ВПЕРЕДИ — БЕРЛИН

После разгрома гитлеровской группировки в Восточной Померании 1-я гвардейская танковая армия М.Е. Катукова знакомой тропой вернулась к заросшим берегам Одера. Весть о том, что нам предстоит принять участие в штурме Берлина, вызвала у личного состава небывалый подъем.

Готовясь к берлинским боям, командование корпуса четко представляло себе все трудности, с которыми будет связана завершающая операция Великой Отечественной войны. Мы понимали, что гитлеровское командование поставит на карту все, чтобы оттянуть конец. Они, как смертники, будут отчаянно сопротивляться до последнего солдата, до последнего патрона, а километры немецкой обороны от Одера до Берлина окажутся плотно начиненными войсками, боевой техникой, разными инженерными сооружениями, поскольку эта стокилометровая полоса имеет тактическую и оперативную зоны обороны. Мы предвидели также, что ее небольшая глубина в сочетании с долговременными и дерево-земляными сооружениями и заграждениями не позволит танковым войскам осуществить в ходе наступления широкий маневр. Каждый окоп, траншею, каждый дот и дзот, каждую огневую точку придется брать в тесном взаимодействии с общевойсковой пехотой. А это, прямо скажем, не лучший способ применения подвижных войск в крупной операции.

«Если по прямой, — подсчитывали бойцы оставшиеся километры, — то меньше сотни, по кривой — сотня с гаком».
Близилась победа, но, мы знали это, — решающая схватка еще впереди. Часто в эти дни Одер затягивала пелена тумана. Здесь ни на минуту не прекращались бои, и эхо артиллерийской и авиационной канонады стремительно неслось в сторону столицы гитлеровского рейха.

Никто не думал о длительной передышке, хотя необходимость в ней была. По непрерывному потоку боевой техники и личного состава, следовавших на укомплектование частей корпуса, безошибочно можно сделать вывод о сокращенных сроках подготовки к предстоящей операции.

Всюду мне и генералу Шарову бойцы задавали вопрос: «Скоро ли начнутся бои за Берлин?» Каждый чувствовал, что завершающие события уже назрели.

Берлинская операция была для нас пока как задача со множеством неизвестных, мы знали плацдарм, направление, с которого войска 1-го Белорусского фронта начнут наступление. Знали, что город на Шпрее, имеющий 4 миллиона жителей и 600 тысяч зданий, будет превращен в неприступную крепость. Понимали, что противник хоть и ослаблен, сломлен морально, но драться в своем логове может с особым упорством и остервенением.

Обстановка поторапливала. Предварительно изучая по описаниям, картам и планам вероятные направления боевых действий, мы всякий раз обращались к Берлину. Не имея конкретных данных о вражеской группировке и инженерных сооружениях на берлинском направлении и в самом Берлине, командование корпуса все же не сидело сложа руки: изучались дороги, рубежи, полосы обороны, водные преграды, опорные пункты, вероятная плотность войск и техники в тактической и оперативной зонах. Начальник штаба корпуса гвардии полковник Владимир Парфенович Воронченко с карандашом и курвиметром в руках до дыр протирал карты и планы берлинских направлений, детально их исследуя.

Я не знал, когда спали мои товарищи по работе — Воронченко, Коваленко, Андрияко, Урбанович и другие офицеры штаба корпуса, отдыхал ли начальник политотдела корпуса генерал-майор Василий Михайлович Шаров. Все работали, как одержимые. Мы понимали, что путь на Родину лежит через Берлин.

Предметом особой заботы командования корпуса в подготовительный к берлинским боям период явилось разъяснение обращения Военного совета армии к воинам—гвардейцам, где говорилось, что, несмотря на огромную ненависть к врагу, мы должны быть гуманными. Советский воин на вражеской территории обязан вести себя с достоинством. Советская Армия призвана уничтожить фашизм и немецкий милитаризм, жестоко отомстить гитлеровским преступникам за все злодеяния, но месть эта ни в коей мере не может быть обращена против мирного населения Германии.

...Голубое апрельское небо дышит спокойствием. Яркое солнце потоком вливается в огромные окна и осыпает золотыми искрами сидящих. Члены военных советов армий и командиры корпусов молча застыли у своих развернутых карт, пристально всматриваясь в лицо командующего 1-м Белорусским фронтом. В центре огромного зала стоит макет Берлина, стены увешаны картами. Красные стрелы на них направлены к Берлину. Несколько секунд маршал Жуков рассматривает макет города, затем переводит взгляд на сидящих перед ним генералов.

— Военно-политическая обстановка, — Георгий Константинович говорит негромко, в раздумье, — поторапливает нас. Ставке известно, что союзники под видом помощи Советской Армии планируют в апреле разгром рурской группировки немцев и захват городов Лейпциг, Дрезден и Берлин. Верховному Главнокомандующему известно также, что захват Берлина до подхода наших войск — давнишняя мечта генерала Эйзенхауэра. Гитлера это устраивает. Они всюду оказывают советским войскам отчаянное сопротивление, а союзникам сдают города и села почти без выстрела. Взгляните, товарищи, на план операции. Это расстояние нужно преодолеть за двое суток, несмотря на плотность огневых средств обороны. Хочу предупредить — эти небольшие километры будут для нас тяжелыми и не в меру сложными.

Затем маршал Г.К. Жуков передал слово начальнику штаба фронта генералу М.С. Малинину.

— Помимо прочных инженерных сооружений, — начал он, — Гитлер в полосе нашего фронта сосредоточил около миллиона солдат и офицеров, более десяти тысяч орудий, две тысячи танков, три миллиона фаустпатронов, не считая боевой авиации. От Одера до Берлина немцы создали мощные оборонительные полосы...

Еще раз удалось Гитлеру и Геббельсу при помощи лживых заверений мобилизовать огромное количество резервистов, сосредоточить небывалую плотность боевой техники на один километр фронта. Геббельсовская пропаганда распространяла в армии и среди населения слухи о противоречиях в лагере западных держав и скором распаде их союза с русскими. Много говорилось о новом «чудодейственном» оружии, о грандиозном наступлении в Силезии и Померании, которое должно нанести сокрушительный удар советским войскам.

Из доклада начальника штаба фронта мы узнали, что в Берлине созданы три укрепленных обвода, построено много дотов, дзотов, инженерных «сюрпризов».

В перерыве все плотным кольцом обступили макет Берлина с сетью водных путец, шоссейных дорог и промышленных объектов. Перед нами предстал в миниатюре город с 30 вокзалами, 120 железнодорожными станциями, протянувшийся с запада на восток на 45 километров, а с севера на юг — на 40. Город во многих местах пересекали каналы реки Шпрее, имевшие ширину до ста метров. На восемьдесят километров разветвилась под землей линия метрополитена.

Слушая доклады выступающих с мест командармов, командующий фронтом тут же, по ходу, вносил поправки в их предложения.

— Это не экзамен, не формальная проверка, а деловой разговор, — удовлетворенно заметил командарм Н.Э. Берзарин, когда совещание закончилось и присутствующие на нем командиры спешно укладывали в портфели карты и покидали штаб фронта.
Все было, на мой взгляд, детально разработано, отточено и увязано. Неизвестными оставались лишь день и час наступления.

— Судьба подымает нас на гребень истории, — сидя в автомашине, многозначительно произнес генерал Шаров. — Приятно сознавать, что мы — непосредственные участники этой решающей битвы.
Я согласился с ним.

Готовясь к берлинским боям, наш корпус в составе 1-й гвардейской танковой армии прошел с боями не одну тысячу километров, действуя чаще всего в оперативной глубине противника. Путь этот был суровым и длительным. Боевое мастерство гвардейцев ковалось на полях Подмосковья, под Орлом, Курском, Белгородом, в степях Украины, в Польше, на берегах Балтийского моря и Одера.

— Не будем закрывать глаза на действительность, — тревожился в эти дни Шаров, — мы не имеем достаточного опыта ведения боя в крупных городах. Восполнить этот пробел можно только дерзостью, смелостью и высоким мастерством.
— Василий Михайлович прав, — поддержал Шарова гвардии полковник Воронченко, — придется приспосабливаться к новой обстановке. Танкистам генерала Богданова предстоит нанести удар вдоль северной кромки Берлина, нам же следует вбить клин почти в самый центр.

...В помещении штаба неугомонно трещат телефоны, мы с минуты на минуту ждем приказа о наступлении. Под шум кипящего тульского самовара подолгу изучаем по картам и планам направления водных каналов, улиц, наличие баррикад, опорных пунктов, подземные инженерные сооружения Берлина, подсчитываем концентрацию живой силы и техники на километр обороны противника.

Мы готовились терпеливо, старательно, пристально всматривались в каждую складку местности, в каждую улицу, каждый дом, отчетливо сознавая, что все это превратится в опорные пункты. Большое внимание на занятиях уделялось подготовке и выучке личного состава. Каждый солдат должен не только обнаружить, отыскать вражескую цель, но и определить способы ее ликвидации. А значит, уметь вести разведку и бой всюду, в любых узлах сопротивления — в домах, на этажах, на чердаках, в подвалах, на лестничных клетках.

На созданном в нашем тылу полигоне была сосредоточена вся трофейная техника гитлеровской армии: «тигры», «пантеры», орудия разных калибров, фаустпатроны. Все это не являлось для нас какой-то новинкой. Мы видели ее в боях и успешно боролись с нею. Но не все знали, как использовать эту технику против врага. Уметь бить противника его собственным оружием — весьма сложная задача.

Заслуживает большой похвалы работа командующего артиллерией корпуса гвардии полковника Константина Ахиллесовича Паппа. Почти все орудийные расчеты противотанковой артиллерии прошли через его руки. Он старательно учил, как нужно стрелять по вражеским танкам, артиллерийским орудиям, дотам, дзотам, как нужно поддерживать огнем, сопровождать танки и самоходки в ближнем бою.

К моменту выхода танковых войск на плацдарм, к рубежу ввода в прорыв, общевойсковая пехота должна освободить маршруты, колонные пути и районы выжидания. Танковые и механизированные войска, как правило, выдвигались на плацдарм в ночь перед атакой. Наша задача в этом конкретном случае — сохранить внезапность. Однако взаимодействие танковых подразделений с общевойсковой пехотой и авиацией на этом не кончалось. Мы организовывали взаимодействие по времени и рубежам на всю глубину планируемой операции и боя. С нами наступали и постоянно находились рядом приданные артиллеристы и авианаводчики, которые в любую минуту могли вызвать в нужное место огонь артиллерии и авиации.

Призыв Военного совета нашей армии бороться за честь первым открыть огонь по Берлину и первым ворваться в Берлин еще выше поднял боевой дух соревнования среди личного состава корпуса. Пример, как и всегда, показывали коммунисты и комсомольцы, которых в составе боевых экипажей и расчетов было большинство. Многие гвардейцы ускоренными темпами изучали немецкий язык. Мы, как школьники, зубрили на память особо ходовые слова и фразы. Записывали в блокноты трудно запоминающиеся названия рубежей, опорных пунктов, через которые потянутся на Берлин наши боевые порядки.

Как никогда ранее были предусмотрены все детали, все мелочи, которые могли бы повлиять на успех боя, детально отработаны с командирами бригад и их штабами возможные варианты построения боевых порядков, организация взаимодействия и управления как внутри наших войск, так и со стрелковыми соединениями, на участке которых нам предстоял ввод в прорыв. Окончательно были отработаны и увязаны вопросы взаимодействия с соединениями генерала Чуйкова. Подробно изучены маршруты, колонные пути до плацдарма и районов сосредоточения. Заканчивались последние приготовления к решающей схватке.

...Кюстринский плацдарм, с которого ударная группировка 1-го Белорусского фронта вот-вот начнет наступление, до отказа забит войсками и техникой. Не спят солдаты, не спит вся Советская страна, с затаенным дыханием ожидая начала последней завершающей битвы. По замыслу фронтового командования танковые армии будут вводиться в прорыв только после захвата общевойсковыми армиями второй полосы обороны противника — Зееловских высот.

В ночь перед атакой и вводом в прорыв никто из нас ни на минуту не смыкает глаз. Прижавшись к песчаным сыпучим буграм, я со своей оперативной группой — командующим артиллерией корпуса полковником К.А. Паппа и двумя офицерами оперативного отдела штаба корпуса — напряженно ждем сигнала для атаки. Мысленно представляю командиров бригад и полков, мчащихся по полю боя на своих неудержимых танках — полковников Темника, Анфимова, Гаврилова, Лактионова, мастеров ближнего боя майоров Жукова, Шустова, Графова...

Стрелки часов уверенно приближаются к заветной цифре. Ночь, как по заказу. Темень непроглядная. Изредка постреливает артиллерия.

Еще раз проверяю по телефону готовность бригад и докладываю о ней командарму Катукову.

Московское время — 5.00. Берлинское — три часа ночи. Оглушительные раскаты артиллерийских залпов возвещают о начале Берлинской операции. Десятки тысяч орудий, тысячи «катюш» приступают к мощной методической обработке немецкой обороны...

История войн еще не знала такой плотности артиллерийских средств на километр фронта обороны, как в этой операции. От грохота артиллерии, продолжавшегося минут тридцать, дыбилась земля. Тугая взрывная волна взметала к небу гигантские клубы пыли, дыма. Рассеиваясь, они наполняли чистый весенний воздух удушливым запахом пороховой гари. Казалось, боевая канонада все заслонила: не слышно ни людских голосов, ни телефонных звонков, ни тревожных позывных радиостанций. 

После артобработки свое слово сказала авиация.

Внезапная подсветка позиций противника ослепительными лучами прожекторов послужила сигналом общей атаки на кюстринском плацдарме. Вперед двинулись танки непосредственной поддержки пехоты, за ними, припадая к земле, устремились бойцы, уничтожая уцелевшую в окопах и траншеях вражескую живую силу.

К 12 часам войска 8-й гвардейской армии генерала В.И. Чуйкова прорвали первую полосу обороны, но в районе Зееловских высот встретили сильное сопротивление противника. Продвижение вперед застопорилось.

Сложившаяся неблагоприятная обстановка вынудила командующего фронтом Г.К. Жукова преждевременно ввести в бой 1-ю гвардейскую танковую армию. Было ясно: нельзя дальше допускать затухания атаки. Для развития общего успеха в прорыв должны безостановочно вводиться танки и пехота.

В 14.00 первый эшелон 8-го гвардейского мехкорпуса выступил с исходного рубежа и обогнал пехоту 28-го стрелкового корпуса в районе высоты 11,9; к 15.30 ударом с фронта и фланга овладел населенным пунктом Захсендорф. При дальнейшем продвижении бригады корпуса встретили упорное сопротивление на рубеже Зееловских высот.

В течение дня противник шесть раз контратаковал наши части, но выбить нас из Захсендорфа ему не удалось. Немцы потеряли убитыми 700 человек, пленными 300, было подбито 12 «тигров» и сожжено три самоходки, захвачено 10 орудий. Эхо боя все сильнее и настойчивее пробивалось к Зееловским высотам. Танкисты генерала Катукова и пехота Чуйкова дружно шли в атаку, отсчитывая последнюю сотню предберлинских километров.

К сожалению, наш маневр был ограничен: танки и пехота двигались почти впритык. В первый день боя нам так и не удалось прорвать тактическую зону и проникнуть в оперативную глубину. Прав был командующий фронтом, когда предупреждал нас: чем ближе наши войска будут подходить к Берлину, тем ожесточенней будет сопротивление немцев.

Перед густой сетью окопов, ходов сообщений, минных полей и других инженерных сооружений полевого типа грозно нависли Зееловские высоты — ключевая позиция немецкой обороны. В жестоком бою невероятными усилиями танкистов, мотопехоты и артиллерии частей Анфимова, Темника, Гаврилова был прорван один из участков обороны противника, и части корпуса вышли на рубеж западнее местечка Зеелов.

Натиск с нашей стороны усиливался, но возрастало и сопротивление немцев. Танки в упор расстреливали огневые точки противника, с большим трудом выковыривая словно бы вросших в землю фашистских пехотинцев. Предпринятая немцами еще одна контратака силами до двух полков и сорока танками из района западнее населенного пункта Дольгелин успеха не имела.
Вторые сутки на дальних подступах к Берлину шли кровопролитные бои. С полным напряжением сил приходилось брать каждый метр земли, каждую складку местности. Личный состав бригад проявлял отличную выучку и незаурядное мужество. Даже раненые—солдаты и офицеры не покидали поле боя.

В отражении вражеских контратак отличился мотострелковый батальон майора А.М. Кунина из 20-й Залещицкой механизированной бригады. Батальон уничтожил 4 легких танка, самоходку и до роты пехоты благодаря хладнокровию, выдержке и смелости его командира.

Батальон Героя Советского Союза капитана Владимира Александровича Бочковского прямой наводкой подбил 9 танков, уничтожил артиллерийскую батарею, несколько автомашин и до роты вражеской пехоты. Особенно отличился рядовой этого батальона В.К. Крутаков. Устроившись на корме танка Т-34, он наблюдал за передвижением фашистского фаустника, который замаскировался на нашем пути. Боец Крутаков соскочил с танка, незаметно приблизился к фаустнику и забросал его гранатами.
За проявленное мужество В.К. Крутаков награжден орденом Красного Знамени.

Храбро дрались при отражении контратак врага артиллеристы отдельного дивизиона «катюш» под командованием майора Ю.С. Геленкова. Прямой наводкой, почти в упор, залпами расстреливали они танки и живую силу противника. Дивизион уничтожил более 100 танков и до двух батальонов пехоты.

Танковый батальон гвардии майора Графова для отражения контратак врага занял фланговое положение. Когда фашисты двинулись в контратаку, их прямой наводкой расстреляли танкисты Владимира Сергеевича Графова. В этом бою было уничтожено 15 танков, артиллерийский дивизион и до роты пехоты.

Несмотря на тяжелые, непрерывные бои, некоторые неудачи, среди личного состава корпуса, как я заметил, царила атмосфера уверенности, собранности и деловитости.

18 апреля вторая половина дня обозначилась некоторым успехом. Части корпуса преодолели мощный заслон на Зееловских высотах и овладели населенными пунктами Зеелов и Фредерсдорф. Пала еще одна важная позиция немецкой обороны на ближних подступах к Берлину. Впереди плотным поясом лежала река Шпрее, голубели водоканалы, горбились многочисленные полосы инженерных оборонительных сооружений полевого и долговременного типа.

К исходу дня части корпуса успели отбить еще одну вражескую контратаку. Наступление развивалось медленно, немцы вводили в бой все новые и новые резервы, и корпус так и не выполнил дневной задачи: глубокая и плотная оборона противника не позволяла нашим войскам вести широкий маневр.

Наплывала темнота. На нашем направлении затихали выстрелы. Местами еще полыхали пожары и сверлили темное небо сигнальные ракеты. Западнее Зеелова начиналась холмистая местность с большим количеством лесных массивов, которые прикрывали отход немецких войск. Здесь дымились землянки, догорали склады; тщательно замаскированные в мелком кустарнике, сиротливо стыли брошенные солдатские кухни. Наши «виллисы» на большой скорости неслись к развилке дорог, где задержалась моя оперативная группа.

— Товарищ генерал-майор, — подскочил ко мне майор Коваленко, — командарм Катуков требует ускорить темп наступления и к исходу суток доложить о выполнении поставленной задачи. Дополнительные боевые распоряжения бригадам отданы, связь с соседями восстановлена.

Наступил рассвет. По всему фронту заговорили танковые пушки и артиллерия, потянулись эскадрильями на вражескую столицу советские бомбардировщики, грозно сверкая серебристыми крыльями в безоблачном небе.
Вскоре командиры 1-й гвардейской Чортковской танковой и 20-й гвардейской Залещицкой механизированной бригад полковники Абрам Матвеевич Темник и Алексей Игнатьевич Анфимов по радио доложили о том, что плотная лавина танков и пехоты противника из района Макенсдорф обрушилась на смежные фланги их бригад. В тяжелом положении оказались танкисты подполковника Гаврилюка, майора Жукова и мотострелковый батальон майора Кунина, которые отбивали яростные атаки врага.

Получив тревожную радиограмму, я выехал в Макенсдорф к Темнику. Первое, что бросилось в глаза, — это лавина огня. Пламя быстро расползалось по крышам домов немецкого селения, заливало улицы. Любой ценой гитлеровцы пытались приостановить наше продвижение на запад. Введенная мною в бой из второго эшелона корпуса механизированная бригада полковника Гаврилова нанесла по противнику удар с северо-запада.

После двухчасового напряженного боя вражеская группировка начала отход, недосчитавшись более двух десятков подбитых и сгоревших танков, сотен солдат и офицеров.

Закончив по радио разговор с командармом, я пришел к выводу, что Катуков доволен предварительным итогом боевого дня.
Вечерело. Части корпуса по пятам преследовали отходящего противника. Сырой упругий ветер старательно относил на запад глухие раскаты канонады. Под стальными гусеницами мощных КВ и Т-34 дрожала земля. Грозные машины одна за другой перекатывались через окопы и траншеи немецкой обороны, которые в панике покинули гитлеровские вояки.

Наконец, гвардии полковник Владимир Парфенович Воронченко доложил мне, что разведчики 20-й механизированной бригады переправились через реку Шпрее у города Фюрстенвальде и захватили плацдарм. Но особо отличились гвардейцы майора Графова. Его отряд в составе пяти танков, трех самоходных артиллерийских установок, четырех бронетранспортеров и роты автоматчиков получил приказ занять город Эркнер, захватить мосты через канал между озерами Фланкен-зе и Демериц-зе. Разведчики внезапным ударом с тыла овладели Эркнером, пленив пятитысячный гарнизон. Едва определив, что ведущая к железнодорожному мосту дорога не заминирована, Графов принял решение прорваться туда на большой скорости. Дерзкий замысел был успешно осуществлен. Разведчики отразили три вражеских атаки, стойко удерживая ключевые позиции до подхода основных сил корпуса. За эту блестяще проведенную операцию Владимир Сергеевич Графов был удостоен звания Героя Советского Союза.

Итак, началась битва за подступы к Берлину. Буквально на глазах столица фашистской Германии там, где проходила линия обороны, превращались в груды развалин. Наша пехота — царица полей — вместе с саперами, поддерживаемая краснозвездными танками, самоходками и артиллерией, прокладывала путь от дома к дому. Не просто бой — сражение шло за каждый подвал, этаж, комнату, чердак. Горели и рушились здания, в которых прочно засели гитлеровцы.

«Неужели такой ад, начавшийся в январе этого года, может столь долго продолжаться? — недоумевал в своих показаниях пленный фашистский офицер. — Невозможно осознать всего того, что произошло между Вислой и Одером, Одером и Берлином. Сорок пятый год — это последний акт величайшей трагедии моего народа», — признал он в заключение.
Гитлер загнал в окопы, как показали последние бои, не только нестроевых солдат и седовласых стариков, но и безусых юнцов. Заметно падал боевой дух вояк немецкой армии, служащих государственных учреждений, постепенно развеивался фашистский угар и среди гражданского населения.

Помню, корпусной разведчик подполковник Андрияко зачитал нам как-то отрывки из писем немецких офицеров и солдат: «Милая Моника! — писал в одном из своих, очевидно, последних, посланий некий Ганс Ш. из Мюнхена. — Пишу тебе, видимо, последнее письмо. Я погиб! Нет жизни нам ни на земле, ни на небе. Все горит и рушится. Русские наступают, и вряд ли какая сила остановит их».

«Мой ангел! — это отрывок из второго письма. — Мы с другом потеряли счет суткам. Русские беспрерывно атакуют. Пропал и аппетит и сон: Мы обросли, оборвались. Не видно конца этой проклятой жизни. Часы мои остановились. Вот так, ангел мой, может остановиться мое сердце, и ты не будешь знать, где похоронен твой любимый муж...»

Безысходной тоской, разочарованием веет и от письма рядового Ш., уроженца Гамбурга: «Милая! Жизнь моя висит на волоске. Русские прижимают нас к Берлину. Отступать некуда...»

20 апреля 1945 года мотострелковый батальон 21-й гвардейской механизированной бригады под командованием капитана Казимира Адамовича Томашевского, проявляя исключительное мужество, первым форсировал Шпрее и захватил плацдарм на ее противоположном берегу. Отразив контратаку немцев, он обеспечил форсирование реки остальным подразделениям бригады. В этом бою капитан К.А. Томашевский был тяжело ранен, но не покинул поле боя, руководил батальоном до полного разгрома гитлеровцев на плацдарме.

Командир танковой роты разведывательного мотоциклетного батальона старший лейтенант Александр Петрович Долгов, действуя в составе разведывательного отряда майора Графова по захвату города Эркнера и переправ через каналы, стремительным броском овладел в тылу врага железнодорожной станцией Ханхельберг, перерезал железнодорожную магистраль Фюрстенвальде—Берлин. 21 апреля его рота овладела переправой через канал, соединяющий озера Демериц-зе и Фланкен-зе, и вышла к двухколейному железнодорожному мосту длиной в 120 метров, проходившему через канал. Уничтожив охрану, рота заняла оборону и успешно отразила контратаку врага. В течение двух часов танкисты совместно с десантом пехоты вели жаркий бой с численно превосходящими силами противника и удержали мост до подхода передовых частей корпуса.

За оперативное решение поставленных задач, проявленные в боях воинскую доблесть и мужество офицерам-гвардейцам Томашевскому Казимиру Адамовичу и Долгову Александру Петровичу присвоено звание Героя Советского Союза.

21 апреля части корпуса пересекли кольцевую берлинскую автостраду, преодолев последние опорные пункты перед Берлином — Кёпеник и Адлерсхоф. На пятый день наступления первый эшелон корпуса — 1-я гвардейская танковая, 20-я и 21-я гвардейские механизированные бригады вышли на окраину Берлина. Боевая канонада не стихала. Наша авиация массированно бомбила Берлин, расчищая путь войскам.

   Оглавление   Далее >>