет? — спросил он командира бригады.
— Пока нет. Стрельба там затихла.
— Вызывайте все время. Прикажите, чтобы готовили танки. Скоро снова атакуем.

В это время радист принял радиограмму от Орехова: Ночь прошла спокойно. Противник вел артиллерийско-минометный огонь. Семеро раненых скончались. Плохо с водой. Связались с местным населением. Боеприпасы на исходе. Жду указаний».
Комбриг прочитал ее вслух. Генерал Попель взял у радиста микрофон и с помощью кода передал товарищам, осажденным в городе:
— Все сделаем, чтобы оказать вам поддержку. Постараемся переправить боеприпасы и медикаменты. Военный совет верит в вашу стойкость. Держитесь! Мы придем на помощь.

Наступила еще одна ночь.
— Прибыл посыльный от Орехова! — доложили Гусаковскому.

Офицер распахнул дверь и пропустил в землянку человека. На нем была рваная, перехваченная ремнем телогрейка, из которой в разных местах торчала вата. На голове — грязная повязка из бинта. Скуластое заросшее лицо обморожено. Это старшина Николай Голомзик. Ему дали стул, стали расспрашивать.
— Пока держимся,— глаза старшины блестели неестественным светом: у него был жар.— Озверели фашисты. Почти каждый час атакуют. Еды у нас не оставалось. Узнали про хлебозавод — сделали вылазку. Немного разжились...

У всех к нему имелись вопросы. Голомзик не успевал отвечать на них. Гусаковский попросил старшину подойти к карте и точнее показать, где располагались окруженные.
— Товарищи, дайте человеку отдохнуть, - взмолился генерал Попель.— Видите, еле держится. Идите, товарищ старшина, отдыхайте.
— Нет, нет,— встал Голомзик поспешно.— Мне нужно обратно.

Вскоре он и вправду отправился к передовой, чтобы пробраться в Бердичев. Со старшиной ушли десять бойцов и фельдшер — все добровольцы. За плечами у них были вещмешки, набитые по завязку гранатами, медикаментами. Несли они и свежие газеты, письма. Их провожал Гусаковский:
— Еще денек продержитесь. Все равно прорвемся. Так и передайте Орехову и Помазневу.

Подошел Попель. Он пожал всем руки, сказал несколько теплых напутственных слов.

В ту ночь Гусаковский предпринял еще одну атаку. Она тоже не удалась. Два следующих дня для окруженных были особенно тяжелыми. От Орехова пришло сообщение, что их атаковали с крыш. Он построил оставшиеся танки у большого каменного здания и отбивался. Потом попросил огня артиллерии по району, где располагались. После этого связь с ним оборвалась.
Разведчики Гусаковского захватили «языка». Привели его в штаб бригады, стали выяснять, есть ли в городе русские. Он ответил, что есть, вернее, были. Их уничтожили.

Никому не хотелось верить, что это так. Комбриг выдвинулся поближе к вражеским позициям, прислушался и обрадовался, когда до него донеслись выстрелы из района хлебозавода. Значит, Орехов еще сопротивляется.
Подтянули артиллерию, пехоту, попросили авиацию, и наконец удалось проломить фашистскую оборону. В узкий прорыв устремились танки, стрелки. Иосиф Ираклиевич мчался на бронетранспортере в числе первых. Справа и слева он видел запорошенные снегом бронированные колпаки, из которых торчали стволы пулеметов, площадки орудийных расчетов, зенитных установок. У дороги застыли подбитые «тигры», «пантеры». Нелегко было прорваться сквозь эти укрепления.
Гусаковский торопил водителя. Быстрее, быстрее к вокзалу, хлебозаводу, где должны быть Орехов, Карабанов, Помазнев. Комбриг не усидел, когда бронетранспортер стал объезжать глубокую воронку, выскочил и с пистолетом в руке побежал в строю пехотинцев.

— Где Орехов? — спросил он бойца.
— Там, во дворе хлебозавода.

До хлебозавода уже рукой подать. Вот оно, серое кирпичное здание. У стен три танка. Люки их открылись. Экипажи поспешили навстречу.

Двор был завален разбитыми стенами здания. Из подвала, поддерживая друг друга, выходили раненые. Сюда уже спешили санитарные машины, посланные комбригом.

А где же Орехов? Перед Гусаковским небольшого роста, в изодранном полушубке офицер. Майор Помазнев! Комбриг обнял его.
— Жив, здоров? — обрадовался Иосиф Ираклиевич тому, что заместитель начальника политотдела остался невредим.
— Ничего, бывало и хуже,— сдержанно улыбнулся Василий Трофимович.

Гусаковский увидел человека в шинели, натянутой поверх ватника. У него заросшее лицо, еле видимые щелочки раскосых глаз. Орехов! Комбриг рванулся к нему.
— Живы? Мы так волновались, когда прервалась связь. А Карабанов как?
— Там, в подвале. Жив!

Бой откатывался к западной части города, и комбригу нужно было спешить туда. Он направился к бронетранспортеру.
— Разрешите и мне с вами? — обратился к нему Помазнев.
— Вам нужно отдохнуть.
— Не до этого сейчас!

В пути он рассказал Гусаковскому, как держались в окружении. Мешал шум мотора. Иногда недалеко разрывались мины, снаряды, но он говорил и говорил. Ему хотелось высказать все, что он считал самым главным. Часто в окружении возникали острые ситуации. Однажды случилось так, что фашисты едва не смяли их. Но экипажи все же выстояли, дали врагу отпор.
Помазнев старался побывать в каждом танке, хотя гитлеровцы крепко обстреливали их. Он переползал от машины к машине, подбадривал людей, заверяя их, что товарищи не оставят в беде. Всякое случалось. Одни были обморожены, другие ранены, но никто не оставлял своего места.

— В одном танке,— рассказывал майор Помазнев,- никого не застал в живых. Днем еще отбивались. Потом снаряд боковую броню пробил. Но один не сразу умер. Написал, чтобы весь экипаж считали коммунистами.
Гусаковский слушал внимательно и с уважением смотрел на политработника. А сам-то какой! Скромный, застенчивый, о себе никогда не скажет, ничего не попросит. Всегда в заботе, тревоге о других. Он и в этой обстановке не расставался со своей сумкой. Были в ней и заявления в партию, и письма домой от раненых, даже от тех, кто погиб. Он обязательно найдет родителей, установит с ними переписку.

— Понимаете, после всего, что произошло в Бердичеве, надо бы провести партийное собрание. Как вы считаете, товарищ гвардии полковник?
— Непременно. Как только выпадет свободное время. 

К вечеру снова повалил снег, прикрыв развалины, воронки, сиротливо оставшиеся на поле подбитые танки.

Гусаковский собирал подчиненных. Началась подготовка бригады к новым боям. А в строю осталось всего 17 танков. Их свели в два батальона. Майор Боридько оказался «безлошадным» — его отправили за получением новой материальной части.

С конца января до 20 февраля сорок четвертого года бригада Гусаковского участвовала в Корсунь-Шевченков-ской операции. Танкисты вели ожесточенные бои с противником, пытавшимся прорваться на помощь окруженной группировке гитлеровцев. Отражать атаки пришлось в сложных условиях погоды. Целыми днями бушевала метель. Экипажи сражались геройски.

Через все преграды

Полковник Гусаковский ехал вместе с начальником штаба майором Воробьевым в своем неизменном бронетранспортере. Иногда машина буксовала. Приходилось высаживаться, ждать, пока ее вытянет танк или водитель набросает под колеса хворост. Грязь. Распутица. Весна.

На повороте дороги бронетранспортер остановился, ожидая, когда пройдет колонна. Иосиф Ираклиевич снял шапку-ушанку, провел ладонью по вспотевшей голове.

— Припекает солнышко-то,— обернулся он к Воробьеву.
— На то и весна. Жаркая она будет в этом году,— озабоченно произнес тот.
— Что верно, то верно, Александр Иванович.

На худощавое, уставшее, с красными от бессонных ночей глазами лицо комбрига набежала тень. На днях он был на КП генерала Гетмана. Командир корпуса развернул перед ним карту.
— Полюбуйся-ка, что нас ждет. Видишь, какая назревает картина. Сплошная политика. Почешет Гитлер затылок.

Красные стрелы, изогнувшись, уходили в юго-западном направлении, пересекая Днестр, Прут, государственную границу.
Потом, отдавая приказ батальонам бригады и руководя их действиями, Гусаковский постоянно видел перед собой эти стрелы, обращенные своими остриями к оборонительным рубежам союзников фашистской Германии.

Дело в том, что 4 марта 1944 года началась Проскуровско-Черновицкая наступательная операция войск 1-го Украинского фронта. Танкистам надо было выйти в район Тернополя. Начался трудный ночной марш. После тяжелых боев, бригада вышла к указанному рубежу. И снова были схватки с врагом. Утром, когда туман стал расползаться, Гусаковский увидел с НП на пологих скатах высоты вражеские окопы. По ним артиллерия наносила удары. И справа, и слева вырастали султаны разрывов. Потом в атаку двинулись стрелки. В образовавшийся прорыв устремились танки.

Наступление началось вполне благоприятно. Но бригада Гусаковского вскоре натолкнулась на прочную оборону. Это случилось в районе населенного пункта Колодзиювка. Гитлеровцы укрепились здесь основательно: везде орудия, танки в окопах, заминированные дороги, завалы. Остановились и танкисты, и бойцы стрелкового полка, с которым взаимодействовала бригада.

Гусаковский вызвал ближайших помощников.
— Прежде всего вам, начальник штаба, приказ. Разведайте оборону, найдите уязвимые места. Саперам — расчистить пути от мин и завалов, подготовить фашины для преодоления топких участков. Наши танковые экипажи рвутся вперед. Но куда? В болото, под огонь. Многое требуется и от коммунистов. Постарайтесь воодушевить людей, показать пример.

Иосиф Ираклиевич обратился к командиру стрелкового полка:
— И наша царица полей поможет...

Новая атака бригады едва не захлебнулась. Первой столкнулась с врагом рота старшего лейтенанта Григория Шарипова. Ее встретил шквальный огонь противника. Рота задержалась. Командир батальона майор Орехов связался с ротой, приказал Шарипову доложить обстановку. А тот представлял ее туманно. Для него фашисты были везде: впереди, справа, слева. Он еле успевал отбивать контратаки гитлеровцев. Комбат немедленно выдвинулся в район, где рота вела бой.

Здания, что располагались рядом, горели. Дым застилал все вокруг. Орехов выскочил из машины, и в это время неожиданно появившийся вражеский танк ударил из пулемета. Комбат упал: он был тяжело ранен.

К нему поспешил гвардии капитан В.И. Дорофеенков, поднял его и вынес в безопасное место. Комбата отправили в госпиталь. Узнав о ранении Петра Ивановича, Гусаковский погоревал: «Такой человек вышел из строя! Почти во всех боях он был первым, вел за собой людей. За стойкость и мужество в боях за Бердичев удостоен звания Героя Советского Союза. Он и лейтенант Георгий Семенович Петровский — первые Герои в бригаде».

Но не время было для раздумий. Танкисты и пехотинцы настойчиво пробивали брешь в обороне противника, отражали контратаки. Помогли автоматчики моторизованного батальона. В самые критические минуты боя они нащупали наиболее уязвимое место в укреплениях врага, рванулись вперед, схватились в рукопашной. Первым шел заместитель командира батальона гвардии старший лейтенант В. С. Юдин. С виду щупленький, невысокий, а проявил себя как настоящий богатырь. Вместе с командиром роты гвардии лейтенантом Н. С. Самоукиным он не раз поднимал бойцов в атаку. Такой он всегда в бою — решительный, расторопный. Юдин подавал бойцам достойный пример отваги и храбрости.

В то время, как шел бой за Колодзиювку, оголился участок обороны противника справа. Иосиф Ираклиевич своевременно заметил это.
— Двинем сюда два танковых батальона,— объявил он начальнику штаба.
— Хорошо бы. Но фашисты могут подбросить подкрепление. Неровен час, нанесут удар во фланг.
— А мы что, не сообразим, что к чему. Разберемся. Не можем сейчас топтаться на месте. Наш боевой девиз — наваливайся на врага, бей его там, где он слабее, ищи лазейку в его боевом порядке. Только вперед! И риска здесь меньше. Вы и сами ратовали за то, чтобы не медлить, атаковать!

Танкисты устремились в обход опорного пункта. Маневр оказался удачным. Экипажи действовали смело, активно. Ни один из них не застрял в топких местах. Фашисты, опасаясь попасть в окружение, оставили опорный пункт.

«Откатились, побоялись «котла»,— с облегчением подумал комбриг.— Чаще следует нам прибегать к маневрам, обходам, ударам во фланг. В этом вся суть боя».

Прорвали оборону. Путь открыт. Марш днем и ночью, по бездорожью, распутице. Люди в грязи, с землисто-серыми лицами от усталости. В начале сорок третьего года, - после посещения бригады делегацией МНР, они совершили марш в сторону Пскова по глубокому снегу, в мороз. Тот поход назвали ледовым. Этот же с полным основанием можно назвать грязевым.

Преодолели свыше ста километров. Утром 22 марта в степи показались приземистые мазанки. Гусаковский посмотрел на карту: да это же Шупарка! Но здесь враг. Командир передового отряда доложил, что гитлеровцы открыли огонь из орудий. Были здесь и танки.
— Не останавливаться. Живее вперед! — последовал приказ комбрига.

Он торопил подразделения. За Шупаркой нес свои воды Днестр. Как важно на плечах врага прорваться к реке и с ходу уцепиться за противоположный берег. Гетман требует сегодня же захватить плацдарм.

Мотострелковый батальон при поддержке танковой роты вышел к реке в районе Колодрубки. Сюда же прибыл на бронетранспортере и Иосиф Ираклиевич. Рядом с ним майор Помазнев. Смотрели из-за кустов на широкую, с сильным течением реку. Да, преграда здесь серьезная. Как преодолеть эту широко разлившуюся полосу воды?
— И река — не преграда, коль форсировать надо,— негромко заметил Помазнев.
— Вы так считаете, Василий Трофимович? — Гусаковский вздохнул, сдвинул на затылок шапку-ушанку, которую уже следовало сменить на пилотку или фуражку, обратился к начальнику штаба.— Командира моторизованного батальона ко мне!
Автоматчики получили приказ: на подручных средствах, под прикрытием огня артиллерии и танков форсировать реку. Грянули залпы орудий, затрещали пулеметы. Юркие фигуры мотострелков, стреляя на ходу, скатились к воде. Они тащили за собой лодки, бревна, доски, ворота из села. Спешили сюда и разведчики, саперы, чтобы найти брод для танков.

Стрелки уже переправились, уцепились за берег. Гвардии старший лейтенант Виктор Степанович Юдин повел их в атаку. Но нужна помощь танкистов. А они пока не переправились.

Танковые батальоны подтянулись, изготовились. Перед Гусаковским предстал гвардии капитан А. А. Карабанов, в комбинезоне, подтянутый, стройный. Отдал честь.
— Я готов. Но куда здесь и как? Моста нет. Паромов ждать?

Гусаковский окинул внимательным взглядом ладную, собранную фигуру командира батальона.
— Ждать незачем, товарищ Карабанов. Еще Суворов говорил: стоянием города не берут. Пойдем вброд.
— Как же так? — Карабанов с недоумением посмотрел на Помазнева и Воробьева.— Река-то как разлилась!
— Товарищи! — комбриг сложил карту, в которую только что всматривался.— Не теряйте бремени, готовьте танки к преодолению глубокого брода...

Еще на подходе к Днестру он предупреждал об этом танкистов, напоминал командирам, чтобы при возможности тренировали экипажи в преодолении водных преград. Настало время вплотную заняться этим делом. Нечего бояться воды. Советские воины идут на запад. На пути у них встретится еще немало рек.

Комбриг с волнением ждал, что скажут разведчики. И доклад их оказался нерадостным: брода не было. Запросили соседей. Там, как выяснилось, нащупали брод, и Иосиф Ираклиевич направил к нему танки.
— Кто первым поведет танк через реку?
— А можно мне? — отозвался танкист среднего роста, с юношеским лицом, в сдвинутом назад шлемофоне. Это был лейтенант Иван Кравченко, известный в бригаде офицер. В атаках он часто отличался смелостью. Комбриг давно приметил лейтенанта.
— Танк подготовили полностью?
— Все сделали: замазали щели, закрыли жалюзи.
— Что ж, действуйте!

Машина подошла к урезу воды, решительно начала трудный и опасный спуск. Гусеницы врезались во влажный песок, скрылись в бурном течении. Вода поднялась выше гусениц, залила триплексы механика-водителя. Он уже ничего не видел. Им руководил командир танка, стоявший в люке. Гусаковский с напряжением следил за машиной. Вот-вот танк нырнет и скроется. Наконец из воды показались гусеницы. Танк начал подниматься на крутой противоположный берег. Теперь дело за остальными.
Вскоре вся бригада переправилась на правый берег. Генерал Гетман поздравил Гусаковского и уточнил дальнейшую задачу — поспешить с выходом к центру Северной Буковины — Черновцам (Черновицам). Город должны штурмовать другие соединения, а Гусаковский поддержит их огнем танков...

Прут тоже пришлось форсировать вброд, под прикрытием артиллерии, пехотинцев. 29 марта 1944 года Черновцы были освобождены. Москва салютовала доблестным воинам. Взятие этого мощного опорного пункта на реке Прут открыло подступы к границам Румынии и Венгрии. 8 апреля стало известно, что Указом Президиума Верховного Совета СССР 44-я танковая бригада за проявленные мужество и героизм при форсировании Днестра и освобождении города Черновцы награждена еще одним орденом. На ее Боевом Знамени засверкал орден Богдана Хмельницкого II-й степени. Эта награда относилась и к тем, кто прорывал оборону, спешил по бездорожью к Днестру, и к тем, кто первыми преодолевал реку, затем штурмовал город. Люди были приятно взволнованы. Прошли летучие митинги. Солдаты, командиры клялись, что будут громить врага еще с большей настойчивостью.

Апрель в Прикарпатье — это пышные, благоухающие цветы в палисадниках и садах, вдоль дорог и в поле. Все вокруг в белой кипени, все усеяно нежными лепестками. Чудесное время! А танкисты бригады в постоянных боях — то в наступательных, то в оборонительных. Фашисты пытались приостановить продвижение советских войск, вернуть свои позиции в этом районе, но ничего уже не могли изменить. Бригада часто действовала в передовом отряде или перебрасывалась на наиболее опасный фланг, перекрывала врагу пути отхода. Многое пришлось пережить гвардии полковнику Гусаковскому и его подчиненным в этих жарких схватках.

Мужество командира

Лето вступило в свои права. Груши и яблони уже отцвели. На ветках завязались плоды. Поспела черешня. Танкисты при случае старались поставить свои машины в садах, чтобы полакомиться свежими фруктами. Местные жители угощали их всем, что у них было. Выносили ароматное молоко в крынках, лепешки из творога, ранние фрукты.

К этому времени советские войска одержали новые победы. Сняли кольцо блокады Ленинграда, нацелились на освобождение Прибалтики. Со дня на день должна начаться грандиозная Белорусская операция «Багратион».

Предстояли большие перемены и на направлении, где действовала бригада полковника Гусаковского. Во второй половине июня 1944 года в составе 1-й танковой армии, преобразованной в гвардейскую, она была переброшена на другой участок 1-го Украинского фронта — в район севернее Дубно.

Расположились в кленовых и дубовых рощах, занялись учебой, но ненадолго. Командир корпуса генерал Гетман приказал бригаде наступать на Раву-Русскую, форсировать Западный Буг.

До реки было 35—40 километров, предельно насыщенных оборонительными сооружениями. По ним крепко прошлась наша авиация. Их основательно «обработала» артиллерия. И все-таки очаги обороны оказались живучими. Всюду, куда выходили советские войска, с врагом завязывались кровопролитные бои.

Командира бригады беспокоило одно: как с наименьшими потерями преодолеть это расстояние до реки? Он решил не ввязываться в бои за отдельные опорные пункты, послать вперед отряд, который бы нашел наиболее удачный путь, проложил дорогу всей бригаде. Но кто должен возглавить этот отряд? Видимо, Карабанов. Отважный офицер. Недавно ему присвоили звание гвардии майора.

Правда, на днях у комбрига произошел с ним крутой разговор. Обычно Гусаковский выдержан, хладнокровен. В отношениях с подчиненными подчеркнуто официален и вежлив, но на этот раз его просто вывели из равновесия. Говорил он резко, отрывисто. Перед ним стоял лихой танкист Алексей Карабанов.

— Как вы могли? Какой вы командир батальона? Мальчишка! Видите ли, захотелось показать: вот-де какой я!
— Товарищ гвардии полковник, я думал, так лучше.
— В том-то и дело, что не думали. Бросить батальон и самому ринуться на колонну противника!
— Я пытался увлечь танкистов личным примером.
— На быстром коне, с клинком в руке! — Гусаковский не раз в беседах с командирами подразделений вспоминал о клинке.— Нет, вы просто голову потеряли. Упустили нити боя, не смогли оценить обстановку. О разведке совсем забыли. Этим-то враг и воспользовался, отбросил батальон. Орехов никогда бы так не сделал. Тот более осмотрителен, вдумчив. Знает, куда поставить каждого подчиненного, как лучше использовать слабости противника.

— Но ведь командир должен быть храбрым. Помните, мы с вами на Курской дуге ходили в разведку? Вы так же, как я сейчас, решили влезть едва ли не в самую пасть врага.
— По неопытности это,— еще больше рассердился полковник.— Пора уже нам воевать по-настоящему, с умом. Вы говорите о храбрости командира. А в чем она? Подумали? В мужестве ума, в дальновидности, в выдержке и хладнокровии. Вы, герой, сначала соберите сведения и на их основе решите, что можно ожидать от противника. Думать надо. Думать!

В ходе боев Гусаковский уже не раз обращался к этим мыслям. И разговор его сейчас пошел значительно дальше того эпизода, виновником которого был Карабанов, этот смелый, с горячей головой человек. Он скорее себя, а не командира батальона старался убедить в том, что к организации боя не следует подходить с кондачка, кое-как, не оценив глубоко обстановки. Вот речь зашла о храбрости командира. Да, ему важно обладать храбростью, решительностью, мужеством. Он у всех на виду. Но на первом месте у него должна быть смелость мысли, трезвость ума, умение в любых условиях принять верное решение и довести его до конца. А как у него самого порой бывало? Медлил, проявлял осторожность там, где нужно было действовать энергично. Случалось и так, что перед лицом грозного противника он спешил, поступал опрометчиво. И за все это приходилось расплачиваться дорогой ценой.

— Нелегко нам, командирам, товарищ Карабанов,— Гусаковский сузил глаза, поднял палец.— Видите, в какой динамичной обстановке приходится вести бои. Почти каждый из них — загадка, задача со многими неизвестными. Не вдруг сообразишь, что к чему. Необходимо быстро анализировать события, сопоставлять факты. Война требует от нас гибкого ума. У грамотного, волевого командира даже батальон — грозная сила.

Гусаковский мало-помалу успокоился и сказал Карабанову:
— Это я вам больше на будущее, для науки говорю: станете большим командиром, не забывайте всесторонне оценивать перед боем обстановку.

В темных глазах майора мелькнула горькая смешинка:
— Какой из меня начальник?
— А почему — нет?! Вы человек не без таланта. Есть в вас эта самая искра. Только не слишком горячитесь. Будьте осмотрительнее. Что ж, отправляйтесь в батальон, приводите в порядок свое хозяйство. Завтра утром снова идем в наступление.
Иосиф Ираклиевич ходил возле бронетранспортера, продолжая думать о том, что высказал подчиненному. Многое затронул в душе этот разговор. Тема его с каждым боем все больше волновала комбрига. После того как тот или иной рубеж оставался позади, он в деталях разбирал свои действия и всегда находил какие-то ошибки. Что-то просмотрел, чего-то не учел, неправильно оценил силы противника, не смог своевременно разгадать его замысел.

И верно, много требуется от командира! Знания, выдержка, воля, четкая работа ума, умение предвидеть, рассчитывать. В самой трудной обстановке он обязан без всякой растерянности собрать силы в кулак и ударить по врагу так, чтобы он не устоял.
Долго еще ходил комбриг возле бронетранспортера, думал, упрекал себя, что мало учил Карабанова искусству ведения боя. И вообще следовало поразмыслить о том, как повысить военную культуру командиров, особенно по тактике. Все это необходимо для боя, для победы.

Кого же послать во главе передового отряда? Скорее всего, Карабанова. Но сначала надо решить, кому поручить командование отдельным дозором. Он пойдет самым первым. Его задача — нащупать путь между опорными пунктами противника, между болотами, найти более удачное место для форсирования реки. Иосиф Ираклиевич решил посоветоваться по этим вопросам с начальником штаба, другими офицерами.

— Большие надежды возлагаю на дозор,— говорил комбриг своим ближайшим помощникам.— Он первым столкнется с врагом, первым вступит в бой. Нам нужно включить в этот дозор не только танкистов, но и саперов, автоматчиков. Это должна быть сильная группа, способная и разведать путь для бригады, и проложить его в обороне врага.

— Кто же возглавит эту группу? — спросил гвардии подполковник Александр Воробьев.
— Капитан Иванов. Он достаточно смел, отважен и умен. В любой ситуации не растеряется.

Гусаковский знал этого офицера еще со времени летних боев сорок второго года, когда Александр Петрович Иванов командовал ротой тридцатьчетверок. Бригада тогда вела тяжелые наступательные бои. Возле бурной реки разыгралось танковое сражение, не утихавшее шесть суток. На острие боя находился Александр Петрович. Он вел роту. Его машина была головной. К концу шестого дня она попала под фланговый огонь. Снаряд угодил в перископ, ослепил экипаж. Но драться было можно. Ведь остался еще прицел. Вторым снарядом заклинило башню. Теперь всякий раз, как стрелять, надо было поворачивать танк. Выходить из боя Иванов не собирался. Он продолжал сражаться. Подал команду: «Делай, как я», и все танки двинулись за ним. Еще одним снарядом был поврежден танк. Снесло антенну. Загорелась трансмиссия. Повалил дым. Но танк продолжал идти первым. Ему нельзя останавливаться. Самый напряженный момент. Гитлеровцы не выдержали напора и повернули назад.

В то время Иосиф Ираклиевич возглавлял штаб. Ему было известно, с каким мужеством дрался Иванов на Курской дуге, при освобождении Бердичева, в рейде на Черновцы. Поэтому сейчас, когда предстояло форсирование Западного Буга, самое трудное и опасное в этой операции он и решил поручить гвардии капитану Иванову.
— Думаю, справится,— продолжал комбриг.— Но вслед за дозором должен идти передовой отряд бригады. Небольшой, но подвижный, стремительный, всегда готовый помочь дозору.
— Эту задачу у нас есть кому поручить,— поспешил заявить присутствующий здесь заместитель начальника политотдела Василий Помазнев. — Карабанову.
— Верно,— согласился Гусаковский,— хотя меня смутил его последний поступок. Иногда бросается в бой очертя голову. Слишком горячится.
— За одного битого двух небитых дают,— весело произнес Помазнев.— Я думаю, можно доверить ему это дело. Теперь он будет более осмотрителен.

На этом совещание закончилось. В передовой отряд выделили танковую роту, роту автоматчиков в качестве десанта, батарею самоходно-артиллерийских установок, саперную роту и отделение разведки. В отдельный разведывательный дозор были направлены пять танков, автоматчики.

Гвардии полковник Гусаковский вызвал Иванова, разъяснил ему, что от него требовалось:
— Вы идете самым первым в корпусе. Помните об этом. От вашей смекалки зависит успех боя.
С Карабановым Гусаковский говорил подольше. Майор был подчеркнуто собран, подтянут, видимо, чувствовал свою вину.
— Постараюсь оправдать доверие,— сказал он твердо.— Жизнь отдам!
— Жизнь отдавать не стоит,— Иосиф Ираклиевич улыбнулся краешком губ, прикоснулся пальцами к карману гимнастерки офицера.— Жизнь самому еще пригодится. Делайте все с умом, без горячки. Обогнать пехоту, выйти в голову левой колонны корпуса и — вперед. В бой за отдельные пункты не ввязывайтесь. Узлы сопротивления обходите. Опередите отходящего противника, не дайте ему закрепиться на западном берегу. Главная ваша задача — захватить плацдарм.

Надвигалась ночь. Гусаковский, Иванов и Карабанов шли по кустарнику. Капли падали с веток, катились за ворот. Офицеры останавливались возле танков, обменивались словом-другим с солдатами. И снова шли молча. Из одной тридцатьчетверки доносилась мелодия песни.
— Неунывающий народ! — не без гордости за подчиненных сказал Карабанов.
— А послушайте, что поют: до любимых девушек им далеко, а до смерти всего четыре шага,— в голосе Иванова почувствовалась грусть.— Не так уж весело...
— Ничего подобного. Никакого уныния здесь нет,— с жаром возразил Карабанов.— Напротив, бодрый дух, готовность выполнить самую трудную задачу.

Разведывательный дозор с десантом из бригадных разведчиков и саперов начал движение. Он шел сквозь лес, мимо болот, проскальзывал между опорными пунктами противника. Штаб бригады поддерживал с ним постоянную связь. Майор Воробьев не отходил от радиостанции, давал советы. Полностью стычек с врагом избежать не удалось. Особенно при пересечении дорог. Но гитлеровских танков не было. Попадались в основном мотоциклисты и автомашины. Их уничтожали. Один мотоциклист все же умчался, и это сильно обеспокоило Иванова. Он сразу же сообщил об этом в штаб.

— Не задерживайтесь,— последовал ответ начальника штаба.— Следуйте своим маршрутом. Не забывайте: ваш успех — в стремительности.

К вечеру танки вышли на лесистый берег Буга. Вышли как раз туда, куда намечали. Гвардии капитан Иванов сразу же выслал вперед разведчиков, а сам, выдвинувшись к урезу воды, стал изучать местность. На противоположном берегу было тихо. Казалось, нет там ни души. А может, и в самом деле нет? На улицах деревни, той, что находилась справа, расхаживали вражеские солдаты. Едва ли они подозревали, что советские танки рядом. Видел Иванов деревню и слева. Но были ли там гитлеровцы — неизвестно. За населенными пунктами просматривались строения железнодорожной станции Клусув. Ее-то и предстояло захватить, чтобы продолжить наступление. Иванов ждал разведчиков с нетерпением. Что-то скажут они?
Вернулись разведчики. Они сообщили, что поблизости моста нет, но брод есть. На тридцатьчетверках вполне можно пройти. Это немного правее.
— Добро! — похвалил их командир дозора.

Темнота заметно сгущалась. Александр Иванов распорядился, чтобы машины выдвинули к броду. Соблюдая меры предосторожности, танкисты сосредоточились на новом месте. Гвардии капитан вместе с подчиненными выбрался на берег, напомнил о порядке и правилах преодоления брода. Танк гвардии лейтенанта И. X. Кравченко, героя боев за Днестр, переправлялся первым. Но едва машина коснулась воды, как противоположный берег ожил. С бугра ударило орудие. К нему присоединились еще два. Взрывы справа и слева. Иван Кравченко не медлил. Он быстро выскочил на противоположный берег. Там кусты, деревья. Можно прикрыться. Танк прошел немного по песку и неожиданно застрял в болоте. Берег высокий. Танкисты надеялись, что здесь будет крепкий грунт, и просчитались. Тяжело пришлось бы экипажу, если бы на помощь не подоспели десантники. А дорогу танкистам показал местный житель.

Гвардии лейтенант Кравченко дал команду механику-водителю.

Тот повернул танк влево, двинулся по самому берегу и вышел на дорогу. Вслед за ним переправился танк гвардии младшего лейтенанта Бориса Матусевича. Вскоре все пять танков с десантом были на польской земле, все устремились в сторону станции Клусув. На подходах к ней вспыхнул бой.

Почти по пятам дозора следовал передовой отряд. Карабанов тоже не медлил. Отряд быстро преодолел водную преграду и вот уже вступал в бой за Добрачин.

Не отставали и основные силы. На западном берегу уже был первый батальон. Вскоре вся бригада форсировала Буг. Она вела бой за расширение плацдарма. Гусаковский был доволен, что план, который он наметил со штабом, полностью осуществился. Хорошо сработал подполковник Воробьев. Он принял самое непосредственное участие в организации взаимодействия подразделений, уточнении задач. Многое сделал политотдел. Коммунисты в батальонах и ротах вели большую организаторскую работу. Везде они задавали тон, увлекали за собой личный состав. В общем, бригада показала себя крепким, сколоченным коллективом.

Однако подводить итоги было рано. Бригада еще сражалась. Гитлеровцы переходили в контратаки, пытались ликвидировать плацдарм. Момент наступил ответственный. Что-то недосмотри, упусти, и можно потерпеть неудачу.

Бой был тяжелым. Выходили из строя танки, гибли люди, с которыми Гусаковский шел едва ли не от самой Москвы. В одной из схваток с врагом был ранен гвардии майор Ф.П. Боридько. Иосиф Ираклиевич попросил майора Помазнева узнать, насколько серьезна рана, позаботиться о нем. Командование батальоном принял гвардии капитан П. С. Кузнецов, заместитель командира по политчасти, тоже опытный, знающий свое дело офицер. В первые же часы боя подразделения под его руководством уничтожили семь танков, из них четыре «тигра».

Группа Иванова вела бой за станцию. От капитана не было сообщений. Комбриг приказал начальнику штаба установить с ним связь. По неточным данным, группа была выбита со станции.

С Ивановым наконец удалось связаться. Да, действительно он отошел. Гусаковский послал ему подкрепление и потребовал снова овладеть станцией. Бой за Клусув был острым. И все же фашисты отступили.

Гусаковский выдвинулся поближе к сражающимся танкам, встретил майора Карабанова, поздравил его с успехом. Тот сиял.
— Такой удачный рейд! Даже не верилось поначалу, что сможем прорвать оборону противника, обойти опорные пункты.
Полковник ощупывал его взглядом. Какой подвижный, крепкий. Лицо словно отлито из бронзы. Губы четко очерчены. Подбородок — с глубокой ямочкой. Нравился он комбригу решительностью, смелостью.
— А знаете, в чем причина вашего успеха? — Гусаковский все присматривался к подчиненному.— Провели разведку на широком участке фронта, глубоко изучили обстановку, прикинули, что можно встретить впереди, как могут сложиться обстоятельства в дальнейшем. Словом, смотрели вперед. Теперь поняли, в чем мужество командира? Прежде всего в том, как он принимает решения, как умеет направлять усилия подчиненных на достижение победы. А не в том, чтобы кидаться на врага без учета его сил. Понятно?
— Да, голову нигде нельзя терять.

В это время шел бой за Добрачин. У гитлеровцев здесь были внушительные силы. Но передовой отряд и переправившийся вслед за ним другой батальон, а также подразделения соседней бригады с десантниками на броне наседали на врага. После ряда попыток им удалось, наконец, сломить сопротивление противника.

В числе первых ворвался в Добрачин коммунист лейтенант Л. М. Балакин. Огнем из орудия тридцатьчетверки он подбил два неприятельских танка и штурмовое орудие. Десантом автоматчиков на танках командовал старший лейтенант В. С. Юдин. Вместе с ним находился парторг гвардии лейтенант М. С. Запорожец. При наступлении на Добрачин он шел в цепи, личным примером увлекал солдат.

Бои за расширение плацдарма продолжались. Ночь на 19 июля была переломной. К этому времени на западный берег реки переправились многие части армии. Генерал А. Л. Гетман прибыл на КП Гусаковского. Он обнял комбрига за плечи, сказал:
— Доволен. С ходу и сразу зацепился. Хвалю. Пора уже, Иосиф Ираклиевич, представлять тебя к Герою.
— Так уже и к Герою! — смутился Гусаковский.— Бой меня тревожит, товарищ гвардии генерал. Враг то и дело переходит в контратаки. А мы теряем людей. Нет Орехова. Ранен Боридько.
— Жаль, что такие люди выходят из строя.— Гетман хмурился, надувал щеки, но руки с плеча комбрига не снимал. 

Гусаковский рядом с ним казался еще ниже ростом.— А дел, конечно, много. Ставлю бригаде новую задачу. Впереди река Сан. Вам снова — в передовой отряд. Наращивайте удары. Не останавливайтесь ни на минуту. До нашей победы над фашистской Германией уже рукой подать!

Генерал Гетман тут же сел в машину и уехал в соседнюю бригаду.

Иосиф Ираклиевич ненадолго задумался и зримо представил всю сложность предстоящего боя.

Золотая Звезда

Поздно вечером 22 июля 1944 года бригада вышла к реке Сан, за которой в пяти километрах было Радымно. Штаб установил, что сразу же за рекой — заранее подготовленная оборона противника с траншеями, проволочным заграждением. По окраине Радымно, в окопах, установлены танки.

Разведчики под покровом темноты, скрытно обследовали реку: глубина небольшая, но дно илистое. Танки могли застрять. С ходу трудно форсировать водную преграду. Гусаковский решил пустить вперед автоматчиков и саперов, чтобы они захватили плацдарм, а потом переправить машины. Утром, после того как артиллерия и танки «обработали» огнем оборону противника, вперед устремились автоматчики и саперы. Но враг открыл усиленную стрельбу, и они вынуждены были отойти.

Пришлось искать другое место для переправы. Такую задачу комбриг поставил перед 3-м батальоном, которым теперь командовал капитан А. П. Иванов. А Алексея Карабанова в это время не было среди гвардейцев. В бою он был ранен: опять на своем танке выскочил вперед под огонь гитлеровцев.

Танкисты обнаружили через реку мост. Он оставался целым, невредимым. Гвардии капитан Иванов рассчитывал воспользоваться им, чтобы развить наступление дальше. Но этого не получилось. Едва танки подошли к берегу, как гитлеровцы взорвали мост. Центральный пролет с двумя опорами рухнул в воду. Фашисты тотчас открыли огонь из орудий с противоположного берега. Пришлось отвести машины.

Иванов расстроился. Не ожидал он такого исхода. Вылез из танка, подозвал лейтенанта Н. Тихомирова, который должен был первым проскочить по мосту.
— Ну что, не успел, герой?
— Чуть в воду с центральным пролетом не булькнул,— передернул плечами Тихомиров.
— Промедлили малость,— сказал Иванов с огорчением.— В этом все дело. Натиска, стремительности не хватило. Пока вы, разведчики, докладывали, пока мы здесь судили-рядили, что да как, время было потеряно. Рисковать тоже следует с умом.
— А ведь, бывало, не раз проскакивали,— заметил Тихомиров.— Прямо по заминированному мосту.

Капитан вызвал командиров рот, чтобы посоветоваться, как выйти из этого трудного положения.
Необходимо было теперь найти брод. Но где он? По приказу комбрига его искали разведчики, саперы. На поиски ушла вся ночь. Погиб гвардии капитан Иван Павлович Михеев, возглавлявший разведчиков. Было убито и ранено несколько бойцов, а брода так и не нашли. Куда ни сунутся — везде фашисты.

Утром местные жители подсказали, где поблизости можно найти более удачный брод. Проверили — подтвердилось. Капитан Иванов направил туда танки и удачно форсировал реку. Он овладел населенным пунктом на западном берегу и оседлал шоссе Радымно — Перемышль. Фашисты понимали, что значит этот прорыв, пытались сбросить танки в реку, не раз переходили в контратаки, бомбили, но успеха не достигли.

А там, где передовой отряд,— и вся бригада. Вскоре на западный берег переправились и остальные батальоны. Они вели упорные бои за расширение плацдарма. Пока удерживали небольшой клочок земли. Но удержать его было надо, чтобы обеспечить переправу главных сил армии.

Только успевали отбить одну контратаку, как гитлеровцы начинали другую. Гусаковский доложил обстановку командиру корпуса. Тот подбросил истребительно-противотанковый полк и приказал взять Радымно.

Город рядом, всего в двух километрах. Но нелегко преодолеть это расстояние. Местность открытая. Она простреливалась со всех сторон. Первым командир бригады снова послал батальон Иванова. Чтобы поддержать наступление танкистов, он приказал дивизиону «катюш» нанести удар по опорному пункту противника на окраине города. Однако враг цепко удерживал позицию. Стоило стрелкам подняться, как гитлеровцы обрушили на них мощный огонь. Тогда-то танки и двинулись вперед, а за ними, прикрываясь броней, устремились автоматчики.

Полковник Гусаковский с тревогой следил за рядами атакующих. Решительно рванулись они вперед.

С наблюдательного пункта полковник Гусаковский видел атакующих 3-го батальона. Но оборона у немцев была словно зацементированной. Шквал огня встретил экипажи. Гитлеровцы подбили три танка. Запылала машина комбата. Неудача постигла и автоматчиков. Почти на каждом участке они натыкались на яростное сопротивление врага. То и дело вспыхивали рукопашные схватки.

Атака Радымно не удалась. И все же она не была совсем безуспешной. Город обошли с двух сторон. Гусаковский проанализировал создавшуюся обстановку и вместе с соседями взял город на утро следующего дня.

А генерал Гетман уже ставил бригаде новую задачу — наступать вдоль шоссе, идущего на Перемышль. Этот город был превращен фашистами в крупный опорный пункт. На протяжении всего пути враг оказывал сопротивление. Впереди снова шел батальон Иванова. Не раз он вступал в бои с фашистами. Наконец вечером танкисты ворвались в деревню, расположенную в трех километрах от Перемышля. Сюда же подошла и вся бригада.

Комбриг изучал подступы к городу. Все было как на ладони: деревушка располагалась на склоне высоты. Даже невооруженным глазом можно увидеть, что творилось в городе. Но система вражеской обороны пока оставалась недостаточно разведанной. А без этого нечего соваться вперед. Зачем нести излишние потери?

Посоветовался с начальником штаба. Решили провести разведку боем. К вражеской обороне направили танки. Маневрируя, ведя на ходу огонь, они пошли в атаку. Гитлеровцы не выдержали и открыли ответную стрельбу. Это позволило выявить ряд их огневых точек, четче определить начертание траншей, ходов сообщения.

В это время штаб перехватил радиограмму фашистов. Изучив ее и сопоставив с теми сведениями, которые добыли в ходе разведки боем, Гусаковский пришел к выводу, что перед ними крепкий опорный пункт. Особенно много артиллерии: она сосредоточена в основном вдоль шоссе, с той стороны, где собиралась атаковать бригада.

— Что будем делать, Александр Иванович? — спросил комбриг начальника штаба.
— Потери здесь неизбежны,— повел тот головой.
— Если атаковать в лоб? Верно. А почему нам не пойти на хитрость? Надо что-то придумать, перехитрить противника. Садитесь поближе. Смотрите, здесь можно совершить обход...
— Но у врага и там орудия?
— Есть, но меньше. Расставлены реже. А если ударить с двух направлений?

Полковник приказал находившемуся в оперативном подчинении бригады истребительно-противотанковому артиллерийскому полку подполковника П.А. Мельникова и батальону А.П. Иванова оставаться на месте, там, где их засекли наблюдатели противника. Пусть ведут огонь, отвлекают врага. А тем временем основные силы пройдут вдоль железной дороги по северо-восточной окраине города.

Весь маневр осуществили ночью, скрытно. Удар был внезапным. И гитлеровцы не выдержали, стали отходить. 27 июля бригада овладела северной частью Перемышля. Вскоре с юга ворвались танкисты генерал-полковника П. С. Рыбалко. Над Перемышлем взвился алый флаг. Танкистов, когда они входили в город, местные жители засыпали цветами. Цветы были на броне, мостовой, гирляндами висели на пушках.

Наступил вечер. Стрельба постепенно затихла. Набережную Сана запрудила толпа. Женщины в легких платьях пели веселые песни. Гусаковский и Помазнев шли вдоль берега. Шли молча. В бою за этот город был убит начальник политотдела бригады майор Павел Петрович Гетьман. Потеря большая.

— Василий Трофимович,— Иосиф Ираклиевич коснулся локтя гвардии майора,— к нам поступило распоряжение члена Военного совета армии: вы назначены начальником политотдела.
— Я уже слышал,— ответил Помазнев и, видимо, о чем-то вспомнив, заговорил жарко: — Товарищ полковник, представляете: недалеко отсюда, на рассвете 22 июня, открыли огонь фашистские орудия. Здесь начиналась война...

Иосиф Ираклиевич окинул взглядом набережную, посмотрел за реку, где стоял ряд аккуратных, утопающих в зелени домов. Многие из них были в развалинах, с обгорелыми остовами. Сотни советских людей, живших в этих домах, погибли, наверное, в первые же минуты войны от залпов вражеской артиллерии. Потом через реку рванулись танки, грузовики с пехотой, штабные машины. Отсюда поползла фашистская чума.

Отгремели долгие бои, и наши войска вышли на тот самый рубеж, где началась война. Сполна отомстили врагу за вероломство, за гибель мирных советских людей. Тогда через эту реку фашисты переправлялись с мыслью, что в короткие сроки будет покончено с социалистическим государством. Они собирались пройти по просторам России победным маршем. Сколько спеси, самоуверенности было в каждом из них! Не вышло, господа фашисты! За все предстоит вам держать ответ. Уже недалек час расплаты за ваши злодеяния.

Генерал Гетман обещал предоставить бригаде отдых. Но уже утром на следующий день (экипажи еле успели привести себя в порядок) поступил приказ: вперед, к Висле!

И снова танкисты были в передовом отряде корпуса, снова искали броды, вели нелегкий бой за полоску земли на западном берегу. Не раз вместе с соседями танкисты переходили к обороне, а затем, измотав врага, как и прежде, рвались вперед.
Бывало, сами оказывались в окружении, но чаще отрезали пути отступления противника и вместе с другими частями вели бой на его уничтожение. Все делали для того, чтобы не дать гитлеровцам вывести свою группировку, окруженную северо-западнее Сандомира. День и ночь продолжались схватки с врагом. Это были трудные часы. Но как враг ни противоборствовал, сандомирский плацдарм расширялся. Наши полки и дивизии повсюду теснили гитлеровцев.

Наконец выдалось свободное время. Можно было привести в порядок танки, подтянуть тылы. Этим экипажи бригады и занялись. Ремонтировали машины, обновляли обмундирование, налаживали горячее питание. Устроили и баньки в батальонах. Слишком долго находились люди в беспрерывных жестоких боях.

В это же время стало известно, что бригада за освобождение Перемышля награждена орденом Ленина. Награда взволновала каждого командира, солдата.
— Надо провести митинг! — предложил Помазнев. На днях ему было присвоено звание гвардии подполковника.
— Повод значительный,— согласился комбриг,— Давайте готовить людей. Одновременно вручим им ордена и медали.
В бригаде — большой праздник. Люди приоделись получше, начистили сапоги. Командиры рот построили подчиненных на широкой поляне, квадратом, вокруг танка, который служил трибуной. Едва открыли митинг, как со стороны шоссе показалась легковая машина. Она остановилась, и из нее вышел высокий, широкоплечий человек.

— Генерал Гетман,— объявил полковник Гусаковский и поспешил навстречу с докладом.
— Что это у вас? — спросил генерал.
— По радио передали, что бригаду орденом Ленина наградили. Решили провести митинг,— доложил комбриг.
— Что ж, это хорошо,— согласился Гетман.— Только вы такой нетерпеливый народ. Ведь я специально ехал. Еще подумал, что опоздаю и вы обязательно упредите меня. Так и вышло! — Генерал окинул танкистов веселым взглядом.— До чего же привыкли вы к стремительности! Во всем — и в бою, и в делах своих. Молодцы, гусаковцы!

Иосиф Ираклиевич сдержанно улыбнулся:
— Это наш новый начальник политотдела такой нетерпеливый. Момент, говорит, удачный, надо людей воодушевить.
— Знаю его. Покою он не даст!

Генерал, казалось, немного хмурился, но люди видели, что он был в приподнятом настроении, рад успехам танкистов. Он всегда приезжал в бригаду с особым чувством. Ведь это его бывшая 112-я танковая дивизия, во главе которой он прибыл с Дальнего Востока, чтобы защищать Москву. Но и спрашивал генерал с бойцов Гусаковского больше, чем с других, посылал их на самые ответственные участки. Надеялся на их напористость, организованность. Возглавлял их человек немногословный, сдержанный, с виду незаметный, но смелый, думающий.

— Товарищ генерал, пожалуйста, на трибуну,— сказал Помазнев.

Гетман поднялся на танк, и на машине стало тесно.
— Товарищи! Поздравляю вашу славную гвардейскую бригаду с орденом Ленина.
— Ура-а-а! — прогремело в ответ.

Генерал говорил отрывисто, словно чеканил слова:
— Кто из вас, товарищи, воевал со мной под Москвой и Тулой? Прошу поднять руки.

Рук над строем было совсем немного.
— Маловато,— подосадовал генерал.— Ну, а кто дрался на Курской дуге?

Здесь уже рук взметнулось больше.
— А такие, кто совсем еще не воевал, есть? Руки поднялись и впереди, и сзади.
— Порядком. То-то, вижу я, в строю столько юных. Что ж, товарищи, учитесь воевать у старших, ветеранов, перенимайте их опыт. Нынешний орден вы получаете за форсирование Буга, Сана, Вислы, за освобождение Перемышля. Впереди — новые победы. Нам еще надо взять Берлин и окончательно разгромить фашистов.

Андрей Лаврентьевич Гетман тепло говорил о мужестве и отваге танкистов так близкой ему бригады. На редкость трудные испытания выпали на их долю во время форсирования многочисленных водных преград. Приходилось преодолевать не только большие и малые реки, но и мощные оборонительные рубежи на их берегах, вести тяжелые бои за каждый клочок земли. Гвардейцы бригады не останавливались ни перед какими препятствиями. На своем многотрудном пути они нещадно громили немецко-фашистских захватчиков. Генерал назвал имена особо отличившихся бойцов, командиров и политработников, коротко рассказал о их подвигах. Он призвал воинов в каждом бою держать равнение на героев.

В заключение комкор объявил, что гвардии полковнику Гусаковскому присвоено звание Героя Советского Союза. В ответ прозвучало троекратное «ура!». Иосифу Ираклиевичу тепло пожимали руки, а он улыбался им в ответ и говорил сердечное спасибо.

Звание Героя было присвоено капитанам А. П. Иванову, К. Я. Усанову, старшему лейтенанту В. С. Юдину.

Содержание     Далее >>