ВСТРЕЧА С МОСКВОЙ И НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

В напряженных боях промелькнуло лето, приближалась третья военная осень — пора дождей, промозглых ветров и непролазной грязи. Бои на ряде направлений Калининского фронта не затихали.

Захваченные штабные документы, дневники, протоколы допросов немецких пленных свидетельствовали о том, что у гитлеровских генералов и офицеров заметно подупал боевой дух и снизилась воинская дисциплина. Многие из них уже думали не столько о наступлении, сколько об отходе. Поводов для этого было более чем достаточно: один за другим, точно-мыльные пузыри, лопались гитлеровские планы.

Наступая на отдельных участках, они уже больше не рвались вперед, очертя голову, а делали это осторожно и осмотрительно. Враг был еще достаточно силен, но не так самоуверен и спесив.

15 ноября 1943 года мне было предписано сдать бригаду и спешно выехать в Москву.
Сборы военного человека недолги. Я выехал из бригады хмурым утром, которое было под стать моему настроению. Всегда тяжело оставлять коллектив, где служба и дружба скреплены кровью.

Вместе со мной в Москву ехали и мои старые фронтовые друзья — ординарец сержант Алексей Иванов и водитель рядовой Михаил Шиш. Свела судьба нас еще в первые дни войны. В который раз мы сообща делим километры походно-боевой жизни! Я знаю их как мужественных и стойких солдат. В самые трудные минуты боя они не теряли самообладания, своим примером воодушевляли воинов на ратные подвиги.

«Виллис» бодро рвался вперед, хотя и буксовал на разбитом большаке. Мы ехали по освобожденной земле. Мимо мелькали оборонительные рубежи. На полях пестрели обугленные землянки, окопы, траншеи, артиллерийские и танковые позиции, воронки. У сожженных врагом населенных пунктов копошились изможденные жители: старики, женщины, дети. Они приспосабливали бывшие солдатские землянки под временное жилье. Рассчитывать на лучшее пока не приходилось.
Наконец, мы выбрались из лабиринта проселочных дорог на автостраду Москва — Минск. Мотор нашей машины, словно бы помолодев, заработал четко и мелодично.

Повсюду следы недавних боев. Поля захламлены сгоревшей и разбитой немецкой техникой, и под нею будто стонет изуродованная снарядами и бомбами земля. Здесь зимой 1941 года был развеян миф о непобедимости гитлеровской армии.
Мы подъехали к Бородинскому полю, где наши соотечественники в 1812 году нанесли роковой удар по не знавшей поражений наполеоновской армии. Это было вдвойне символично. Я почему-то вспомнил исторический анекдот о Наполеоне, проигравшем Бородинское сражение потому, что у него был насморк. «А какие анекдоты, — подумал я, — будут рассказывать потомки о Гитлере?»

Мелькали полосы, рубежи полевых и долговременных вооружений. Казалось, им не будет конца. Плотной стеной, круто задрав в небо стволы, застыли наши зенитки. В голубой выси серебристо мерцали аэростаты. Дружными стайками бороздили осеннее небо ястребки, зорко охраняя Москву от вражеских воздушных пиратов.

Столица еще не сняла с себя серой маскировки и выглядела настороженной и по-военному подтянутой. На улицах прохожих отсутствовали улыбки. Не слышно было веселой музыки. Время от времени тишину нарушал резкий тревожный рев сирены, предупреждавшей город о воздушной опасности. По вечерам улицы были пусты и темны.

Зима в этом году выдалась ранняя, и на заснеженных проспектах уже несколько дней вовсю разгуливал мороз.

В Москве я пробыл недолго. Здесь, как и везде, дорожили временем. Все учреждения, Наркомат обороны и его ведомства работали круглосуточно. Офицеры и генералы, прибывшие с фронтов, принимались вне очереди. Уже на второй день, утром, меня принял командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии маршал бронетанковых войск Яков Николаевич Федоренко. Говорил кратко, деловито, изредка пересыпая речь украинскими поговорками. Настроен был благодушно, однако не забыл напомнить мне об операции в районе города Белый, закончившейся для нас не весьма удачно.
— Поймите меня правильно, полковник, я вспоминаю о тяжелой поре неудач с тем, чтобы в будущем не повторять подобных ошибок. Мощь танков в современном бою нужно использовать оперативно и тактически грамотно. А то ведь бывают случаи, когда танки таскают без надобности по разным направлениям. На всякий случай. Это недопустимо!

Беседа продолжалась около часа. В конце разговора маршал поднялся:
— Завидую вам, товарищ Дрёмов. Вы отбываете в 1-ю танковую армию на должность заместителя командира 8-го механизированного корпуса. Это замечательный коллектив, о боевых делах его знает вся страна.

Мы покидали столицу в предрассветный час, когда город еще спал. Не ухали зенитки, не бороздили небо самолеты. Путь наш пролегал через Серпухов, Тулу, Орел, Курск в район Сум, где производила доукомплектацию 1-я танковая армия.

И снова знакомые картины разрухи. На орловско-курских землях те же следы войны, что и на Смоленщине, и в Подмосковье. Но, как трава на пожарище, пробивалась повсюду жизнь. В уцелевших кое-где домах торчали в окнах жестяные трубы, из них струился дымок. На дорогах и улицах освобожденных городов встречались голубоглазые веселые регулировщицы или пожилые с залихватскими усами солдаты-регулировщики.

С болью в душе я проезжал Рыльск. Отсюда началась моя походно-боевая жизнь. Где то теперь мои близкие?.. И здесь оставила война свои отметины.

Много позже я узнал, что жена с двумя больными малышами эвакуировалась уже с последними отступающими частями. Долгое время они блуждали по прифронтовой полосе вместе с такими же беженцами, подвергаясь частым вражеским артобстрелам и бомбежкам. Только во второй половине 1943 года я получил уведомление от секретаря райкома партии города Рыльска А.С. Киреева, что жена моя и дети — живы, находятся в городе Ртищево Саратовской области.

Наконец, мы въезжаем на земли Украины. Повсюду пестрят таблички: «Мин нет». Саперы разминируют дороги и здания, возводят мосты. Связисты, словно воробьи, облепили телеграфные столбы — налаживают постоянную связь.


Армия спешно пополнялась и готовилась к новым боям.

Вечерело, когда «виллис» подъехал к контрольно-пропускному пункту штаба 1-й танковой армии.

«Сколько же лет мы не встречались с генерал-лейтенантом Катуковым? — силился я вспомнить. — Сколько воды утекло? Пожалуй, более десяти годков пролетело».

В вечернем мраке терялась проселочная дорога, ведущая к штабу армии. Шофер невольно сбавил газ. Наконец, мы остановились у штаба.

Командующий, внимательно выслушав мой доклад, неожиданно заключил меня в объятия. Михаил Ефимович был, как всегда, бодр, энергичен, подтянут. Ладно седевший на нем генеральский китель подчеркивал отличную военную выправку. Беседа, хоть и недолгая, подкупала теплотой, дружественностью. Поставленные задачи не вызывали никаких вопросов.

М.Е. Катуков представил меня начальнику штаба 1-й танковой армии генералу М.А. Шалину. Михаил Алексеевич произвел впечатление несколько суховатого, но делового работника.

Встреча закончилась скромным ужином. В тот же ветер я выехал на станцию Дарница, где корпус получал танки и самоходки.
Декабрьский морозный рассвет застал меня на окраине древнего Киева. Столица Украины словно постарела, стала неузнаваемой. В хаосе развалин потерялись площади, парки, улицы, переулки. Черными скелетами высились обгоревшие остовы домов. Грудами лежали на тротуарах загубленные войной каштаны.

Я переехал через скованный льдом Днепр по временному деревянному мосту. Прежний красавец-мост лежал на дне реки, ощетинившись покорёженными стальными фермами.

Дарница работала круглые сутки. Один за другим шли эшелоны, подвозя военные грузы.

Передышка наша кончилась. Доукомплектованные части корпуса были готовы к введению в бой. Как раз в эти горячие дни мне было присвоено звание генерал-майора.

Из-за нехватки времени как-то не удавалось в спокойной обстановке познакомиться с командным составом корпуса. Этот существенный пробел пришлось восполнять уже в ходе боевой операции.

Беглое знакомство с командирами бригад и командирами корпусных частей и их штабами оставило хорошее впечатление. Опытный, сплоченный коллектив. Все они, как один, перенесли и горечь неудач в первые месяцы войны с фашистами, и радость боевых побед.

Здесь же, в корпусе, я снова встретился со своим боевым другом Петром Ивановичем Солодахиным. Его, как и меня, перевели на 1-й-Украинский фронт.

   Оглавление   Далее >>