Оглавление
...
Дерзкие рейды
Встреча с «катюшами»
Командир танковой роты Самохин
...

Дерзкие рейды

 В то время, когда мы отбивали атаки гитлеровцев у села Первый Воин, разведывательная группа капитана Виктора Гусева подошла к предместьям окутанного дымом Орла. Скрытно разместив свои семь тридцатьчетверок в густом березняке, капитан выдвинулся на опушку леса. В бинокль было видно, как по шоссе запада в город втягивается колонна грузовиков с войсками и орудиями на прицепе.

Гусев окинул взглядом окраины Орла. Важно было определить систему вражеской обороны. Ничего подозрительного капитан не обнаружил. Высланная вперед пешая разведка подтвердила наблюдения командира. Решение созрело мгновенно: ворваться в город на полном ходу и боем разведать силы противника.

Когда чуть стемнело, танки ворвались в город. Ведя огонь из пушек и пулеметов, они вихрем пронеслись по улицам и площадям. Гусеницы тридцатьчетверок, словно спичечные коробки, сминали повозки, грузовые автомобили.

Страшная паника охватила гитлеровцев, они ошалело метались по улицам от одного дома к другому, вели беспорядочный огонь. Бой на улицах Орла длился около трех часов, пока у наших не кончились боеприпасы.

Гусев вывел свою группу за окраину и поставил танки в засаду вдоль шоссе. Ночью танкисты услышали шум моторов. По силуэтам все же определили: противник.

Первыми же выстрелами были подбиты два фашистских танка. Остальные вражеские машины, отстреливаясь, стали отходить.

Результаты дерзкого налета на Орел наших танкистов-разведчиков стали известны несколько позже. О них сообщили нам орловские подпольщики. Группа Гусева уничтожила много техники и живой силы противника. Ценные сведения дали и захваченные пленные. Эти данные помогли разгадать дальнейшие замыслы врага.

Группа, возглавляемая старшим лейтенантом Бурдой, свернув с Мценского шоссе влево, проселками двигалась в обход Орла. Разведчикам удалось раздобыть сведения, из которых стало известно, что на рассвете пятого октября фашисты намерены двинуться из Орла на северо-восток. Ближайшая цель — захват Мценска. Эти данные были немедленно переданы по радио лично Катукову, они помогли нашему командованию заблаговременно принять необходимые меры.

Но старший лейтенант и сам не хотел оставаться без дела. И он принимает решение устроить засаду на пути следования колонны противника. Бурда понимал, что сражаться придется в неравных условиях: у него восемь танков, а у фашистов, как показал пленный, только в авангарде батальон, значит, считай, тридцать машин. Но драться с противником, имеющим превосходство в силах, ему было не впервой. Еще четырнадцатого июля под Белиловкой его рота, в которой оставалось всего пять танков Т-28, разгромила большую колонну гитлеровцев, сопровождаемую пятнадцатью самоходками. Бывали случаи, когда соотношение сил равнялось один к пяти, но и тогда Бурда выходил победителем. Выручали смекалка, хитрость и вера в свою военную удачу, не покидавшая его даже в самые тяжелые моменты.

Вот и теперь, собрав танкистов, старший лейтенант сказал, хитро улыбаясь:

— Давайте, друзья, займемся арифметикой. Скажите, сколько будет дважды два? Только заранее хочу предупредить, что тот, кто скажет — четыре, ошибется. Каждая наша тридцатьчетверка по боевым свойствам стоит двух немецких танков. Так? А если так, то, значит, у нас не восемь танков, а все шестнадцать. Считаем дальше. В руках умелого и смелого бойца оружие обретает двойную силу. Выходит — уже тридцать два. Теперь возьмем коэффициент «3» на внезапность. Вот и получается — девяносто шесть. Стало быть, в завтрашнем бою мы будем втрое сильнее фашистов.

По рядам сидящих танкистов прошел одобрительный гул. Александр вынул карту, и они вместе обсудили, где лучше устроить засаду. В это время разведчики привели парня в форме железнодорожника, который назвал себя членом Орловского райкома ВЛКСМ и показал в подтверждение комсомольский билет.

— Есть возможность прихлопнуть фашистов, — сказал парень. — На товарной станции только что разгрузился артиллерийский дивизион. Двенадцать пушек—зениток на платформе стоят. А охраны почти никакой — один часовой с автоматом.

Недолго раздумывая, Бурда направил туда взвод танков под командованием Лавриненко.

Танкисты ворвались на станцию и с ходу атаковали гитлеровцев. От вражеских зениток остался один металлолом. Попутно тридцатьчетверки разбили все путевые стрелки, опрокинули несколько вагонов, подожгли состав с бензином.

Лавриненко с товарищами едва успели вырваться из пожарища.

Опомнившись, фашисты бросили в обход разведгруппы пятнадцать танков с автоматчиками на броне, но здесь их ожидал новый сюрприз: Бурда, предвидя подобный вариант, спрятал в засаде взвод Петра Молчанова. Огонь его танков сделал свое дело: загорелось пять вражеских машин, полегло два взвода автоматчиков, остальные отступили.

В воздухе появилась «рама» — самолет-разведчик. Сделав два круга, «рама» убралась восвояси. «Не иначе как бомбить нас собираются»,— подумал Бурда и быстро отвел свою группу в лес, близ села Кофанова. Танкисты замаскировались и стали наблюдать. Вскоре появились бомбардировщики — около двадцати «юнкерсов» — и начали молотить по тому месту, где догорали танки с желтыми крестами на бортах. Сбросив бомбы, «юнкерсы» ушли.

— Полетели Гудериану докладывать, дескать, операция прошла успешно, русских с землей смешали, — сказал, усмехаясь, Бурда. — Ну что же, это нам только на руку. Теперь мы здесь полные хозяева, а о себе завтра еще раз напомним.

Бурда приказал товарищам выдвинуться на опушку леса и стать в засаду фронтом на шоссе, идущее от Орла на Мценск.

С рассветом на шоссе вышла колонна танков в сопровождении бронетранспортеров.

Подпустив врага на близкое расстояние, бойцы ударили по нему сосредоточенным огнем. Сразу загорелись два танка и три бронетранспортера.

Тем временем Лавриненко вихрем налетел на мотопехоту. Гитлеровцы в панике бросились кто куда. Очень немногим фашистам удалось выскочить из ловушки, которую устроили им наши танкисты.

Бурда попытался связаться по радио с Катуковым, но рация вышла из строя.

— Будем действовать самостоятельно! 

Он повел свою роту проселочными дорогами, идущими параллельно основной магистрали. Это дало танкистам возможность вести непрерывное наблюдение за противником. Иногда встречались маршевые колонны фашистов, но Бурда пропускал их. Лейтенанты Лавриненко и Молчанов недоумевали; чего медлит их командир?

— Рано, рано, друзья,— одергивал Александр своих горячих товарищей.— Если уж рисковать, так с толком.

Какое-то внутреннее чувство подсказывало старшему лейтенанту, что нужно удерживаться от мелких стычек и беречь силы для более серьезного дела.

А в штабе с тревогой ожидали вестей от группы Бурды. Два дня и ночь дежурили радисты у рации в надежде получить от нее весточку.

Полковник Катуков долго отбрасывал горестные предположения.

«Плохого не могло случиться. Последние сообщения Бурды радостны, — говорил он начальнику штаба. — Налет на товарную станцию, разгром преследователей у Кофанова, отход в лес...»

Но после возвращения группы комбата Гусева и двух суток молчания в эфире помрачнел и он.

И вот Александр Бурда объявился. Объявился в самое нужное время. Сделанное им можно по праву назвать подвигом. В недавно вышедшей книге «3аря победы», написанной бывшим командиром корпуса генералом армии Д.Д. Лелюшенко, так сказано об этом: «Выручил нас... Александр Бурда. Он со своей боевой ротой вышел-таки из немецкого тыла, повел машины прямо на гул сражения и дерзко ударил по боевым порядкам и штабу 4-й немецкой танковой дивизии.

Атака небольшой танковой группы Бурды была ошеломляющей. Фашисты, по-видимому, решили, что их окружают, и стали пятиться. Воспользовавшись этим, части корпуса перешли в контратаку пехотой с фронта, танками с флангов».

И далее:
«Мы уничтожили до полусотни танков, тридцать пять орудий, много живой силы неприятеля и отбросили его в исходное положение. Неожиданный удар Бурды изменил обстановку на фронте всего корпуса».

Радостной была встреча комбрига Катукова со старшим лейтенантом Бурдой после боя. Катуков обнял и расцеловал Александра.

— Ну герой! Ну молодец!
— По вашему рецепту действовал, товарищ полковник: глазомер, быстрота и натиск!
— Рецепт, положим, не мой, а старика Суворова. А то, что это верно, — улыбнулся Катуков, — вы только доказали своими действиями. В общем, крепко проучили гитлеровцев.

Вечером полковник пригласил к себе на КП командиров батальонов и рот для подведения итогов минувших боев. Еще в период формирования и учебы Катуков завел порядок — делать разбор действий подразделений, отмечать, что было хорошо, а что плохо. Этот порядок остался нерушимым и в боевой обстановке.

— Каждый бой для нас — школа, — часто говорил полковник, — анализируй, взвешивай, сопоставляй, вскрывай недостатки, подмечай положительное. Незазорно и у неприятеля кое-чему поучиться: есть что хорошее — перенимай.

Вот и на сей раз Катуков подметил целый ряд оплошностей в действиях некоторых комбатов и командиров рот. Уж на что, казалось бы, успешно действовал капитан Гусев, а и ему упрек — плохо организовал взаимодействие с пехотой, не поддержал её вовремя огнем, в результате чего противнику удалось ворваться на позицию минометной роты и здорово ее потрепать.

Однако общие выводы были положительными. Мы одержали верх над противником, имеющим десятикратное превосходство в танках и людях. Немецкому шаблону на поле боя наши бойцы и командиры противопоставили разумную инициативу, новаторство, способность успешно действовать в условиях быстро меняющейся обстановки.

Встреча с «катюшами»

Между тем гитлеровское командование подтягивало новые силы.

Мы тоже не дремали. Продолжая укреплять оборону, наши части также произвели перегруппировку. На левый фланг стал батальон Гусева, Бурда со своей, ротой — в центре. Правый фланг нашего батальона прикрыла рота старшего лейтенанта Самохина. Часть танков была выделена для засады. На все танкоопасные направления выдвинуты батареи противотанковых пушек, а мотострелковый батальон прикрыл свои фланги расчетами ПТР. Отдельные бойцы-пехотинцы заняли ячейки, чтобы встретить фашистские танки бутылками с горючей смесью.

Кроме того, командование фронтом решило поддержать нас огнем реактивных минометов. Тогда мы еще не представляли, что это такое.

Катуков не стал ждать, когда фашисты обрушат на нас свои удары. «Упредить противника!» — таково было его решение.

Время подготовки было назначено на утро следующего дня. Наибольшая плотность огня планировалась по ударным группировкам противника, нацелившимся на наши фланги. 

Первыми подали свой голос эрэсы. Предрассветную тишину расколол залп восьми установок.

Огненные стрелы прорезали не успевшее еще посветлеть небо. Сплетенные поначалу в один яркий жгут, они затем веерообразно разошлись по сторонам. Загудела, задрожала от взрывов земля. В стане врага загорелись танки, автомашины, взрывались боеприпасы, баки с горючим. Невообразимая паника охватила фашистских вояк, застигнутых врасплох внезапным смертоносным ударом.

И тут же по врагу открыла огонь наша артиллерия. Пушкари и минометчики еще раз прошлись по расположению вражеских войск, уничтожая уцелевшие огневые точки.

«Вот удачный момент для перехода в контратаку», — подумал я. Действительно, минут через пять в эфире прозвучал кодовый сигнал «Тайфун», что означало: «Всем вперед!». Катуков продублировал его открытым текстом.

Взревели моторы танков, и наши роты дружно пошли в атаку.

Черными глыбами маячили десятки дымившихся танков, покореженные пушки и пулеметы, трупы фашистских солдат. Лишь в километре от нашей обороны противник начал оказывать сопротивление. С высот ударило около десятка орудий. Однако уже ничто не могло остановить нашего стремительного движения вперед. Каждый думал только об одном: настигнуть врага. Остановились только тогда, когда боекомплект был почти полностью израсходован. Я дал команду своим ротам закрепиться на достигнутом рубеже. То же самое сделали другие подразделения бригады.

Мы с комиссаром помчались к установкам реактивных минометов, чтобы поздравить с успехом и сказать спасибо за помощь, а их и след простыл. Такая уж была у них тактика. Придут незаметно, сделают свое дело — и так же незаметно уйдут. После боя водитель Пшенин сказал башенному стрелку Позубняку:

— Вот бы по улицам Берлина с такой «катюшей» прогуляться.
— Дай срок, прогуляемся,— ответил Позубняк. 

Пророческими оказались эти слова. Через четыре года «катюши» прошли по улицам Берлина. Вместе с артиллерией разных калибров они расчищали путь к последней цитадели гитлеровцев — рейхстагу. Под их громовые аккорды взвилось на его куполе священное знамя победы...

Командир танковой роты Самохин

В ночь на седьмое октября бригада заняла новый рубеж обороны в районе Головлево, Шеино, прикрыв левый, наиболее уязвимый фланг корпуса Лелюшенко.

Ставка Верховного Главнокомандования запросила, смогут ли танкисты еще на несколько дней задержать продвижение врага. Ответ Катукова был краток: «Задержим!»

Мы знали, Катуков не бросает слов на ветер, и не было еще случая, чтобы он не сдержал обещания. Но на этот раз пришлось задуматься и самым отчаянные командирам. Ведь наши силы таяли с каждым днем, а к противнику все время подходили с запада свежие резервы.

Гудериан не считался с жертвами. Жажда быстрой победы заставляла его бросать в бой все новые и новые войска.

Как-то уже ночью ко мне прибежал командир роты Константин Самохин.

— Вот, посмотрите, — сказал твердо Самохин. — Задержим фашистов, как пить дать, задержим! Во всяком случае, через наш батальон они не пройдут.
— Что это у тебя? — спрашиваю я, заметив в его руках какой-то сверток.
— Схема ложных позиций... В них весь секрет. 

Всматриваюсь в схему и начинаю понимать, что предлагает Самохин: создать перед главной полосой обороны ложные позиции, заставить противника ударить по пустому месту, а затем нанести ответный удар 

— Помните, на Украине, под Бердичевом, фашисты наши кухни бомбили? Приняли их за артиллерийские батареи — и ну крошить.

Случай, о котором говорил Самохин, мне был хорошо знаком. И его предложение все больше заинтересовывало меня. Одно смущало: пойдет ли на это командование? Ведь почти всю оборону надо перекраивать: там, где проходит сейчас передний край, оборудовать ложные позиции, а настоящие — отодвигать на двести—триста метров восточнее. Хватит ли времени?

К нашему разговору присоединился Фрол Столярчук. Он уже был знаком с замыслом командира роты.

— По-моему, Константин говорит дело, — заметил он. — Во всяком случае, я — за! Уверен, Катуков нас поддержит.
В два часа ночи мы были на КП бригады.

Катуков внимательно изучил схему, сравнил ее с какими-то пометками на своей карте. Пристально посмотрев на автора предложения и на нас со Столярчуком, вдруг повеселел.

— Думал, что я один такой фантазер, ан нет, еще одна голова нашлась. Все правильно, товарищ Самохин! В одном только ошибка. Главные позиции обороны следует отодвигать на восток не на двести — триста метров, как вы предлагаете, а на пятьсот — семьсот. Сам рельеф местности это диктует.

Катуков пригласил нас к карте и указал на ряд высот, очень удобных для создания прочной обороны с опорными пунктами.

Создание ложных позиций — дело не простое. Надо сделать все так, чтобы противник принял эти позиции за действительные. Не добьешься этого — все полетит насмарку, вместо противника себя обманешь. Главное — маскировка. Все работы должны производиться в строжайшей тайне. Все это было доведено до сведения каждого бойца.

Застучали в тылу топоры, завизжали пилы. Солдаты мастерили макеты танков, пушек, пулеметов, минометов. В дело пошли бревна, доски, прутья, солома, камыш. Когда макеты были готовы, их покрасили и ночью расставили на позиции. Поблизости от сооружений действовали кочующие огневые точки. Артиллеристы открывали огонь и тут же скрытно переходили на другое место. Создавалась полная иллюзия активной обороны.

Одновременно с оборудованием ложных позиций шло создание главной полосы обороны. Здесь работы производились еще более скрытно, в основном ночью.

К исходу вторых суток все было готово. Начали ждать. Уже после полудня восьмого октября погода немного улучшилась. В сплошной облачности образовались просветы, и тут же в небе появилась пара «костылей» — немецких самолетов-разведчиков.

— Давай, давай! Фотографируй...— весело проговорил Миша Позубняк, первым заметив их.

На третьем круге «костыли» попытались снизиться, но зенитчики заставили их держаться выше.

Ночью фашисты подтянули к линии фронта пехотные части. На отдельных участках организовали разведку боем, надеясь захватить пленных и получше определить характер нашей обороны. Однако половина наших сил еще оставалась на ложных позициях, успешно противодействуя этим попыткам. Лишь перед самым рассветом наши войска отошли на главный оборонительный рубеж.

Как и следовало ожидать, утром в небе появилась фашистская авиация. Перестроившись «этажеркой», самолеты пошли на бомбежку.

Первое действие «спектакля» удалось на славу. Мы с начальником штаба батальона Воробьевым были в это время на КП у Самохина и с интересом наблюдали, как летели в воздух бревна, доски, жерди — обломки наших макетов.

— Теперь очередь за наземными войсками, — проговорил Самохин. — Минут через тридцать появятся танки.

Действительно, через некоторое время три группы (примерно по двадцать танков в каждой) заполнили широкую луговину между перелесками. Образовав в движении кособокий клин, танки приближались к нашим позициям. Как только они миновали боевые порядки своей пехоты и повели ее за собой, с закрытых позиций ударила артиллерия.

С десяток вражеских машин было подбито. Досталось от артогня и пехоте. Полегло не менее роты фашистов.

Но основная масса танков продолжала двигаться вперед. От переднего края ложных позиций их отделяло уже не более сотни метров. По танкам начали бить сорокапятки, по пехоте — пулеметы. Это вступили в дело бойцы мотострелкового батальона. Они пробрались на ложные позиции после налета авиации. Схватка была короткой. Дали фашистам по-терновски и быстро отошли назад. То, что старший сержант Тернов действовал в составе этой группы, мне стало известно от комбата Кочеткова.

Получив сигнал о том, что наших на ложных позициях нет (последними отошли пулеметчики), артиллеристы открыли по врагу интенсивный огонь. Били до тех пор, пока не истребили всю авангардную группу. Немало танков уничтожили саперы. Сослужили свою службу подготовленные ими «сюрпризы». Двенадцать танков подорвалось на фугасах и минах, а шесть попало в «волчьи ямы».

Еще раз пришлось гитлеровцам вызывать на помощь свою авиацию. Ложные позиции были заняты противником только к исходу дня.

Теперь бои завязались на подступах к главному рубежу обороны. Гитлеровцы вынуждены были все начинать сначала. Драгоценное время нами было выиграно.

Впоследствии мы не раз прибегали к подобной тактике, вспоминая при этом каждый раз Константина Самохина.

   Далее >>