|
|
Лившиц Я.Л. |
(октябрь 1941 г. — апрель 1942 г.)
В ночь на 6 октября по приказу генерал-майора Лелюшенко 4-я танковая бригада организованно отошла на новый рубеж и заняла оборону в районе села Первый Воин, оседлав шоссе Орел — Мценск.
В приказе отдельному гвардейскому стрелковому корпусу бригаде была поставлена задача «не допускать прорыва танков и мотопехоты противника на Мценск».
Мотострелковый батальон занял оборону на юго-западных скатах высоты 217,8 вблизи шоссейной дороги. Танкисты расположились засадами в роще юго-западней села Первый Воин, причём шесть засад были устроены в боевых порядках мотострелкового батальона. Левый фланг бригады охраняла танковая засада из трёх танков и приданного взвода пехоты, а на правый фланг генерал-майор Лелюшенко выделил танковую группу из состава другой танковой бригады. Для усиления противотанковой обороны 4-й бригаде был придан противотанковый дивизион.
Группа Бурды, только что вернувшаяся из разведки, получила задачу оседлать дорогу, не допуская подхода вражеских резервов к оборонительному рубежу бригады.
Поздним вечером 5 октября была произведена рекогносцировка нового рубежа, и ночью все подразделения бригады заняли его согласно разработанной схеме.
Новый оборонительный рубеж грозил наступавший немцам множеством неприятностей, так как «прилегающая к реке с востока местность, — пишет полковник Рябов, — создавала выгодные условия для обороняющихся, особенно в использовании танков. Непосредственно в районе шоссейной дороги поднимался ряд небольших высот, которые своими ровными скатами подходили вплотную к долине реки. С высот далеко вдоль шоссе открывался обзор местности на запад, откуда ожидались подходящие колонны врага. Повсюду были разбросаны группы кустов, отдельные рощи, стога скошенного сена. Всё это закрывало наш район от наблюдения врага и содействовало маскировке танков и огневых средств. Избранный рубеж был выгоден для действий небольшими танковыми группами в засадах».
Ночь прошла относительно спокойно, но разведывательные группы бригады держали противника под постоянным наблюдением. В 6 часов 6 октября разведка донесла командованию, что по шоссе Орёл — Мценск начала движение крупная танковая колонна врага, сопровождаемая мотопехотой. Это донесение застало полковника Катукова на командном пункте, расположенном в лесу, в 400 метрах от переднего края обороны.
Всю ночь проверял Катуков вместе с военкомом Бойко, как заняли оборону пехотные и танковые части. «Главное — манёвр, — ещё раз предупреждал Катуков танкистов. — Как увидел, что тебя открыли, меняй огневую позицию и бей немцев так, чтобы они не знали, кто их бьёт и откуда им попадает».
— Закапывайтесь глубже, — требовал Катуков от солдат мотострелкового батальона. — Помните, что смекалистому солдату никакой танк не страшен.
Вернувшись на командный пункт, Катуков детально расспросил о действиях своих дальних разведывательных дозоров, дал указания полковнику Рябову об обеспечении флангов противотанковым огнём. Начальник связи Подосёнов доложил, что все подразделения обеспечены связью.
Принесли донесение. Катуков спокойно прочёл его, ещё раз проверил по карте движение немцев и пошёл на опушку леса, где стоял в засадах 1-й танковый батальон. «Мы увидели перед собой следующую картину, — вспоминает товарищ Ястреб Н.X. — По шоссе Орёл — Мценск быстро двигалась колонна немецких танков. Они были построены в три ряда. Мы видели только начало и середину колонны, конца её видно не было. На опушке леса на дереве расположился капитан Рафтопулло. Он докладывал Катукову и Бойко о том, что видел в бинокль».
До ста танков, с противотанковой артиллерией, мотопехота на грузовиках и бронетранспортёрах, развернувшись, лавиной двигались на боевые позиции бригады. Первыми открыли огонь немецкие танки. Бронебойные снаряды начали падать на опушке леса. Первый эшелон танков вражеской колонны в составе пятидесяти машин ворвался в расположение боевых порядков мотострелкового батальона.
На позициях батальона находился приданный бригаде противотанковый дивизион. Немецкие танки открыли по нему сильный огонь и буквально забросали его снарядами. В распоряжении командира мотострелкового батальона капитана Кочеткова оставалась батарея противотанковых орудий. Командир батареи Елисеев и комиссар Скоробогатов самоотверженно руководили отражением атаки танков. Но схватка была неравной. Одно за другим выбывали из строя противотанковые орудия. Пулемётным огнём Елисеев и Скоробогатов были ранены.
Когда связной командира батальона сержант Кухарев пришёл на батарею, он увидел, что у единственного орудия, без кровинки в лице, стоял наводчик Марченко. Медленно, но уверенно он посылал снаряд за снарядом по немецким танкам. Тяжело раненный в живот, артиллерист Марченко дрался до последнего вздоха. Из восемнадцати снарядов, находившихся у его орудия, он выпустил тринадцать и в, изнеможении опустился на землю, зажимая слабевшей рукой кровоточащую рану.
Подавив сопротивление противотанковых орудий, немецкие танки начали утюжить окопы мотострелкового батальона. Создалось крайне тяжелое положение. Секретарь комсомольского бюро батальона Юрий Петров, находившийся на командном пункте, выскочил из окопа и бросился навстречу немецкой пехоте. Забыв об опасности, Петров с ожесточением расстреливал из автомата группу немцев. Скоро к Петрову присоединился сержант Кухарев. за бесстрашие и лихо закрученные усы прозванный в батальоне «Чапаем». Но вот на командный пункт батальона двинулись немецкие танкетки. Очередью из вражеского пулемёта был тяжело ранен вожак комсомольцев батальона Юра Петров. Отступая, Кухарев тащил на себе раненого Петрова.
— Сам отходи, «Чапай», меня не спасёшь — я готов, — тихо сказал Петров.
— Что с тобой, Юра, вытащу я тебя, вытащу, крепись, друг.
— Прощай, «Чапай»!
Бережно положил Кухарев тело умершего героя ни сырую от дождя землю, поцеловал его и тут же залёг, отстреливаясь от наседавших автоматчиков.
Положение батальона становилось все напряжённее. Немецкие танки окружили роту миномётчиков, и немецкие танкисты вылезали из башен, предлагая солдатам сдаться. Надо было немедленно восстановить положение.
Когда на командный пункт бригады передали о тяжелом положении миномётной роты, начальник штаба подполковник Кульвинский передал руководство комиссару штаба Мельнику, а сам направился через шоссе к позициям миномётчиков.
Свистком и фуражкой он подал солдатам сигнал сбора к кустам, у шоссе. Постепенно миномётчики собрались вокруг начальника штаба. Подполковник разъяснил солдатам опасное положение бригады и напомнил о необходимости держаться во что бы то ни стало.
— Я ранен, — заявил командир миномётного взвода, — но на перевязочную не пойду, а вернусь обратно в бой. Передайте полковнику Катукову, что мы умрём, но ми шагу назад не сделаем.
Одновременно взвод лейтенанта Кукарина А.М. в составе трёх танков получил задачу поддержать окружённую немецкими танками миномётную роту. Взвод Кукарина только что вернулся из боевой разведки в Орёл. Танкисты после очень напряжённой тридцатишестичасовой работы получили для отдыха только три часа. Это время они использовали для заправки горючим, боеприпасами, для мелкого ремонта. Место башенного стрелка в танке Кукарина занял Иван Любушкин, находившийся до этого в резервном экипаже. Кукарин остался доволен таким пополнением, потому что Любушкин еще в Н-ской танковой дивизии славился как отличный артиллерист, энергичный, жизнерадостный человек.
Медлить было нельзя. Была дорога каждая минута. Машина Кукарина, управляемая твёрдой рукой механика—водителя Федотова, выскочила из леса, где она стояла в засаде, и помчалась через поле навстречу немцам. Несколько немецких танков открыли по машине Кукарина ураганный огонь, и уже у самой цели вражеский снаряд перебил у нее гусеницу. Внезапно остановившаяся машина открыла ответный огонь по строю десятков немецких танков. Цель была близка, вражеские машины стояли, как мишени на танкодроме, и башенный стрелок Любушкин до конца использовал всю силу своего оружия. Радист Дуванов и лейтенант Кукарин подавали снаряды, а Любушкин стрелял. От первых трёх выстрелов загорелись три немецких танка, четвёртым снарядом был подбит четвёртый танк.
«Немцы выскочили из танка, — вспоминает Любушкин И.Т., — и бегали возле него, рассматривали, куда попал мои снаряд. Осколочным снарядом я уничтожил их».
В это время ещё один вражеский снаряд попал в правый борт танка и разорвался внутри. Едкий дым наполнил машину, но танкисты продолжали стрелять. Ещё один точный выстрел по врагу — ещё одним немецким танком меньше. Любушкин не прекращал стрельбы, а Кукарин пролез в водительский люк и приказал Федотову подать повреждённый танк немного назад. Но сделать это было нелегко. Сам Федотов был ранен осколками снаряда и ничего не видел в густом дыму. К тому же были разбиты почти все рычаги управления. Медлить было опасно. У Кукарина загорелись волосы, и каждую минуту в танке мог вспыхнуть пожар. Превозмогая боль, Федотов рывком включил заднюю скорость, и раненый танк, не переставая отстреливаться, попятился назад. Понемногу рассеялся дым, и, когда машина вышла из боя, радист Дувавов тихо сказал: «У меня оторвало ногу».
Зная, что товарищи ведут смертельный бой с врагом, этот мужественный комсомолец скрывал своё тяжёлое ранение, чтобы не отвлекать товарищей от боевой работы. Кукарин и Любушкин бережно вынесли Дуванова из танка, перетянули ему жгутом ногу, а затем возвратились в свою машину и снова открыли огонь по отступавшим немецким танкам. Ещё четыре танка подбил в этом бою сержант Любушкин, и только когда враг был отброшен, он вывел свой танк на ремонт.
С таким же упорством и мужеством дрались с врагом и другие экипажи взвода лейтенанта Кукарина.
Танк сержанта Капотова М.П. ввязался в танковую дуэль, которую вела с врагом тяжёлые танки КВ. С первых трёх снарядов Капотов подбил один немецкий танк и вдруг услышал, что кто-то стучит по верхнему люку.
Оказывается, на машине с биноклем в руках сидел заместитель политрука Багурский.
— Слушай, Капотов, мне всё здесь хорошо видно. Ты стреляй, а я буду корректировать, — предложил он.
С помощью Багурского Капотов подбил ещё два танка.
На другом фланге действовала под руководством лейтенанта Лавриненко группа в составе четырёх танков Т-34. В этом бою, кроме Лавриненко, участвовали экипажи лейтенанта Полянского, старшего сержанта Антонова и перешедшего на этот фланг сержанта Капотова.
В районе тригонометрического пункта, обозначавшего высоту, группа Лавриненко приняла боевой порядок и открыла пушечный огонь по скопившейся в ложбине танковой колонне. Огонь оказался своевременным, так как немецкие танки, окружив пехоту мотострелкового батальона, расстреливали её из пулемётов и давили гусеницами.
Беспрерывно меняя огневые позиции, группа нанесла противнику огромный ущерб. Один за другим пылали подбитые фашистские танки, а другие, как зелёные ящерицы, уползали с поля боя.
«Вперёд, назад, вправо, влево!» — раздавалась команда. Четыре советских танка, ускользая от огня противника, появляясь в разных местах, производили на врага впечатление действий большой танковой группы. В наступивших сумерках ярко сверкали трассы снарядов.
В этом бою экипаж лейтенанта Лавриненко уничтожил четыре немецких танка; экипаж старшего сержанта Антонова — семь танков и два противотанковых орудия; экипаж сержанта Капотова — один танк; экипаж младшего лейтенанта Полянского — три танка и четыре мотоцикла.
Бой был проведен быстро и без больших потерь. Солдаты мотострелкового батальона подтянулись к своим танкам. Здоровые поддерживали раненых. Все были безмерно счастливы своим неожиданным спасением. Лавриненко, подучив приказ на отход, посадил солдат на танки и вернулся в засаду.
Первая атака врага была сорвана. Немцы, ошеломлённые внезапным ударом, вынуждены были отступить. Но к вечеру, перегруппировав свои силы, они снова создали мощную танковую группу (до двухсот танков), сопровождаемую мотопехотой.
Немецкие танки открыли огонь по роще, где в засадах стояли танки и где находился полковник Катуков. Всюду падали бронебойные снаряды врага. Комиссар штаба бригады Мельник предложил Катукову выйти из зоны обстрела, но полковник оставался на месте.
— Возьмём этот курносый на память, — сказал Катуков, показывая на неразорвавшийся снаряд.
— Надо уходить, товарищ полковник, — снова повторил Мельник.
— Куда мне уходить! Я ведь командир бригады. Бригада в бою, и я в бою. Уходить мне нельзя. А вот помочь нам сейчас надо.
Катуков сообщил о создавшейся обстановке командиру корпуса. Генерал-майор Лелюшенко приказал дивизиону миномётных установок «РС» ликвидировать группу противника. Вечером 6 октября танкисты впервые увидели в действии новое мощное советское оружие.
Два залпа точно накрыли врага, скопившегося в лощине. В течение часа не прекращались пожары и взрывы. Горели танки, автомашины, рвались вражеские снаряды. Обезумевшие фашисты не знали, куда бежать и где прятаться, — всюду их настигал поражающий огонь. И на этот раз; не добившись успеха, вынуждены были отступить.
Каковы основные итоги боя в районе Первого Воина?
В 8 часов утра 6 октября первые немецкие танки открыли огонь по боевым порядкам 4-й танковой бригады. Двенадцать часов беспрерывно продолжался бой. К 8 часам вечера б октября все атаки врага были отбиты. Не продвинувшись ни на шаг, гудериановские дивизии потеряли 43 танка, 16 противотанковых орудий, б автомашин, одно крупнокалиберное орудие и до 500 человек пехоты. Потери 4-й танковой бригады составляли только 6 танков, из которых 2 сгорели на поле боя, а 4 были отведены в тыл и, отремонтированные, скоро вновь вступили в строй. Большие потеря понёс только мотострелковый батальон, который вечером 6 октября был отведен во второй эшелон бригады.
Враг рассчитывал танковым тараном пробить себе дорогу на Тулу, но это ему не удалось. Хорошо организованная непрерывная боевая разведка, взаимодействие с артиллеристами и пехотинцами, правильное применение и использование танков, храбрые и слаженные действия личного состава бригады обеспечили успех.
Измотав противника в ожесточённом бою в районе Первый Воин, бригада в ночь на 6 октября организованно отошла на новый рубеж обороны.
В переговорах по прямому проводу с товарищем Сталиным вечером 6 октября генерал-майор Лелюшенко доложил о действиях бригады.
Товарищ Сталин интересовался действиями бригады, её командирами, спросил, сумеет ли она ещё на несколько дней задержать продвижение врага. Лелюшенко коротко и уверенно ответил: «Задержим».
После доклада товарищу Сталину Лелюшенко поехал на командный пункт Катукова.
«По дороге остановились на позициях одной артиллерийской батареи, — вспоминает капитан Красильников. — Несмотря на продолжавшиеся атаки противника, батарея не вела огня. Оказалось, что она не была снабжена снарядами.
Лелюшенко немедленно вернулся .в тыл, остановил несколько транспортных машин, приказал немедленно загрузить их снарядами и вместе с машинами вернулся на батарею. «Вот вам снаряды, теперь у вас задержки нет».
На командный пункт Катукова Лелюшенко приехал к утру 7 октября, когда бригада прочно заняла новый оборонительный рубеж в районе Ильково — Головлёяво — Шеино.
Командный пункт бригады непрерывно обстреливался сильным миномётным и пулемётным огнём. В этой нервирующей обстановке Катуков оставался спокойным. Его короткий доклад Лелюшенко, как всегда, был точен. В лаконичных военных фразах звучала уверенность в людях, законная гордость за их боевые действия.
Лелюшенко крепко сжал руку Катукова. «Ваша бригада действует исключительно, сказал он, — о её героической борьбе знает товарищ Сталин». — «Служим Советскому Союзу», — ответил Катуков, и улыбка осветила его бледное от бессонных ночей лицо.
Тут же Лелюшенко распорядился восполнить потери мотострелкового батальона и приказал придать 4-й танковой бригаде прибывшую в эго распоряжение новую воинскую часть. Это был героический полк под командованием полковника Пияшева.
Располагая новыми силами, полковник Катуков организовал оборону на занятом рубеже таким образом, чтобы не допустить прорыва немцев на Мценск с юго-запада. По-прежнему 4-я танковая бригада должна была сдерживать противника на направлении его главного удара.
Шоссе Орёл — Мценск прочно оседлал батальон полка Пияшева под командованием майора Дрожженко, получивший задачу оборонять участок Головлёво — Ильково. Слева от него занял оборонительный рубеж приданный бригаде батальон майора Проняева. Танковый полк оставался в ударно-маневренной группе, но на всех направлениях, откуда могли появиться танки противника, были выставлены танковые засады кинжального действия. Приданные бригаде артиллерийские части разместились в боевых порядках пехоты.
Оперативные сводки штаба гвардейского стрелкового корпуса за 7 и 8 октября сообщали: «Погода влажная, дороги размокли, передвижение на автотранспорте затруднено».
Действительно, с утра 7 октября кругом нависли свинцовые тучи, пошёл мокрый снег, пронзительный холодный ветер забирался под шинель пехотинца, под куртку танкиста.
Напряжённые беспрерывные бои, бессонные ночи также давали себя чувствовать. Люди устали, хотелось хоть немножко отдохнуть, поспать несколько часов, согреться. Предстояли новые жестокие схватки с врагом.
Бригада отошла на новый рубеж, но она нанесла тяжёлый удар превосходящим силам противника. Все видели, какие огромные потери несут немцы, рвавшиеся вперёд, не считаясь ни с чем. Танкисты радостно сознавали, что каждый из них вносит свою долю в дело разгрома ненавистных оккупантов. В 4-й танковой бригаде ненависть к фашистам не имела предела, ибо почти весь ее личный состав видел собственными глазами, какие злодеяния творят немцы на советской Украине. И, обороняя Москву, бойцы помнили о родной Украине, где многие из них росли, учились, любили, где остались у них малолетние братья и сестры, матери, жёны, невесты. «Умрём, но не допустим к Москве фрицев», — думал каждый. «Милосердие — худший враг», — записал в своей памятной книжке старший лейтенант Заскалько.
Хорошо поработали в эти дни политические работники бригады. Партийно-политическая работа велась непрерывно: перед боем, во время боя и после боя. Перед боем проводились партийные и комсомольские собрания, затем коммунисты доводили задачу до каждого солдата, помогали командирам. После боя рассказывалось, кто отличился в бою, кто как действовал. О героях немедленно писалось в «Боевом листке». Центральные газеты запаздывали, но по радио принимались сводки Совинформбюро, статьи о положении на фронтах и немедленно доводились до солдат и офицеров. Им разъясняли, какую цель преследует Гудериан, сосредоточив под Орлом такие огромные силы; сегодняшние бои связывались с боями дней гражданской войны; сравнивали действия наших людей сейчас и тогда, когда Деникин, так же как и Гудериан, рвался к Туле. Благородное чувство советского патриотизма воспитывалось на боевых подвигах танкистов, славные дела которых становились известными всей бригаде через газету, размноженную на ротаторе, боевые листки и из уст агитаторов.
Короткие задушевные беседы вели с танкистами комиссары танковых рот и батальонов. Скромные, никогда не кичившиеся своими успехами, они показывали пример мужества в бою, и поэтому каждое слово комиссаров Загудаева, Лакомова, Столярчука, Ивченко было авторитетным и западало в душу. А когда было возможно, появлялся неизменный гармонист, запевала и весельчак заместитель политрука Гурьев. К нему присоединялись Сумцов, Лакомов, Заскалько и в тесном кругу заводили любимую песню: «Три танкиста, три весёлых друга, экипаж машины боевой».
В такие минуты забывался мокрый снег и леденящий ветер, великое чувство дружного советского коллектива овладевало всеми. Не было такой силы, которая могла бы подорвать эту страстную веру советских людей друг в друга, веру в победу над врагом. В эти дни были приняты в партию большевиков Александр и Михаил Матросовы, свято выполнявшие наказ своего отца...
Неподалеку от села Первый Воин в узкой щели расположились командиры штаба бригады. Здесь командный пункт. Сюда только что приходил воентехник Ожоженко А.М. с докладом о выполнении боевой задачи. Полковник Катуков поручил ему с пятью бойцами выручить раненых, оставшихся в Первом Воине.
В сумерках Ожоженко пробрался в деревню и разыскал раненых, находившихся на окраине в полуразвалившейся избушке. Их было четырнадцать. Они уже потеряли надежду выйти отсюда живыми.
Перевязав раненых, Ожоженко посадил их в санитарную машину и благополучно доставил в Мценск.
— Молодец, Ожоженко, — сказал Катуков, крепко сжав руку молодого воентехника. — Ты не только спас раненых, но и возвратил нашей армии бойцов, которые жестоко отомстят врагу за свои раны.
Ожоженко ушёл, и командиры начали вспоминать детали дневного боя. Прошло часа два, кое-кто задремал.
Катуков оглядел своих боевых товарищей и сказал:
— Что это вы, друзья, приуныли? Хотите я вам сказку расскажу?
Все заулыбались. В такой ли обстановке слушать сказки? Но Катуков уже начал. И долго в ночной тишине раздавался его спокойный голос.
«Ехал путник в степи. Высокий верблюд лениво переступал и укачивал, его. Перед глазами уставшего путника расстилалась озарённая солнцем степь, густой ковёр некошенных трав. Путник спокойно дремал, прикрывшись от солнца широким плащом.
Неожиданно он выпрямился, почувствовал запах гари. Вглядевшись вперёд, увидел густое облако дыма. Облако быстро подвигалось ему навстречу. Даже бараны, сайгаки, маленькие степные мыши бежали мимо верблюда. Путник понял — он ехал навстречу степному пожару. Что может быть страшнее пожара в степи! Он поглощает всё живое.
Путник на мгновение задумался, а затем решил не убегать от пожара, а пойти ему навстречу и пробиться или погибнуть.
Приняв решение, путник поехал дальше. Но вдруг он услышал:
— Человек, спаси меня, я погибаю!
Путник посмотрел вниз и увидел у ног верблюда ядовитую змею кобру. Она посмотрела на путника и снова взмолилась:
— Огонь сожжёт меня, спаси, человек, я тебе пригожусь. Задумался путник: зачем ему спасать ядовитую змею? сколько зла она приносит людям! Но потом он решил: наверное и я погибну, так умрём же вместе.
Путник открыл мешок и сказал змее: «Полезай». Плотно; закутавшись в плащ, путник помчался навстречу пожару и опалённый пробился сквозь стену огня.
Сознание, что он остался жив, придало ему силы, и он, радостный и довольный, открыл мешок и выпустил змею.
Змея выползла из мешка и обвилась вокруг шеи путника.
— Человек, — сказала она, — а вот теперь я тебя укушу.
— За что, — спросил путник, — ведь я тебя спас?!
— Ну и что ж, что спас, — отвечала змея, — все люди отвечают на добро злом, а почему я, змея, не могу так сделать? Я тебя укушу.
— Подожди, — просил путник, — давай посоветуемся с кем-нибудь.
— Хорошо, — согласилась змея.
Путник направил своего верблюда к одинокой пальме, стоявшей у истоков маленького ручья, и поведал ей свое горе.
— Змея права, — сказала пальма, выслушав путника. — Посмотри на меня: я была молодая, красивая. Мои широкие листья прикрывали человека от знойного солнца. Но вот пришла зима, и человек срубил мои ветви, и мне стало холодно и одиноко. Я делала людям добро, они мне ответили злом. Змея права, — повторила пальма.
Змея злорадно оскалила пасть, намереваясь укусить путника.
— Подожди, — снова взмолился путник, — поедем дальше, посоветуемся ещё раз.
— Хорошо, — согласилась змея. — Всё равно ты от меня не уйдёшь.
Путник погнал верблюда дальше и выехал на широкое пастбище. Здесь он увидел корову и подъехал к ней. Выслушав рассказ путника, корова ответила:
— Змея права. Когда я даю людям молоко, они любят меня и ухаживают за мной, но вот я уже старая — молока у меня мало, и люди завтра убьют меня. За что? За то, что делала им добро?! Нет, права змея, ты умрёшь от её укуса.
— Подожди, — в третий раз взмолился путник, — попробуем в последний раз.
Змея согласилась.
Поехали они дальше и вдруг увидели на дороге пушистый комочек. Путник остановил верблюда и спросил:
— Кто здесь лежит?
Комочек приоткрылся, и показалась острая мордочка лисицы.
— Что тебе надо, человек? — спросила лиса. Путник рассказал ей всё и попросил у неё совета.
— Так ты хочешь, чтобы я была судьёй? — спросила лиса.
— Да, — ответил путник, — рассуди нас.
— Хорошо, — сказала лиса. — Где была ты, змея, когда человек спасал тебя от огня?
— В мешке, — ответила змея.
— Ты врёшь, змея. Не могла ты поместиться в таком маленьком мешке.
— Как так не могла? — обиделась змея. — Я тебе сейчас докажу, — и полезла в мешок.
Лиса мгновенно прыгнула к мешку и быстро завязала его. Затем она спокойно сказала человеку:
— Как же ты, человек, царь всей природы, поверил змее и выпустил её на волю. Ведь это ядовитая змея, а всякая уважающая себя змея — кусается.
Сказав это, лиса махнула хвостом и убежала».
— Всё? — разочарованно спросил комиссар штаба Мельник.
— Пока всё, — хитро подмигнул Катуков. — А вот как мы змею будем уничтожать — это покажет завтрашний бой.
А змея была близко — враг непрерывно давал о себе знать.
7 и 8 октября были тихими днями по сравнению с предыдущими. Противник вынужден был перегруппировать свои силы для нанесения очередного удара. Оперативные сводки штаба гвардейского стрелкового корпуса сообщали, что «в течение дня противник не проявлял активных действий, проводя усиленную разведку. В ночь на 9.10.41 г. противник также не проявлял активных действий».
Получив жестокий удар под Первым Воином, немцы уже не лезли на рожон. Гудериану так и не удалось определить силы, которые так метко били его под Орлом, но, судя по всему, он пришёл к убеждению, что встретился здесь с крупными танковыми силами Советской Армии. Командование немецких танковых дивизий решило бросить сильную колонну танков на правый фланг нашего участка обороны. Здесь же, на центральном направлении, немцы повели наступление отдельными танковыми группами. Однако ни 7, ни 8 октября они не продвинулись ни на шаг. Всюду их встречали умело расположенные и тщательно.
Замаскированные танковые засады Катукова, Там же, где немцам удавалось достигнуть переднего края обороны, они встречали героический отпор воинов полка Пияшева. За три дня солдаты батальона этого полка под командованием майора Дрожженко уничтожили гранатами и противотанковыми ружьями 25 вражеских танков. «По ночам мы посылали группы для диверсионных актов. Они резали, душили немцев и бесшумно возвращались», — вспоминает товарищ Катуков. В одну из таких ночей командир 6-й роты батальона полка Пияшева младший лейтенант Иванов взял с собой двух разведчиков и пробрался в передовую немецкую траншею. Немецкие автоматчики располагались в отдельном окопе и вели яростный огонь по нашей пехоте. Иванов бесшумно подкрался к ним с тыла, меткой очередью из автомата перебил их и так же незаметно вернулся обратно. Долго говорили об этом в бригаде.
Именно здесь, в боях на подступах к Мценску, было ещё раз доказано, какую огромную силу представляют танки при хорошей организации взаимодействия с пехотой и артиллерией.
С утра 9 октября до ста танков противника, сопровождаемые полком мотопехоты и артиллерией, повели наступление на фронте Ильково — Шеино, нанося главный удар по левому флангу обороны и имея целью обход бригады через Шеино на Мценск. Ожесточённые бои продолжались в течение всего дня, до наступления темноты. Вводя в бой свежие силы, воздействуя непрерывным артиллерийским, миномётным огнём и бомбежкой с воздуха, противник пытался прорвать оборону и выйти к г. Мценску. Упорным сопротивлением частей бригады и особенно активными действиями танкистов наступление противника было отбито. За этот день боя противник потерял три тяжёлых орудия, тридцать три танка, до десяти противотанковых орудий, три тягача с боеприпасами, бронемашины, несколько цистерн с горючим и до двух батальонов пехоты.
Потери бригады составили только четыре танка, из которых два сгорело на поле боя, а два было эвакуировано в тыл.
В этот день танковые экипажи 4-й танковой бригады наглядно показали зарвавшимся фашистским воякам, что означает сила советской техники, помноженная на боевой дух её водителей.
Наступлению немецких танков предшествовал массовый налёт вражеской авиации. Особого вреда он не принес, так как отрытые по приказанию Катукова ложные окопы спутали немцев. С высоты трёх тысяч метров немецкие бомбардировщики с рёвом бросались в пике и бомбили пустые окопы.
На 1-го батарею зенитного дивизиона налетело девять немецких самолётов Ю-77. Снижаясь до четырёхсот метров, вражеские пикировщики бросали бомбы, строчили из пулемётов, пытались запугать зенитчиков воем своих сирен.
Политруки Осташов и Пономарёв, лейтенант Кулажский организовали отпор обнаглевшему врагу. Орудийные расчёты младших сержантов Восконьяна и Кищука, наводчик Третьяков, пулемётчики Владимиров и Попов вели огонь неутомимо и точно.
Когда самолёты немцев пошли на четвёртый заход, в батарее не оказалось снарядов.
Политрук Пономарёв, красноармейцы Грызлов и Евлахов бросились к лесу, где находился склад боеприпасов. Подвезти тяжелые ящики со снарядами к огневым позициям было не на чем. Тогда Пономарёв первым взвалил снарядный ящик себе на спину и под свист осколков разрывавшихся бомб донёс его на батарею. Его примеру последовали Грызлов и Евлахов. Батарея могла продолжать огонь.
Четыре раза заходили на батарею вражеские самолёты, но зенитчики не отступили. Они сбили пять самолётов, а остальные, так и не добившись успеха, повернули обратно. Когда же, после часового артиллерийского и миномётного налёта на левый фланг бригады у деревни Шеино, пошло в атаку до пятидесяти немецких танков, начали действовать засады кинжального действия. Экипажи двух танков БТ-7 под командованием Самойленко и Шестопёрова замаскировали свои машины так, что противник мог видеть только верх башен, наши же танкисты просматривали всю лощину, по которой двигался враг. Как только показались немецкие танки, Самойленко и Шестопёров открыли огонь. Бой был чрезвычайно скоротечным. Немецкие танки загорались один за другим. Когда же в бой вступил взвод средних танков Т-34 под командованием Лавриненко, немцы на этом направлении решили отойти.
Взвод Лавриненко в начале боя был атакован ротой автоматчиков с приданной ей батареей противотанковых орудий. Автоматчикам удалось скрытно подобраться к танкам Лавриненко. Они подползали к танкам, стремясь поджечь их. За каждый сожжённый танк Т-34 немецкое командование обещало солдатам две недели отпуска, а за КВ даже три недели. Танки взвода Лавриненко, взаимно помогая друг другу, расстреляли группу автоматчиков из пулемётов. Фашистские вояки ушли в «бессрочный отпуск».
Открыли огонь противотанковые орудия врага. Несколькими выстрелами был пробит мотор танка политрука Исаченко А.С. Своим ходом машина уйти не могла. Её пришлось отбуксировать на ремонт танку Капотова. Под огнём вражеских автоматчиков старший сержант Бедный М.И. прицепил к танку Исаченко трос, и машины тронулись на сборный пункт аварийных машин.
В Шеино остался один Лавриненко. Когда появились немецкие танки, Лавриненко, не показываясь врагу, беспрерывно менял позиции. Он один отразил атаку десяти немецких танков и при этом сжёг одну вражескую машину.
На другом участке немецкая пехота под прикрытием двух танков ворвалась в расположение роты мотострелкового батальона. На помощь роте выдвинулся лёгкий танк БТ-7 лейтенанта Смирнова. Отогнав два немецких танка пушечным огнём, машина Смирнова начала расправляться с фашистской пехотой. Покинутые на произвол судьбы своими танками, фашисты заметались по открытой поляне, пытаясь спастись от гибели. Вот что рассказывает об этом бое механик-водитель танка Смирнова сержант Рындин В.М.: «Я стал прокатываться по немецкой пехоте. У них ни блиндажей, ни других укрытий не было. Повертывая машину, я давил немцев гусеницами. Командир у меня стоял на башне, сложа руки. А немцы — кто руки поднимал, кто бросался в сторону. Эта картина мне очень понравилась. Тут пригорок был небольшой. Тяжёлому танку, пожалуй, трудно было бы пройти, а мне всё равно.
В стороне стоял их броневичок, и начал уже стрелять по нас. Я услышал стрельбу, доложил командиру: «Товарищ командир, в башню скорее». Он ушёл в башню. Вижу, мелкокалиберная 27-мм автоматическая пушка трассирующими снарядами стала бить. Я пошёл навстречу этой пушке, проехал метров десять, дали мы по ней три-четыре выстрела с хода, и пушка замолчала. Справа от нас начала бить другая пушка — противотанковая, примерно 40-мм. Один выстрел дала, другой; чувствую, что снаряды пролетают рядом, близко. Один снаряд попал в крыло, сорвал его, но ничего не повредил. Я сказал, что начинаю разворачиваться и пойду к дереву, за которым стоит пушка. Но командир приказал остановиться. «Мы сейчас эту пехоту в плен возьмём», — сказал он. Немецкая пехота стоит — вверх руки. Командир вылез из машины, и мы оказались боком к пушке. Два снаряда пролетают, не задев нас. Я кричу Смирнову: «По нас стреляет та же пушка». Только он хотел спуститься в башню, как новый снаряд ранил его и меня. Теперь лишь башенный стрелок в состоянии был двигаться. Машина загорелась. Командир машины выпрыгнул из башни, лёг рядом с танком, и радист выскочил. Я же не мог подняться, был ранен в спину и в шею. Чувствую — кровь течёт, тепло. Сидеть уже не могу, подо мной кровь. Но сознания не теряю. Собрал силы, включил передачу, что есть силы нажал на газ и пошёл. Левая рука совершенно отказывалась действовать. Метров двести проехал — ничего, но потом рука окаменела, ничего не чувствует. Танк горит, сзади у меня всё тлеет, на спине тужурка горит. Пришлось включить два огнетушителя и приглушить мотор. Открыл люк. Смотрю — Смирнов на танке сидит. Сбили мы огонь. Подъехали к командиру роты Самохину. Смирнов, хоть и сильно раненный в голову, сам пошел докладывать. А когда доложил, его направили в госпиталь. И меня было в госпиталь отправили, но механиков тут не оказалось. Было мне приказано: если не можете ехать, оставьте машину. Но я сказал: нет, я поеду».
Когда Рындин давил гусеницами фашистов, перед его глазами стояла навсегда запомнившаяся ему картина расправы немецких лётчиков с мирным населением — он видел убитых детей на руках умиравших от ран матерей, которых встретил недавно на шоссе при подходе к Орлу; он видел санитарную машину, в которой лежали трупы беременных женщин; эти женщины эвакуировались из города, и немецкие бандиты настигли их в пути. Жажда мести, охватившая тогда Рындина, нашла себе утоление в бою — он мстил фашистским мерзавцам, мстил беспощадно, не щадя своей жизни...
Перегруппировав свои силы, несколько десятков немецких танков снова атаковали Шеино, но направление удара взяли несколько левее засады Лавриненко и Самойленко. Непрошенных гостей ожидала здесь рота танков БТ-7 под командой Самохина. Часть танков Самохин закопал в землю, а часть держал в резерве в укрытии. На позициях взвода находился со своим танком командир батальона Рафтопулло. Полтора часа длилась танковая дуэль. Воздух казался горячим от разрывов снарядов. С визгом бороздили его тысячи трассирующих пуль. Танкисты дрались с врагом не на жизнь, а на смерть. Стволы пушек накалились, и снег, падая на них, шипел и испарялся. Один за другим выходили из строя немецкие танки. Но вот прямым попаданием мины был выведен из строя танк Рафтопулло. Сам командир батальона стоял около танка, и огонь разорвавшегося снаряда ожёг ему спину. В горячке боя Рафтопулло не обратил на это внимания и побежал к Самохину отдать приказание. Но в это время его левое плечо поразила пуля, пущенная из противотанкового ружья. Рафтопулло не мог примириться с мыслью о том, что он вышел из строя. Он дал себя перевязать, но наотрез отказался уйти с поля боя. И только после категорического приказания своего командования Рафтопулло и башенный стрелок Попов направились в медико-санитарный взвод.
Когда врачи Черновалов и Постников перевязывали Рафтопулло, он ещё крепился и говорил им:
— Всё равно никуда не уйду, вот перевяжете, и снова вернусь в бой.
Но через несколько минут от потери крови Рафтопулло лишился сознания, и его немедленно отправили в госпиталь.
Стрелка Попова тоже хотели отправить в госпиталь, но он наотрез отказался ехать; у него отобрали патроны от нагана. Попов заявил:
— Рукояткой буду драться, но отомщу за командира.
На помощь роте Самохина был направлен средний танк лейтенанта Лугового. Командование машиной принял на себя начальник штаба 1-го танкового батальона лейтенант Воробьёв. В течение последних дней он просил пустить его в бой.
В эти дни бригада вела бои на подступах к Орлу, а там, в родном городе Воробьёва, находились его жена и сын. Воробьёв ничего не знал об их судьбе, но мысль о. том, что они во власти немцев, не давала ему покоя.
Вместе с Воробьёвым были направлены танки Бурды и старшего сержанта Фролова. Они приблизились к левому флангу вражеской колонны, когда та, не замечая их появления, вела бой с танками Самохина. В зоне огня танков группы Воробьёва оказалось около тридцати немецких танков. Воробьёв, подойдя к ним на дистанцию прямого выстрела, с хода открыл огонь. Его примеру последовали другие. Один за другим раздавались выстрелы пушек.
В коротком бою, продолжавшемся десять минут, Воробьёв, Бурда и Фролов добились замечательных результатов. Только девять немецких танков, отстреливаясь, успели уйти за укрытия. На поле боя неподвижно застыло семь вражеских машин. Одиннадцать немецких танков пылали, окутанные чёрным дымом.
«Немецкие танки были так внезапно атакованы, — вспоминает Бурда, — что не успели произвести по нас ни одного выстрела и, бросив подбитые машины, обратились в бегство кто куда».
Провал попытки прорвать оборону бригады в районе Ильково — Шеино заставил немцев двинуть до десяти танков с большим количеством артиллерии и пехоты в район деревни Думчина. Это был крайний правый фланг бригады. Здесь находился взвод лейтенанта Кукрина в составе трёх машин. Немцам удалось незаметно подойти к окраинам деревни. Они не рассчитывали встретить здесь сопротивления, так как тщательно замаскированных танков Кукрина не видели.
«Я хотел пойти умыться, но не успел отойти от машины, как вижу — в пятидесяти метрах от меня идут танки и тягачи с противотанковыми пушками, а за ними пехота. Насилу успел влезть в машину», — вспоминает механик-водитель Сафонов.
Люки захлопнулись, пушки наведены на цель. Командир орудия Литвиненко первым открыл огонь. Его дружно поддержали танки Гаврилюка и Томилина. Все мгновенно переменилось. Немцы, не ожидавшие засады, не успели даже развернуть противотанковые пушки. Два немецких танка были подбиты Томилиным, остальные попятились назад. Настала очередь тягачей и противотанковых орудий. Их было уничтожено шесть штук — по две на каждый советский танк. Расчёты вражеских орудий, не успевшие даже соскочить с транспортёров, были охвачены пламенем горящего бензина, и фашисты, как живые факелы, с дикими криками носились по поляне. Немецкая колонна снова повернула назад.
В течение всего дня 9 октября полковник Катуков и комиссар Бойко находились на командном пункте бригады, на опушке рощи западнее деревни Подмокрово. Командный пункт представлял собой узкую щель. Под непрерывным миномётным и артиллерийским обстрелом Катуков внимательно следил за разгоравшимся боем. Связь с танковыми засадами в пехотными подразделениями поддерживалась по телефону, посыльными и в особых случаях по радио. И на этот раз начальник связи Подосёнов обеспечил чёткую связь.
На командном пункте, в резерве командира бригады, находились два танка КВ под командованием Корсуна и Сумцова.
В 22 часа 9 октября из штаба гвардейского корпуса было получено приказание отойти на новый рубеж обороны в четырёх километрах от Мценска и занять его. Это решение было принято в связи с тем, что противнику удалось прорваться на Болховское шоссе, и частям корпуса, оборонявшим Мценск, грозило окружение.
В ночь на 10 октября 4-я танковая бригада заняла новый рубеж обороны. С утра немцы мелкими группами танков с мотопехотой атаковали передний край обороны бригады. Но это был только очередной вражеский манёвр. Сковывая действия бригады на подступах к Мценску, немцы главными силами обошли её левый фланг и неожиданно ворвались в Мценск с восточной стороны.
Положение бригады и всех приданных ей частей сразу становилось угрожающим. Надо было сдерживать врага, всё время наступавшего с фронта, в то время как в тылу создалась неясная обстановка. Немецкие танки и автоматчики, прорвавшиеся в город, открыли огонь по мосту через реку Зуша — единственному пути, по которому бригада могла отходить на соединение с частями корпуса.
Малейшая растерянность в такой момент грозила бригаде полным окружением, потерей материальной части, гибелью людей. В эти решающие часы полковник Катуков оставался таким же спокойным, каким его знали все. Только лицо стало чуть строже, да движения еще энергичнее. Приказания его были короткие и категорические. Немцы, надеясь поймать Катукова в мышеловку, навязали ему бой в полуокружении. Он принял этот бой.
Первым, кто принёс известие о прорыве немцев в Мценск, был сержант Рындин. Раненный в руку и спину, обожжённый, он не покидал своего искалеченного в бою танка, вёл его одной рукой. По дороге пришлось ещё вытащить застрявшую в грязи колёсную машину, и, уже ослабевая от боли, добрался Рындин на своём танке до сборного пункта аварийных машин, находившегося в Мценске. В 11 часов 10 октября Рындин сдал танк ремонтникам, а сам направился в санитарную часть. Выходя на площадь Колхозного рынка, он услышал лязг гусениц и затем в двухстах метрах от себя увидел четыре немецких танка, передвигавшихся на небольшой скорости. Их появление было настолько неожиданным, что Рындин машинально продолжал итти дальше. Да и те, кто был здесь в это время, не обращали внимания на немецкие танки. У магазинов женщины и дети стояли в очереди за получением продуктов; два солдата спокойно набирали йоду для полевой кухни. Кругом сновали автомашины и мотоциклы. И вдруг с немецких танков раздались первые выстрелы. Они были направлены в женщин и детей, стоявших в очереди. Сердце Рындина сжалось от боли я гнева. Но что мог сделать он один, раненый, против четырёх бронированных зверей?
Остановив проезжавший мотоцикл, Рындин приказал мотоциклисту развернуться, сел сзади него и полным ходом помчался на командный пункт бригады. Всех направлявшихся к центру города сержант останавливал и предупреждал об опасности.
Командный пункт бригады находился на северо-западной окраине Мценска, в Подмонастырской слободе. Через десять минут полковник Катуков слушал короткий доклад сержанта Рындина. Перевязанный бинтами, сквозь которые просачивалась кровь, сержант докладывал, что восточная окраина Мценска занята немцами, начавшими движение к мосту. На секунду лицо Катукова дрогнуло, затем он спокойно подошёл к Рындину, обнял его, поцеловал и приказал немедленно отправиться в санитарную часть.
В наступившей тишине раздался ясный голос Катукова:
— Спокойно, товарищи, позовите ко мне начальника связи.
— Капитан Подосёнов прибыл по вашему приказанию, — доложил через две минуты начальник связи.
— Товарищ, Подосёнов, передайте по радио Лелюшенко: «Занимаю прежнее положение, веду бой в окружении. Выручайте. Катуков».
Одно за другим было отдано несколько коротких приказаний: сдерживать противника на фронте, чего бы это ни стоило; выслать резервные группы танков КВ для задержки немецких танков, двигавшихся к мосту через реку Зуша; разведать пути отхода бригады через реку Зуша; донести о создавшейся обстановке генерал-майору Лелюшенко.
Сознание, что товарищ Сталин знает о 4-й танковой бригаде, как о стойкой и надежной боевой единице, радовало и придавало офицерам и солдатам уверенность в себе.
— Сталин с нами, значит мы победим, — с этой мыслью каждый входил выполнять свою задачу.
С фронта передовых частей беспрерывно передавали:
«Нажимают немцы. Нельзя ли хоть метров на двести отойти?» Полковник спокойно отвечал: «Даже и вида не подавайте, что вы хотите отойти». Снова запрос: «Появилось восемь танков противника». Катуков отдаёт приказ: «Подавить немедленно восемь танков противника и доложить мне». «Немцы подтягивают артиллерию, устанавливают пушки у нашего переднего края». Следует ответ командира бригады: «Подавить артиллерию противника немедленно».
И люди дрались. Уставшие от непрерывных боёв, промокшие насквозь под проливным дождём, но единые в своём решении — победить или умереть, — они сражались, как настоящие гвардейцы.
Немецкие артиллеристы устанавливали свои орудия на новой огневой позиции. Вдруг из укрытия выскочил танк сержанта Тимофеева. Он подбил немецкий танк, а затем прокатился по тягачам с прицепленными пушками. Через несколько минут от немецкой батареи, состоявшей из четырёх тяжёлых орудий и четырёх тягачей, осталась груда исковерканного металла; А танк Тимофеева снова вернулся в укрытие.
Лейтенант Луговой получил приказ отогнать восемь танков противника.
— Будет выполнено, — ответил Луговой.
Один против восьми! Орудия немецких танков били по машине Лугового. Но Луговой не отступил. Он пошёл навстречу врагу, зажёг два танка, а, остальные, не выдержав атаки лейтенанта, поспешно отошли назад.
Танковые подразделения по приказу Катукова были собраны в один кулак. Машины 1-го и 2-го танковых батальонов выстроились в шахматном порядке и, откуда бы ни появлялся противник, встречали его огнём.
Сдерживая противника с фронта, Катуков приказал Корсуну и Сумцову пройти в г. Мценск и не допустить противника к мосту через реку Зуша.
На помощь Корсуну и Сумцову направились три танка 1-й роты 2-го батальона под командованием Самохина, Столярчука и Самойленко. Они заняли оборону в переулке около моста.
Обстановка была крайне неясной. В городе не смолкала артиллерийская и пулемётная стрельба. На восточном берегу реки Зуша происходило какое-то передвижение стрелковых частей. Создавалось впечатление, что противник уже перешёл реку и забрался глубоко в тыл бригады. Трудно было установить, где же немецкие танки, прорвавшиеся в город. Самохин решил вести наблюдение и вскоре обнаружил, что четыре немецких танка скрылись за церковной оградой, а на колокольне разместился их наблюдательный пункт. Открыли огонь по колокольне. После нескольких выстрелов она рухнула, похоронив под своими обломками непрошенных «звонарей». На помощь защитникам моста приехал комиссар 1-й танковой роты 1-го батальона старший политрук Иван Алексеевич Лакомов.
Участник боёв на озере Хасан, награждённый орденом Красного Знамени, Лакомов был любимцем всего батальона. Скромный, не кичившийся своими заслугами, первый в бою, он много работал над собой. До тонкости изучил искусство вождения тяжёлых танков и мастерски руководил людьми своей роты, знал слабые и сильные стороны каждого танкиста и, никогда не применяя угроз, заставлял их делать всё, что нужно было для пользы дела. «Он из Сталина целые страницы на память приводил», — вспоминали о Лакомове товарищи. Они законно гордились своим комиссаром.
Не успел танк КВ Лакомова встать в засаду около моста, как вдруг два тяжёлых немецких снаряда угодили в башню танка. Это била прямой наводкой немецкая батарея. Танк Лакомова мгновенно загорелся. Из машины выскочил водитель Сергеев. Он был весь в крови и тащил за собой тяжело раненного радиста Дубровенко.
Большевик Лакомов, смертельно раненный осколками снаряда, обожжённый, оставался в танке. Машина горела ярким факелом, но Лакомов ещё жил и вёл свой последний бой с врагами. Он выпустил по немецкой батарее несколько снарядов и умер на посту, держась за рукоятку замка пушки. В этот же день механик-водитель Сергеев, единственный беспартийный во всей роте, подал заявление о вступлении в партию большевиков.
Немцы, натолкнувшись на сильную танковую оборону в районе моста, не рискнули ввязываться в танковый бой па улицах города, но продолжали держать мост под непрерывным огнём танков.
В тяжёлом положении оказались тыловые службы бригады. Все они находились в Мценске, непрерывно обеспечивая всем необходимым боевые подразделения, оборонявшие город.
Неожиданное появление немцев в городе внесло на некоторое время смятение. Некоторые водители автомашин, растерявшись, направили свои грузовики в сторону немцев и были расстреляны огнём немецких танков.
Прибытие танков бригады в город сразу ободрило всех, и эвакуация тыловых подразделений начала проходить более организованно.
Медико-санитарный взвод бригады находился на окраине Мценска. В день прорыва немцев в город командир взвода военврач Черновалов заметил на улице женщину, которая своим странным поведением вызвала у него подозрение.
Черновалов подошёл к женщине.
— Что вы здесь делаете, гражданка?
Женщина прибавила шаг, пытаясь скрыться в переулок, но Черновалов задержал её. Оказалось, что под женской одеждой скрывался немецкий шпион.
Вскоре после этого Черновалов услышал перестрелку и городе и немедленно отправился к больнице, где находились раненые.
С помощью санитаров Черновалов, уже под пулемётным обстрелом, перенёс всех раненых в санитарные машины и эвакуировал их в Чернь.
Секретарь комсомольского бюро зенитного дивизиона политрук Ищенко и старшина Крюковец под огнём немецких автоматчиков вывезли всё имущество дивизиона и находившийся в ремонте крупнокалиберный пулемёт.
На сборном пункте аварийных машин бригады стояло в ремонте восемь различных танков. Командир взвода роты технического обеспечения Лузин и помощник начальника по технической части танкового полка Ванюков под носом у немцев успели отбуксировать все танки через мост.
Тогда немцы, подтянув артиллерийские части, сосредоточили сильный огонь по мосту.
Было ясно, что выход частей бригады через мост закрыт. Надо было найти другие пути отхода. Этим с утра 10 октября занималось несколько разведывательных групп, посланных Катуковым в разных направлениях.
К 16 часам 10 октября на командный пункт бригады прибыл заместитель политрука Завалишин. Его взволнованное лицо, беспорядок в одежде обратили на себя всеобщее внимание.
— Откуда ты, что случилось?
— Товарищ полковник, по приказанию подполковника Кульвинского я прошёл по железнодорожному мосту с целью разведать его для отхода бригады, — задыхаясь, спешил доложить Завалишин.
— Да ты не спеши, отдышись. Ну вот, а теперь скажи, танки пройдут через мост?
— Пройдут, товарищ полковник. Я бы тоже прошёл, но у меня гусеница на середине моста свалилась. Пришлось пешком к вам добираться.
— Об этом не беспокойся, вытащим твой танк. Да, другого выхода нет, придётся переходить через железнодорожный мост. Комиссар штаба, распорядитесь, чтобы приготовили настил, а то мы колёсные машины не вытащим. Выход был найден, но приказа на отход полковник Катуков до сих пор не получал.
Наступал холодный осенний вечер. Дождь лил не переставая. С командного пункта стало заметно беспрерывное движение большой массы людей, силуэты танков на восточном берегу реки Зуша. Надо было восстановить связь с командованием корпуса и выяснить, какие части передвигаются на противоположном берегу. Эту задачу комиссар штаба Мельник поручил комиссару разведывательной роты политруку Юнанову.
Левая половина моста была заминирована. Юнанову пришлось проходить на танке Т-34 по правой стороне моста впритирку. Перейдя на другой берег, он быстро выяснил, что части, передвигающиеся здесь, — это части армии, занимающие оборону. Все облегчённо вздохнули. До этого многим казалось, что на противоположный берег проникли немцы, а это грозило бригаде полным окружением. Вскоре по радио был получен приказ: «Бригаде с приданными ей частями надлежит отойти за реку Зуша и сосредоточиться в районе расположения второго эшелона армии».
За это время полковник Катуков успел разработать план отхода частей бригады. Было решено переправить через железнодорожный мост в первую очередь колёсные машины и артиллерию, а затем стрелковые подразделения. Танкисты получили задачу прикрывать отход всех частей бригады.
Катуков вышел вперёд и сказал:
— Независимо от званий и положения, за мной, в колонну по два становись! Приготовить гранаты! Задача ясна, товарищи командиры?
— Ясна.
— За мной, шагом марш!
Командиры штаба бригады в колонне по два пошли к железнодорожному мосту. Их вели Катуков и Бойко.
«Чортов мост», — записал в эту ночь в своей памятной книжке капитан Заскалько. Действительно, переправа через железнодорожный мост была очень нелегким делом. Сооруженный наспех, настил не выдерживал тяжести орудий и проваливался. Сильные артиллерийские лошади ломали ноги, создавалась толчея и беспорядок.
Погода вначале благоприятствовала переправе. Дождевые тучи прикрывали переход полка Пияшева и значительной части артиллерии. Однако, как только начал переправляться автотранспорт, облака внезапно разошлись, и яркая луна осветила мост. Немецкая артиллерия тут же открыла по нему огонь. Ей вторили немецкие минометчики и автоматчики, подобравшиеся к вокзалу. Загорелись станционные постройки, и зарево пожаров осветило все кругом. На мосту произошло некоторое замешательство. Казалось, наступил самый критический момент. Но каждый, кто подъезжал в это время к мосту, видел Катукова, его спокойное лицо, сам становился спокойным и уверенным в себе.
Люди соскакивали с машин, сбрасывали в реку убитых лошадей, поправляли настил и на своих руках выносили тяжёлые трёхтонки. В этом им деятельно помогал сам полковник. И люди шли, не обращая внимания на разрывы снарядов и визг пуль.
Танкисты самоотверженно прикрывали отход бригады. Сержант Капотов получил задачу очистить район вокзала от просочившихся к нему немецких автоматчиков. Пулемётным огнем танкисты выкурили запрятавшихся в щели немцев, а затем стали стрелять по ним из орудия.
Один за другим, отстреливаясь от наседавшего врага, подходили танки к мосту, и командиры, похудевшие от семидневных непрерывных боёв, но бодрые, докладывали Катукову и Бойко о выполнении приказаний.
Последняя колёсная машина, тяжело поднимаясь по насыпи, двинулась к мосту. Катуков долгим взглядом окинул лежавший перед ним город, сбросил ставшую ненужной плащ-палатку и вошёл на мост. Следом одна за другой вползали грозные, покрытые свежими вмятинами, боевые машины танковых подразделений. Несмотря на усилившийся огонь врага, почти каждый танк тащил взятые на прицеп пушку или трактор. Некоторые вели на буксире подбитые машины своих товарищей. Ничего не оставить врагу — таков был приказ командования бригады.
После семи дней ожесточённых боёв гудериановские дивизии заняли ещё один советский город. Но какой ценой! Танкисты Катукова звали, что это Пиррова победа.
По мосту двигается 1-й танковый батальон. Его ведут капитан Гусев и старший политрук Загудаев. На их личном счету четыре уничтоженных немецких танка и одно пулемётное гнездо.
Тяжело громыхая гусеницами, проходит гроза немецких фашистов — красавец КВ лейтенанта Полянского. Четыре немецких танка, одна автомашина, одно орудие, четыре мотоцикла — на боевом счету его экипажа.
Катуков и Бойко перешли мост, стали в сторонку и любовно оглядывали каждый танк. А танки идут и идут и как бы отдают рапорт своим командирам.
Танк лейтенанта Лавриненко — семь немецких танков, одно противотанковое орудие, до двух взводов пехоты, мысленно подсчитывает Катуков. «Талантливый командир», — думает он, и сердце его наполняется гордостью за свою бригаду.
С открытым люком проезжает танк лейтенанта Лугового Г.М. Левая гусеница держится только на двух ушках траков. Пушку заклинило. Танк нуждается в ремонте. Но этот ремонт очень дорого обошёлся Гудериану. Лейтенант Луговой уничтожил тринадцать немецких танков, четыре миномёта, одну зенитную батарею и пятнадцать немецких пехотинцев. Неплохо для начала!
Догоняя Лугового, проходит танк лейтенанта Бурды. Усталое лицо последнего показывается из башни. При виде Катукова лейтенант улыбается. Танк Бурды заслужил почётную славу в бригаде: шесть вражеских танков, семь тяжёлых орудий, две противотанковые пушки с расчётами — таков короткий итог боевой работы экипажа.
Прошли последние машины 1-го батальона. За ним идут машины Столярчука и Самохина. Командира 2-го батальона капитана Рафтопулло нет среди них — он ранен. Но за раны Рафтопулло, за поруганную советскую землю жестоко отомстили оккупантам его воспитанники: сорок три сожжённых и подбитых немецких танка занесли па свой боевой счёт танкисты 2-го батальона.
Бригада отходила, но семь дней борьбы показали, что она с честью выдержала свой первый экзамен.
Катуков и Бойко, проводив последние танки, зашли в будку железнодорожника, расположенную у моста. Только сейчас почувствовали они страшную усталость. Промокшие насквозь гимнастёрки и брюки смёрзлись, ноги окоченели.
— Давай, Бойко, хоть портянки перевернём.
— Да, это не мешает.
— У тебя во фляге пусто?
— Нет, есть немножко.
Немного согрелись. Уже рассветало. Катуков и Бойко вышли из будки, отдали последние приказания сапёрам и поехали в Чернь, где расположилась бригада.
На рассвете 11 октября последние танки бригады переправились через реку Зуша. Не сумел выйти организованно только мотострелковый батальон. Командование его потеряло связь с бригадой и не смогло для отхода сосредоточить батальон на исходном положения.
После перехода бригады через железнодорожный мост генерал-майор Лелюшенко приказал разыскать, а затем вытащить или уничтожить застрявшие где-то в городе две миномётные установки «РС». Танкисты знали и любили это новое грозное советское оружие, поэтому каждый считал за честь участвовать в выполнении боевой задачи.
Выполнение задания было поручено одному командиру из другой бригады. С ним были направлены машины Лугового, Капотова и Евтушенко. До полудня 11 октября четыре танка простояли в саду, на окраине Мценска, ожидая результатов разведки. Однако для танкистов время это не пропало даром. Ведя тщательное наблюдение за городом, сержант Капотов заметил сосредоточение немцев в здании школы. Его внимание привлекла группа немецких офицеров, расположившихся на открытом балконе школы.
Гитлеровцы были так близко и так нагло себя вели, что Капотов не выдержал и дал меткий выстрел по школе. Его повторил Евтушенко. Когда рассеялся дым. Капотов с удовлетворением посмотрел на результаты своей работы: балкона уже не было, и всё здание осело на правый бок.
Затем Капотов заметил движение по шоссе немецких автомашин. Несколькими выстрелами было сбито пять автомашин, и движение прекратилось.
Через некоторое время немецкие артиллеристы нащупали расположение советских танков и открыли сосредоточенный огонь по саду. Надо было менять боевую позицию, а разведчиков всё не было. Немецкие снаряды накрыли один танк — тот, что был выделен из другой бригады, — он загорелся, и экипаж, не успев выбраться, погиб.
Наконец, явились разведчики и указали место расположения установок. Это было недалеко, в пятистах метрах от сада. Было решено прорваться в город и пушечным огнём уничтожить установки, так как разведчики доложили, что машины уже покалечены и вытаскивать их не имеет смысла. Решение принято. Танк Капотова первым ворвался в город, за ним машина Евтушенко. Оба одновременно открыли огонь по установкам, и после нескольких залпов боевая задача была выполнена. Танки Капотова, Лугового и Евтушенко благополучно вернулись в бригаду.
11 октября 4-я танковая бригада заняла оборону во втором эшелоне армии. Впервые за восемь суток люди получили возможность умыться, побриться, привести себя в порядок, спокойно отдохнуть.
К вечеру 12 октября радио принесло радостное известие: Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами и медалями СССР начальствующего и рядового состава танковых войск Красной Армии". В Указе значились тридцать две фамилии солдат и командиров 4-й танковой бригады. Заслуженная, кровью добытая награда!
Специальным Указом сержанту Любушкину Ивану Тимофеевичу присваивалось звание Героя Советского Союза. Иван Любушкин родился в Тамбовской области, в крестьянской семье. В 1930 году семья Любушкина вступила в колхоз, в котором Иван работал до призыва в армию в 1938 году.
Свою военную службу Любушкин начал каптенармусом роты, но затем подучился и был переведен в танковый взвод.
Ученик Бурды Иван Любушкин хорошо освоил артиллерийское дело и с тех пор славился в Н-ской танковой дивизии как отличный артиллерист-наводчик. Когда надо было продемонстрировать точность стрельбы из танкового орудия, вызывали Любушкина. Пять мишеней — пять попаданий — таков был его неизменный результат. Но успехи не вскружили голову молодому танкисту. С товарищами Любушкин всегда был немного застенчив, и только когда гармонист заводил «русскую» или «лезгинку», скромный танкист не выдерживал и пускался в пляс. Тут он уже не жалел подкованных сапог. В быстрых фигурах танца он забывал все, широкая улыбка открывала его ровные белые зубы; высокий и стройный, он плясал красиво, с упоением.
С таким же азартом дрался Любушкин с врагами своей Родины.
За храбрость и весёлый характер товарищи любили и уважали Любушкина.
Когда Любушкина поздравляли с присвоением ему звания Героя Советского Союза, он мучительно краснел и говорил: «За что мне одному? Весь экипаж заслужил, не я один».
Но и другие не были забыты.
Орденом Ленина был награждён Евгений Багурский. Узнав о награждении, Багурский сказал: «Я клянусь, пока глаза мои будут видеть, пока в жилах моих есть хоть капля крови, истреблять гнусных выродков человечества, драться до полной победы над врагом. Нет для меня ничего дороже, чем борьба за свободу советской отчизны». Орденами Красного Знамени и Красной Звезды награждены: Бурда, Дуванов, Ивченко, Кукарин, Лещишин, Александр и Михаил Матросовы, Молчанов, Загудаев, Сафонов, Соломянников и др.
В этот день агитаторы читали воинам сообщения газет о нависшей над Москвой опасности. Коммунисты призывали стоять насмерть за столицу любимой Родины.
«Москва в опасности!..» Огромной болью отозвалось это известие в сердце каждого танкиста. Каждый понимал, что Москва — город славы, с которым связано много светлых страниц историк и успехов социалистического строительства в нашей стране; город, связанный со славным именем Ленина; город, откуда наша партия и правительство, наш Сталин руководят гигантской борьбой с немецкими захватчиками; город, на который с надеждой смотрит весь мир... Как можно допустить, чтобы им овладели гитлеровцы, осквернили его, разрушили... Нет! Отстоять Москву! Выстоять во что бы то ни стало!..
Танкисты Катукова выстояли!..
Планируя операции в войне против СССР, германское командование, исходя из опыта воины на Западе, намечали следующие темпы наступления своих механизированных армий: во встречном бою — 40 — 50 километров в день, во время прорыва и последующих действий — 80 — 90 километров в день.
На орловском направлении врагу удалось прорвать линию нашей обороны, но затем катуковцы заставили врага ползти на брюхе со скоростью черепахи. Прыть немцев уменьшилась с 80 — 90 до 7 километров в сутки, несмотря на то, что в отдельные дни силы гудериановских дивизий превосходили силы 4-й танковой бригады в десять и более раз.
За восемь дней частями бригады было уничтожено: сто тридцать три танка, две бронемашины, две танкетки, десять полевых орудий, двенадцать автомашин, две цистерны с горючим, тридцать пять противотанковых орудий, пятнадцать тягачей с боеприпасами, шесть миномётов, четыре зенитки, восемь самолётов и до полка солдат с офицерами.
В боях под Орлом товарищ Катуков показал, что искусством танкового боя он владел мастерски.
Противник не знал, какие силы действуют против него. Бригада появилась под Орлом неожиданно для противника. Катуков не только до конца использовал этот момент внезапности, но и сохранил его преимущества на все восемь дней боев.
Противник обладал восьмикратным превосходством в численности и технике. Личный состав бригады знал это и противопоставил превосходству противника в первую очередь свою высокую моральную стойкость, воспитанную в танкистах партией Ленина—Сталина, Ленинским комсомолом, воинское мастерство танкистов (тактику танковых засад, подвижных групп и систему противотанкового огня на танкоопасных направлениях).
Благодаря четко поставленному ремонту поврежденных в боях танков бригада сумела в основном сохранить боеспособность на все время боевых действий.
Противник пытался воздействовать на фланги бригады. Ему было легко это сделать, потому что превосходство в силах было на его стороне; Применением сильных разведывательных групп, действовавших инициативно и смело, Катуков ослабил и это преимущество противника.
Пользуясь господством в воздухе, противник пытался деморализовать солдат бригады массовыми налетами авиации. Но созданием ложных окопов Катуков перехитрил врага, а герои—зенитчики отбили охоту у немецких стервятников безнаказанно нападать на танкистов.
Противник рассчитывал бронированным кулаком пробить себе дорогу на восток, но натолкнулся на мощную советскую технику, умело управляемую мужественными советскими людьми — истинными патриотами Родины.
Восемь дней боев сплотили 4-ю танковую бригаду и единый коллектив и послужили для нее прекрасной школой боевого мастерства, началом героического пути.
Танкисты бригады знали, что они воюют за правое дело, за свободу нашей Родины.
Слава, заслуженная танковой бригадой, придала каждому из ее бойцов еще больше смелости, отваги и выдержки в бою.
